Кандидат философских наук
Т.Хабарова
Серьёзнейшим тормозом в развитии наших общественных (да и естественных, кстати) наук является на сей день укоренившееся позитивиствующее противопоставление общественного и естественного познания как, якобы «носящего» и «не носящего» выраженный конкретно-исторический, «формационный», классовый характер. Между тем, – как это, в общем-то, прямо вытекает из учения марксизма-ленинизма и было широко признано у нас в своё время, – «господствующие мысли» какой-либо эпохи, и в области наук о социуме, а в области наук о природе, суть более или менее сложноопосредованный, более или менее прослеживаемый, но безусловный экстракт господствующих материальных отношений, уходящих корнями именно в толщу материально-практических, материально-производственных межчеловеческих взаимосвязей и полностью детерминированный тем способом мироприсвоения, который типичен для класса, «заведующего» соответствующим общественно-историческим порядком.
Сегодня имеются все основания констатировать, что по существу, по своей роли в современной идеологической борьбе и по своим негативным последствиям для дела социалистического и коммунистического строительства, фетишизация естествознания выступила прямым преемником фетишизма стоимостных, товарно-денежных зависимостей в экономике («рыночного социализма»). Содействуя, – причём, энергичнейшим образом, – распространению буржуазно-объективистских мифов о «надчеловечности» естественнонаучного познания, о том, что оно коренится, будто бы, не в закономерностях общественной практики, а в специфических «трансцендентных» способностях человеческого интеллекта, «естественнонаучный фетишизм» силится затушевать тот непререкаемый исторический факт, что естественные науки, как мы ими реально располагаем, «достались по наследству» нам от предшествующей, буржуазной общественно-экономической формации, подобно другому такому же отслоению – товарно-денежным отношениям. Подобно тому как ход нашего общественного развития не вызвал ещё к жизни механизма, которым можно было бы заменить стоимостные, товарно-денежные регуляторы в народном хозяйстве, – точно так же не совершилось ещё у нас и переворота в естественно-технических воззрениях, который по своим масштабам и значению для судеб нашего общественного уклада был бы сопоставим со значением ньютонианства и последовавшей промышленной революции для исторических судеб буржуазии.
И точно так же, как фетишизация законов рынка, провозглашение их незыблемыми «вечными принципами» исчерпывающе показало себя на практике инструментом буржуазного перерожденчества и реставраторства в лоне социалистического строя, – так совершенно к тем же пагубным целям направлена и канонизация естественных наук, старания снять с повестки дня вопрос о конкретно-историческом, относительном (а никаком не «абсолютном и вневременном») характере добываемых ими истин.
С помощью «незаметных» на первый взгляд передёржек, манипулируя выхваченными из контекста высказываниями классиков марксизма, приверженцы этого «течения» стремятся возвести в абсолют, объявить чем-то «не зависящим от человека и человечества» не само по себе объективное положение вещей в природе, которое исследуется естествоиспытателем, а отражение этого объективного положения вещей в нашем познании, непосредственно содержание той или иной среди эмпирических наук. (Фактически становясь на точку зрения не В.И.Ленина, – к примеру, – но как раз уничтожающе раскритикованного В.И.Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме» махиста Базарова!)
Получается, что коль скоро общественные науки толкуют нам о чём-то решительно не могущем рассматриваться в абстракции «от человека и человечества», то они являют собой чуть ли не некий «второй сорт» познавательного процесса и должны быть «упорядочены» в свете познания-де «подлинно научного», «на твёрдой научной базе», каковою выступают закономерности, устанавливаемые физикой, химией, биологией и т.п. Это приводит к резкому, нарочитому принижению собственного познавательного статуса дисциплин идейно-теоретического цикла, вплоть до самой марксистско-ленинской идеологии в её целостности, взятой как определённое концептуальное построение, к фетишистски-демагогическим требованиям разрабатывать, развивать идейно-теоретические (мировоззренческие) и обществоведческие концепции, слепо равняясь лишь на «новейшие данные современного естествознания». Между тем, «современное естествознание» далеко не столь современно, как кажется наиболее категоричным его апологетам; и самое несовременное, самое обветшалое в нём – это именно его общемировоззренческий фундамент, в главных своих очертаниях заложенный, слава богу, ещё в эпоху, когда буржуазия – в те дни молодой и революционный класс – проделывала восходящую ветвь своего исторического пути.
Не следует выставлять здесь возражение, что-де естествознание материалистично; материализм бывает разной конкретно-исторической «пробы», так что и позитивизм, например, – тоже доктрина на свой лад «материалистическая». Не следует обольщаться также и тем, что в естествоведении издавна и много говорится о движении, развитии, взаимопревращаемости форм материи и т.д.; теория эволюции учит, бесспорно, в своём роде «о развитии», только «развитие» тут – не то, которое имеет в виду диалектика.
Словом, фетишистское изображение «науки вообще» как некоего отвлечённо-«трансцендентного» феномена, однажды и навсегда декретируемого для всех времён и народов,[1] – подобное изображение не даёт проследить в реальных, конкретно-наличествующих системах научных знаний их реального исторического происхождения и опосредования, выявить их дальнейшие перспективы, неизбежную историческую ограниченность, а отсюда и действительную, трезво измеренную ценность; что ведёт, в свою очередь, к путаным и бесплодным, подчас ещё и политически сбивающим с толку «рекомендациям» по их практическому и в особенности «методологическому» использованию. Совершенно и всецело разрушительную роль играют здесь непрекращающиеся попытки подвергнуть «упорядочению» на основе принципов объективистского естествознания самоё философию марксизма-ленинизма, материалистическую диалектику и иные жизненно важные составляющие коммунистического учения.
Так, можно встретить открытую проповедь «научной» (читай, эмпирико-естествоиспытательской) точки зрения в качестве некоей «третьей истины», возвышающейся «над схваткой», над борьбой противостоящих друг другу идеологий в современном мире и соответствующих им классовых позиций.[2]
Действительно, объективная конкретно-историческая истина всякой общественной проблемы в каждый данный момент единственна. Но это всегда – взгляд с высоты миропостижения передового класса эпохи, а не с какого-то беспристрастно-надклассового, в природе вещей не существующего «третьего горизонта». Класс-революционер, восходящий класс рассматриваемого исторического периода является полноправным и первоочередным обладателем объективной истины о современной ему хозяйственной и политической системе (а значит, и обо всех предшествующих, служащих ступеньками к ней), потому что он есть живой, непосредственный материальный носитель и субъект этой системности, он экономически господствует, – как определял дело В.И.Ленин, – над её центром и нервом.[3] Сквозь призму его исторического творчества, его материальной практики и революционной энергии человечество как таковое в данный отрезок времени «соприкасается» с миром и, следовательно, видит мир. Никаких более «высоких» истин, нежели те, что открываются через объективные сами по себе законы исторического творчества, исторического деяния класса-гегемона, у человечества нет и не может быть. Чтобы «увидеть» мироздание «таким, каково оно есть», надо на него взглянуть, надо «вступить с ним в контакт», «смотрит» же на мир и реально с ним «контактирует» всегда и прежде всего субъект общественно-практического действования, авангардный класс, а не обособленный «трансцендирующий» наблюдатель, висящий между небом и землёй.
Складывающийся у него «образ вселенной» революционный класс систематизирует в своих идеолого-философских, общемировоззренческих представлениях; поскольку всякую новую историческую силу первоначально более всего интересует её собственное местоположение в «общем мироустройстве», то идеолого-мировоззренческие концепции при их появлении обычно и приобретают ярко выраженный облик социально-политических, экономических и т.д. доктрин (а в ранние времена – даже и религиозных, подобно тому как буржуазная формация начинала с грандиозного противоборства между протестантизмом и католицизмом). В дальнейшем концептуальный каркас, представляемый идеологией передовых классовых сил, обрастает «плотью» конкретизированных естествоведческих теорий; по мере накопления естественнонаучных познаний совершается соответствующая данному способу производства техническая революция, – которая покамест никогда ещё и нигде не предшествовала революции социальной.[4]
Таким образом, познание природы – при всей «независимости» его предмета от земных человеческих интересов и страстей – всё же изнутри, как функция развивающейся общественно-исторической практики целиком обусловлено именно высотой этого материально-практического развития и отличается в рассматриваемом отношении от общественных наук, философии и самой идеологии лишь тем, что в этих последних выявить социопрактические опосредования, – которые здесь сплошь и рядом даны «открытым текстом», – гораздо проще, нежели в физике или химии. Тем не менее, замаскированность, «упрятанность» социально-практических корней в естествоведении не означает никакой его «надчеловечности» или «высшей» – в сравнении с открыто-«идеологическими» конструкциями – объективности. Она – эта замаскированность не может и не должна служить лазейкой к замазыванию формационной, конкретно-исторической сущности естествоиспытательства и к противополаганию естествоведческого познания обществоведческому как чего-то «единого для всех» – чему-то непостоянному, преходящему и в определённой мере «субъективному», требующему для себя неких сторонних, более «высококачественных» обоснований. Идеология пролетариата научна не потому, что основана на рецептах бэконианского естествознания, а потому, что адекватно и практически эффективно выражает «угол зрения», революционный идеал и материальный интерес класса, господствующего над центром и нервом эпохи, в которую мы живём. Попытки перепихнуть фундаментальнейшие сферы жизнедеятельности социалистического государства на какие-то «надчеловеческие» основы, «равноценные» –де для эксплуататорского и антиэксплуататорского общественного строя, – в высшей степени пагубная тенденция, по своей разрушительной силе давно уже, если внимательно присмотреться, оставившая позади себя «рыночный социализм». Преодоление этой особо изворотливой и к тому же мощно активизировавшейся разновидности фетишизма – одна из наиболее актуальных и безотлагательных задач на нашем идеолого-философском фронте, в решение которой чем дальше, тем всё явственней упираются и прочие скопившиеся здесь трудности и проблемы.
Москва, июнь 1984г.
[1] Ср., напр., П.Л.Капица. Научный и социальный подход к решению глобальных проблем. «Вопросы философии», 1977, №1, стр.63, 71:
«…наука только одна, как таблица умножения».
«…настоящие научные законы… неизменны во времени и приняты интернационально».
Стало быть, если положения, – скажем, – В.И.Ленина о партии и пролетарской революции Маркса о прибавочной стоимости «интернационально» не приняты (а капиталистический мир как таковой их не приемлет), то, видимо, они «настоящими научными законами» по этой «логике» и не являются.
[2] Ср.:
«Объект изучения общественных наук – человеческое общество. Законы его развития объективны. Поэтому при анализе тех или иных процессов общественные науки, отражающие разные классовые позиции, не могут добывать “свои собственные”, одинаково объективные (причём взаимоисключающие) истины. Несмотря на наличие буржуазной и пролетарской философии и политэкономии, истории и этики, объективных истин по каждой конкретной проблеме не две или множество, а одна. И объективные, истинные выводы науки равноценны для всех». (Наука и нравственность. Политиздат, М., 1971, стр.169. Курсив мой. – Т.Х.)
[3] См. В.И.Ленин. ПСС, т.40, стр.23.
[4] Ср.:
«Адекватная… материально-техническая база нового способа производства создаётся… в процессе функционирования этого способа производства. Возьмём общеизвестный, ставший хрестоматийным факт. Промышленный переворот, положивший начало системе индустриальных производительных сил, отстоял от исходного рубежа генезиса капитализма в Западной Европе на два-три столетия, он совершился после первых буржуазных революций. …появление качественно нового типа орудий и средств производства, принципиально иного характерного средства труда (для капиталистического способа производства таковым явилась машина) оказалось… не первопричиной, а следствием становления нового способа производства. …неправомерно… механическое выведение общественных форм из сдвигов в технике. Известные истории технические революции даже по времени не совпадают со сменой способов производства, с социальными революциями. Это неопровержимый исторический факт». (Производительные силы как философская категория. «Вопросы философии», 1981, №9, стр.95–96.)
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/100
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru