Сталинская
экономическая модель:
что это было,
как её разрушили,
есть ли у неё место
в нашем будущем
Председатель Исполкома
Съезда граждан СССР
канд. филос. наук
Т.Хабарова
Ведущий Сергей Прокопенко
Москва, июнь – август 2013г.
Стенограмма видеозаписи:
Здравствуйте, уважаемые Интернет-зрители. Я – ведущий Программы Сергей Прокопенко. В эфире Советское Сопротивление!
Мы продолжаем, в рамках Национально-освободительного Движения советского народа, цикл бесед с председателем Исполкома Съезда граждан СССР, лидером Большевистской платформы в КПСС, кандидатом философских наук Татьяной Михайловной Хабаровой.
Здравствуйте, уважаемая Татьяна Михайловна.
Наши передачи, наши беседы – это не только дань Памяти и Уважения к нашей недавней Истории, к Истории нашей Великой Родины, к Истории Государства Российского времён СССР. Каждая наша передача – это контратака Советского народа в информационно-пропагандистской войне, которую геополитический классовый враг небезуспешно ведёт по отношению к нам, на протяжении вот уже более полувека, лишая наш народ национального, классового… да и вообще – всякого самосознания, не давая людям правильно осмыслить и осознать всё то, что происходит с нами сегодня, не говоря уже о том, чтобы правильно осмыслить и осознать всё то, что происходило с нами, с нашим народом в недавнем прошлом… В ходе сегодняшней нашей беседы наши Интернет-зрители узнают (или смогут напомнить себе) о том, как именно… каким именно образом функционировал и развивался экономический механизм Советского государства, на каких основных принципах, как конкретно, работал этот экономический механизм, лежавший в основе былой мощи и процветания СССР, и который позволял Советскому Союзу быть суверенной, самодостаточной и стремительно развивавшейся мировой Сверхдержавой. А также о том. как, когда и по каким причинам этот экономический механизм замедлил, а затем и вовсе прекратил свою работу…
И сегодняшнюю нашу беседу я хочу начать с такого вопроса: уважаемая Татьяна Михайловна, правильно ли утверждать, что стремительное развитие социализма, социалистических общественных отношений в СССР, отношений, полностью отвечавших коренным интересам всего Советского народа… что такое развитие осуществлялось в России, в СССР только в эпоху правления Иосифа Виссарионовича Сталина и прекратилось чуть ли не сразу после его убийства фактическим агентом империализма Хрущёвым в 1953 году? И что всё то, что происходило в СССР после этой даты, – являлось целенаправленным разрушением социализма, социалистических общественных отношений, что, в конечном итоге, привело к поражению Советского народа, в 1991 году, в Третьей мировой империалистической войне и к фактической оккупации СССР американским империализмом? И что в дальнейшем нас ожидает лишь незавидная участь любого порабощённого народа, проигравшего войну… если только Советскому народу не удастся, что называется, «восстать из пепла» и каким-то нечеловеческим сверхусилием – восстановить, прежде всего, работу именно сталинского экономического механизма… и продолжить прерванное в 1953 году врагами нашего Отечества выстраивание социалистических общественных отношений на всей территории СССР? Расскажите, пожалуйста, о работе сталинского экономического механизма.
Сначала отвечу на Ваш вопрос.
Конечно, так нельзя говорить, что сразу после смерти Сталина началось у нас сплошное разрушение. Была ещё огромная инерция сталинского периода, народ был полон веры в строительство социализма и коммунизма, народ работал, было много честных людей, много и в партии, и в управленческом корпусе. Поэтому созидание продолжалось, и мы многое что сделали в послесталинский период. Мы, например, создали, я уже не говорю – поднялись в космос, создали Единую энергетическую систему страны, нефтегазовый комплекс. Достижение военного паритета с Соединёнными Штатами, и т.д. Так что процесс созидания продолжался, но с нами уже с конца Второй мировой войны велась новая мировая империалистическая война. Уже в 48-м году, как известно, Совбез США принял знаменитую Директиву 20/1, в которой прямо говорилось, что Штаты ведут войну с Советским Союзом и что это война именно на уничтожение нашей общественной системы, нашего общественного строя и нашего народа. Так что тормозное воздействие этой войны, конечно, не могло не сказываться. Всё покатилось под откос, только когда к власти сумела прорваться вот эта клика, подготовленная тоже агентурой влияния Запада, – клика предателей во главе с Горбачёвым.
Теперь о сталинском экономическом механизме.
I
Давайте сначала поговорим о сегодняшнем общем кризисе в мировой экономике.
Ну, понятно, что устарелость самой идеи частной собственности, но мы пока об этом не будем.
Конкретная какая причина?
Конкретная причина – это долларовый «пузырь», т.е. циркуляция в мире огромной массы долларов, не обеспеченных никаким реальным товарным содержанием. И тем не менее, они циркулируют как якобы полновесная валюта. К тому же ещё и мировая валюта.
Допустим, мы с вами обыкновенная страна в «до-долларовую» эпоху, т.е., до «пузыря».
Мы хотим жить лучше, но производить больше у нас не получается.
Тогда мы напечатали больше наших денег. Но жить лучше не стали, у нас началась инфляция.
Мы с нашими деньгами – в соседнюю страну. Давайте мы у вас купим, что сами недопроизвели. Но нам отвечают: э, нет, покупайте на золото или давайте меняйтесь с нами валютой по золотому эквиваленту.
Но мы не можем: у нас и золота, как такового, столько нет, и валюта наша обесценилась.
Вот это тот самый рубеж, который Штаты для себя и перешагнули, когда миру навязали свой доллар, свою национальную валюту вместо золотого стандарта.
Ведь это хорошо известно, что американцы уже очень давно не производят столько, сколько потребляют. Но они изобрели вот этот уникальный мировой финансовый порядок, что они со своей национальной валютой, без всякого золота, из любой страны запросто выгребают всё, чего им нехватает, чего они недопроизвели у себя.
А в этой стране что происходит? Ну, которую они фактически грабят?
В ней происходит то, что часть производимого ею национального продукта отвлекается на обслуживание чужой валюты – доллара. Значит, на долю её собственной национальной валюты приходится меньше. А значит, у них начинается инфляция этой их собственной внутренней валюты.
А кто, в основном, покупает на внутреннюю валюту? Ну, кто у нас покупает на рубли? Правильно, – трудяги; бюджетники разные и иже с ними. «Элита» вся жирует на доллары, их это не касается. Так что плюс к инфляции, начинается ещё аномальное социальное расслоение, свыше привычного предела.
Структура, призванная бороться с инфляцией, это Международный валютный фонд. Это одна из стержневых штабных структур транснационального капитала.
Как же он борется?
Мы видим, как он борется. Раз у трудящихся инфляция, т.е., у них, вроде бы, слишком много денег, значит, надо, чтобы у них денег стало меньше. Урезаются зарплаты, пенсии, стипендии; ранее бесплатные социальные блага становятся платными. Ну, раз у вас лишние деньги завелись, так и платите!.. Мы каждый день на экранах телевизоров видим эту МВФовскую «борьбу с инфляцией», и как трудящиеся в той же Европе на неё реагируют.
А дело разве в том, что рядовые граждане слишком «разбогатели»? Дело не в этом, а дело в том, что их страну обсасывают Штаты, при помощи своего хитроумного изобретения с долларом. Штаты отвлекают на себя, совершенно задаром, часть чужого национального богатства. Вот потому местным жителям и нехватает, потому они и мучаются от инфляции, а следом за инфляцией идёт безработица, поскольку сокращают рабочие места, по рецептам того же МВФ, – опять-таки, чтобы меньше платить.
При этом наверняка любой член директората Международного валютного фонда знает, – не может не знать, – что для того, чтобы покончить с инфляцией и вообще со всем этим кошмаром, надо только одно: проколоть долларовый «пузырь».
Но на «пузыре» зиждется нынешнее несправедливое, паразитическое «благосостояние» и «могущество» Соединённых Штатов, поэтому они держатся за него бульдожьей хваткой. Заикнулся-было Стросс-Кан, чтобы доллар заменить «корзиной валют», – и ему тут же подослали шлюху, с помощью которой поставили крест на его и профессиональной, и политической карьере. А что произошло с Саддамом Хусейном и Каддафи, которые добивались перехода в международных расчётах на золото, – не стоит уже и напоминать.
Я пока не вижу, как мы тут к Сталину перейдём…
Очень просто перейдём, потому что то, из-за чего погибли и Каддафи, и Хусейн, Сталин сделал ещё в 1950 году. Т.е., он вывел страну из МВФ, – куда мы, было, вступили в состоянии послевоенной эйфории, – и утвердил рубль на золотой базе.
Т.е., он полностью обезопасил экономику СССР от вмешательства извне.
Сама же сталинская модель представляет собой, – как это ни парадоксально прозвучит, – объективное обобщение лучшего из того, что было достигнуто к тому времени капитализмом, в его хозяйственном развитии.
В любой капиталистической корпорации действует двухступенчатая система ценообразования. Это значит, что вся прибыль извлекается из цены конечного продукта, который реально уходит на рынок. Те звенья корпорации, которые заняты изготовлением промежуточного продукта, свою продукцию передают друг другу, по технологической цепочке, по так называемым трансфертным ценам, практически равным себестоимости. В трансфертных ценах прибылеобразующая компонента, по существу, не содержится. Свою долю прибыли промежуточные звенья получают потом, после реализации конечного продукта.
Чем хороша эта схема?
Она целенаправленно работает на снижение себестоимости конечного продукта, – поскольку цена конечного продукта не загромождается прибылью в промежуточных звеньях: прибылью, сформированной, так сказать, преждевременно.
Ну, а где ниже себестоимость, там при прочих равных рыночных условиях весомее прибыль и выше конкурентоспособность, – так как шире поле для манёвра ценой на рынке. В случае чего, цену можно снизить, без слишком уж разорительного ущерба для доходности.
Вот эта схема у нас при Сталине была распространена на всё народное хозяйство.
Только, ради бога, не надо истолковывать это так, что, – дескать, – решили распространить и распространили. Никто таких решений не принимал, и наверняка ни сам Сталин, ни его окружение об этом даже и не думали. Это был объективный процесс.
И он, безусловно, не так прост, как может показаться. Прежде всего, тут надо сначала социалистическую революцию совершить, – чтобы все средства производства оказались в руках одного хозяина: государства, чтобы образовался единый народнохозяйственный комплекс.
Далее, надо разобраться, где тут у нас, – в рамках всего народного хозяйства, – промежуточный продукт, а где конечный.
И вот, в качестве конечного продукта, в рамках социалистического народного хозяйства, определились товары народного потребления. Ведь наша экономика работает, в конечном счёте, на удовлетворение потребностей трудящихся. Вся масса товаров ширпотреба, это и есть её конечный продукт.
Ширпотреб непосредственно выходит на рынок и раскупается населением. В цене товаров ширпотреба и должен в основном содержаться тот доход, который в принципе можно извлечь из функционирования единого народнохозяйственного комплекса при социализме.
Одни только предметы народного потребления, в правильно построенной социалистической экономике, являются товарами в полном смысле слова и подчиняются действию товарно-денежных отношений.
Ну, а что же с промежуточным продуктом? А промежуточным продуктом оказывается вся продукция производственно-технического назначения. За исключением той её части, которая идёт на экспорт и реализуется иностранному покупателю как товар, а также той, которая реализуется на внутреннем потребительском рынке и входит, по существу, в число товаров народного потребления (ну, например, стройматериалы и тому подобное).
Крупные же средства производства у нас товарами, в общем и целом, никогда не были, – если не считать хрущёвской затеи с продажей сельхозтехники колхозам, но об этом особый разговор. В общем случае средства производства никому не продавали, они фондировались – распределялись в плановом порядке. Конечно, не надо представлять это себе так, что всем всё направо и налево раздавалось бесплатно. Часть этих затрат несли сами предприятия; основные, фундаментальные вложения финансировались из бюджета.
Давайте теперь какую-то общую картину составим.
А общая картина у нас как раз такая и получилась, что всё народное хозяйство превратилось как бы в гигантскую корпорацию, работающую на внутренний потребительский рынок.
Продукция производственно-технического назначения передаётся по общетехнологической цепочке от одного звена к другому, вот именно, по трансфертным ценам; себестоимость плюс так называемая минимальная прибыль, не более 4–5% к себестоимости. Норма этой «минимальной» прибыли – единая по всему народнохозяйственному комплексу; т.е., всякие махинации с прибылью исключены. Решающим плановым показателем становится снижение себестоимости.
Вот эти наши трансфертные цены назывались у нас оптовая цена предприятия. Я ничего «от себя» не выдумываю, возьмите учебник политэкономии 1954г. и прочитайте там всё это своими глазами.[1]
Теперь, что касается нашего конечного продукта.
Наш конечный продукт – товары народного потребления – поступал на потребительский рынок и реализовывался здесь по розничным ценам. Цены нашего потребительского рынка, да, устанавливались государством, но, – как справедливо и настойчиво подчёркивал известный советский экономист Н.И.Ведута, – не с кондачка и не «с потолка», а они в период действия сталинской модели представляли собой, фактически, цены равновесия между спросом и предложением. Вот в розничной цене потребительского товара и содержался, в основном, тот доход, который социалистическое государство, как собственник всего производственного аппарата страны, могло из функционирования этого аппарата извлечь.
Господи боже, что же это получается. Из цены прокатного стана оно ничего не могло извлечь. А из цены коробки с конфетами…
Ну, если прокатный стан шёл на экспорт, то и из его цены извлекали. И даже если он на экспорт не шёл, то всё равно из оптовой цены предприятия-изготовителя, из его так называемой минимальной прибыли изымались в бюджет отчисления от прибылей. Ещё раз всячески акцентирую, что вся используемая мной терминология – это наша официальная терминология той поры.
Но главная доходообразующая составляющая, – повторяю, – содержалась в цене потребительского товара. Она ориентировочно закладывалась в отпускные цены предприятий лёгкой и пищевой промышленности (предприятий группы «Б»[2] общественного производства) и носила наименование налог с оборота. Скажем сразу же, что название это в корне неправильное, поскольку по своей природе эта составляющая никаким «налогом» не являлась. Видный советский экономист-плановик А.В.Бачурин предлагал называть её общегосударственный доход, – ведь налог с оборота поступал целиком в бюджет.
Итак, отпускная цена (трансфертная!) на продукцию группы «А», это была оптовая цена предприятия, с минимальной прибылью в ней; отпускная цена на продукцию группы «Б» называлась оптовая цена промышленности, и в неё, кроме минимальной прибыли, входил ещё налог с оборота (будем пока так его называть).
Ну, и чтобы быть совсем точными, в розничной цене к оптовой цене промышленности добавлялись ещё издержки обращения и прибыль оптовой и розничной торговли.
Невольно создаётся впечатление, что это была какая-то чудовищная «обдираловка» реального рядового потребителя. Ну, если чуть ли не весь доход государства, бюджета – из цены тех товаров, которые человек приобретал…
А вот и нет!
Дело обстояло как раз наоборот.
Благодаря тому, что цены на всю абсолютно промежуточную продукцию – на материалы и энергоносители, на станки и машины, на транспортировку, на любое оборудование, на инструмент, ГСМ и прочее – были практически освобождены от прибылеобразующей составляющей, за счёт этого себестоимость нашего конечного продукта – ширпотреба – снижалась колоссально. Естественно, себестоимость падала и во всех звеньях общетехнологической цепочки. Мне вот непонятны завывания чуть ли не всех наших писак на экономические темы, что, – дескать, – Россия не Америка и мы всю жизнь страдали (и обречены страдать!) из-за крайне высокой себестоимости наших изделий. Откуда они всё это берут? Да у нас в эпоху действия сталинской модели (а по ряду позиций, по инерции, и много позже) себестоимость абсолютно всего, что ни возьми, была существенно ниже, подчас в разы ниже, чем в той же Америке и в Европе. Поэтому у нас на метро можно было за 5 коп. всю Москву пять раз объехать, и метрополитен при этом в финансовом отношении отнюдь не бедствовал. А в Америке – за доллар, и то лишь в одном направлении, без учёта пересадок.[3]
И вот таким образом между себестоимостью потребительского товара и его розничной ценой и возникал весьма и весьма увесистый пласт вот этого самого налога с оборота. И это была никакая не «обдираловка» розничного покупателя, а это был результат высочайшей эффективности социалистической экономики, когда она правильно, по-марксистски, по-сталински организована.
Мало того. Государство хоть и забирало себе налог с оборота, но ведь оно тут же часть его возвращало населению, в виде ежегодного массированного снижения розничных цен. Причём, цены снижались не на всякую заваль, – как у нас нынче наловчились врать, – а прежде всего на основные, первостепенные предметы потребительского спроса – на хлеб, крупы, мясомолочную продукцию, картофель, овощи, сахар и т.д. И снижения были ощутимые – порядка 10% и более.
Видимо, мы должны это охарактеризовать как очень даже убедительный способ повышения материального благосостояния трудящихся…
Это был не просто способ повышения благосостояния, а это был один из двух главных каналов передачи трудящимся их доли дохода от функционирования общественной, общенародной собственности на средства производства.
У нас сегодня вся «левая» пресса полна нытьём, что, – мол, – не было в СССР общественной собственности и что никто, будто бы, до сих пор не смог сформулировать, в чём общественная собственность при социализме должна заключаться. Извините. И как социально-экономическая реальность она у нас была, в первую очередь при Сталине. А что касается формулировок, то мы Большевистская платформа и затем Съезд граждан СССР – с начала 90-х годов непрерывно твердим, что общественная собственность – это когда обобществлены не только средства производства, но и прибавочный продукт, и он гарантированно поступает в руки трудящимся, как собственникам всего этого добра. Вот тогда они и собственники, – когда им каждый год 1 марта объявляют, что цены по всему народному хозяйству снизились, – а значит, их жизненный уровень возрос, – на 10–15%.
Хочу всячески подчеркнуть, – и это в моих работах, на протяжении двадцати с лишним лет, многократно повторено, – что кроме регулярного и ощутимого снижения потребительских цен, для рядового труженика на сей день не существует в природе другого способа стать обладателем тех благ, которые ему причитаются от функционирования обобществлённой собственности.
И не надо выдумывать всякую ерунду с начислением нефтяной ренты на личные счета граждан и т.п. Мы на примере каддафиевской Ливии видели, к чему приводят даже очень щедрые денежные выплаты, когда в глазах граждан теряется связь между этими выплатами и непосредственными результатами их труда.
Но вы сказали, что снижение цен – это только один из двух главных каналов повышения жизненного уровня…
Ну да, а второй канал – это наращивание фондов бесплатного общественного потребления – медицинских, оздоровительных, рекреационных учреждений, культурных и учебно-образовательных, развитие всевозможной социальной инфраструктуры, жилищного строительства, улучшение пенсионного обеспечения и пр. И это за счёт всё той же «подушки» налога с оборота и других поступлений в бюджет.
А как обстояли дела с ценами на сельскохозяйственную продукцию? Ведь колхозы не были государственными предприятиями.
Колхозы при Сталине не являлись собственниками крупной сельскохозяйственной техники. Крупная техника была сосредоточена в машинно-тракторных станциях – МТС. МТС в состав колхоза не входила, это было отдельное от колхоза бюджетное предприятие. Поэтому затраты на приобретение, содержание и обслуживание техники не включались в себестоимость колхозной продукции. В себестоимости колхозной продукции учитывался в основном только живой труд колхозников. Конечно, колхозы оплачивали работу МТС, но прокат любой техники всегда значительно дешевле, чем иметь её в полной собственности.
Вот потому у нас в годы действия сталинской модели, – и люди старшего поколения прекрасно это помнят, – прилавки магазинов и колхозных рынков ломились от первосортных продуктов. И это при регулярно снижавшихся ценах. Надо, наконец, поставить заслон этому вранью, будто в послевоенную пору жили впроголодь. В какую послевоенную? С 1947 года, когда начались ежегодные сталинские снижения цен, никто нигде в Союзе впроголодь не жил, всего везде было завались и залейся; причём продукты предлагались сплошь натуральные, такого качества, какое при нынешнем «изобилии», суррогатном, и не снилось.
II
И как же всё это оказалось порушено?
Не успел Сталин, как говорится, умереть, как Хрущёв заставил колхозы выкупить технику у МТС, – и это вопреки самым категоричным сталинским предостережениям, которые содержатся в его классическом труде 1952г. «Экономические проблемы социализма в СССР».
В результате затраты на приобретение и содержание крупных технических средств влезли в себестоимость продукции колхозов. Нетрудно догадаться, что после этого на политике регулярного снижения цен на продовольствие, а затем и на все прочие потребительские товары, пришлось поставить крест. Вместо снижения цен образовалась (и не могла не образоваться) тенденция к их постоянному росту. Чтобы этим ростом не бесить людей и не нарываться на эксцессы, подобные тем, которые произошли в своё время в Новочеркасске, продовольственные цены вскоре пришлось дотировать.
Вот венец этого антисталинского и тем самым антинародного выкрутасничества; «подушка» налога с оборота в продовольственных ценах сменилась дотационным «волдырём».
Там была ещё реформа Косыгина…
«Реформа» 1965–67 годов довершила разгром сталинской экономической модели. Она переломила «становой хребет» модели: т.е., принцип неизвлечения прибыли из цены промежуточного продукта.
Прибыль начала формироваться подряд во всех звеньях общетехнологической цепочки: на предприятиях, и мало того, в соответствующих ведомствах. Но реальную прибыль, экономически «здоровый» доход можно получить только на реальном рынке. А ведь реального рынка средств производства (продукции производственно-технического назначения) у нас не было.
«Вышли из положения» таким образом, что было предписано прибыль в цене продукта формировать пропорционально стоимости затраченных производственных основных фондов и материальных оборотных средств.
Дескать, всё у нас будет «по-умному», как при капитализме. Ведь там прибыль складывается пропорционально вложенному капиталу… Да, но упустили одну «деталь»: там складывание прибыли в пропорции к капиталу, это объективный процесс, он на рынке средств производства осуществляется, на инвестиционном рынке. А где это вы видели капиталиста, чтобы он прибыль себе начислял, просто сидя в конторе?
Но у нас-то, – повторяю, – этого инвестиционного рынка как раз и не было. Поэтому прибыль стали формировать воистину по-дурацки: пропорционально произведённым материальным затратам.
Отсюда и пошёл развал эффективности в народном хозяйстве.
Я уже догадываюсь, как это происходило…
Ну да, тут, мудрено не догадаться.
Зачем делать машину легче, – давайте сделаем её потяжелее, больше металла потратим и больше «прибыли» запишем в цену. Зачем брать песок из соседнего карьера, – давайте его возить за сотни километров; то-то «прибыли» наварим в цене. И т.д.; такими фактами была переполнена наша пресса конца 60-х – начала 80-х годов.
На предприятиях и в ведомствах завелись наличные деньги, – чего при Сталине не было и в помине, там все основные расчёты осуществлялись в безналичном виде. А где «живые» деньги, тут же следом идёт их «нецелевое» растранжиривание: «охотничьи домики» разные, пьянки-гулянки за казённый счёт в рабочее время и т.п. Помню, мама моя удивлялась: зачем директору завода ванная рядом с кабинетом? Он, что, – у доменной печи целый день стоит? Или у него дома ду́ша нету?
Тут и теневая экономика не заставила себя ждать: ибо почвой для её разрастания как раз и служит вот эта возможность беспрепятственно разбазаривать народные средства. В безналичном денежном хозяйстве ей просто не из чего взяться.
Словом, должна быть прекращена вот эта глупая болтовня многих и многих наших псевдо-«теоретиков», будто СССР разрушила партбюрократия, партноменклатура как таковая, «как класс».
Я партбюрократов не выгораживаю, но всё-таки марксизм учит, что бытие людей определяет их сознание, а не наоборот. А бытие общества – это господствующие в нём производственные отношения, «во главе» с формой собственности. Меняется форма собственности, – под влиянием таких причин, которые вообще способны её изменить (война, революция и пр.), – и люди изменятся неузнаваемо. Мы на примере нашего народа видели и видим, как из мелких жуликов «олигархи» получаются. Стал бы кто-нибудь из нынешних «олигархов» миллиардером, если бы – если бы победивший в психоинформационной войне геополитический противник не ввёл у нас частную собственность? Сидели бы все спокойно на тех местах, которые занимали при Советской власти.
Вот нечто подобное произошло и в результате косыгинской «реформы».
Хотя её внешние проявления выглядели сплошь и рядом абсурдно, но по её замыслу она вовсе не являлась каким-то головотяпством. Наоборот, это был очень точно, дьявольски точно рассчитанный удар в самую сердцевину нашей экономической системы. Он, этот удар, перерубил связку между социалистической формой собственности и соответствующим ей принципом извлечения (а стало быть, и распределения) общественного чистого дохода.
И как из никому не известного завлаба вырос олигарх Березовский, так и тогда – как только официально была узаконена возможность извлекать и присваивать несоциалистический по своей природе доход, разрушительный для народного хозяйства, так тут же появились люди, нацеленные именно на такой путь повышения своего личного благосостояния. Это объективный процесс, понимаете? Две стороны одной и той же медали. Уродство в производственных отношениях тут же обросло таким же уродливым человеческим воплощением.
Выходит, вот эти парт-гос-хоз-номенклатурщики, которые начали, по существу, воровать, – они ни в чём не виноваты, что ли?
Нет, они виноваты, конечно, в том, что воспользовались в своих целях негативными изменениями в окружающей экономической среде. Они стали проводниками этого негатива в нашу жизнь; они его, так сказать, материализовали.
Я другое хочу подчеркнуть: что не эти люди, в их основной массе, нам этот негатив сделали. Точно так же, как контрреволюцию 90-х годов сделали не директора и секретари парткомов, которые прихватизировали вверенные им заводы. Это сделал, – да, и их руками, в том числе, – но это сделал геополитический классовый враг, который полвека вёл против нас необъявленную войну на уничтожение нашей системы, нашего общественного строя.
Вы всё – война да война, а наши «левые», чуть не в один голос, говорят: не надо нам этой конспирологии, мы марксисты, мы должны исследовать классовые причины происшедшего.
А я вам, что, – не марксист, что ли?
Только я – марксист XXI века, а «наши левые» даже не в XX, – где-то в XIX веке застряли.
Классовая борьба развивается, как всё на свете, формы её меняются, и кто хочет сегодня называться марксистом, тот должен понять, наконец, что на сей день высшей формой классовой борьбы, в мировом масштабе, является современная империалистическая война.
Классовая борьба давно интернационализировалась, глобализовалась, и вот эта бушующая на планете война, она и есть форма её интернационализации, современная форма противостояния между Трудом и Капиталом.
Поэтому, когда мы рассматриваем события в какой-то стране, – прежде всего у нас, – через призму этой войны, в её контексте, то мы не удаляемся от марксистского классового подхода, а наоборот, берём его в его наиболее развитом, наиболее продвинутом виде.
Но мы куда-то отклонились от сталинской модели.
Да нет, мы просто изучаем вопрос, как она была разрушена. И пришли к заключению, что её разрушение, это была не чья-то глупость, не происки партбюрократии и не какой-то саморазвал социализма, спонтанный, а это была очень даже неплохо подготовленная и проведённая крупномасштабная диверсионная операция психополитической войны. «По дурости» такое нельзя было сварганить. Слишком уж хорошо была продумана эта «дурость». Да, людей вынуждали действовать по-дурацки, но это же умышленно делалось, именно с целью посеять хаос в экономике.
И надо вспомнить, сколько вокруг «реформы» 1965г. толклось всяких пятиколонников от экономической якобы-«науки». Вряд ли намного меньше, чем вокруг Горбачёва с Ельциным. А ведь это всё прямая агентура влияния Запада.
А какие у сталинской модели перспективы на будущее? Вообще, есть у неё будущее? Можем мы утверждать, что после восстановления социализма в стране народное хозяйство окажется снова организовано на сталинских началах?
Мы можем и даже должны так утверждать, поскольку никаких других вариантов тут попросту и нет.
Общемировая хозяйственная эволюция совершается таким образом, что она как бы становится на плечи каждого предыдущего этапа, берёт из него лучшее, обобщает его, широко распространяет и на этом лучшем, как на фундаменте, строит следующий этап. Причём, лишний раз подчеркну, что процесс этот объективный, и надо поверить классикам в том, что он протекает, в некотором парадоксальном смысле, «независимо от нашей воли и сознания». Т.е., не Сталин, так кто-то другой непременно бы то же самое осуществил.
Вот в лице сталинской двухмасштабной ценовой модели мы и утвердились на плечах предшествовавшего нам капиталистического способа производства. Взяли из него лучшее (худшее, – естественно, – отбросили), и это лучшее распространили с отдельно взятого производственного звена (с корпорации) на всю целостность народного хозяйства.
И так будет везде, не просто к нам вернётся, а распространится по всей планете, поскольку это объективно-историческая, объективно-логическая неизбежность. Как на смену крепостному неотвратимо пришёл наёмный работник, а на смену наёмному работнику придёт всесторонне развитая творческая личность, так и на смену частной собственности придёт собственность общественная; единственно лишь, нужно иметь в виду, что не только средства производства должны быть обобществлены, но и прибавочный продукт. А схема обобществления прибавочного продукта, это и есть сталинская экономическая модель, сталинская двухмасштабная система цен.
«Реформаторы» социалистической экономики обычно тычут пальцем в капитализм и говорят, что раз там пока живут лучше, чем мы живём, то и надо заимствовать их методы, а не пытаться изобретать чтото своё.
Но получается, что самое ценное от капитализма взяли не они, а как раз поносимый и проклинаемый ими Сталин. Можем ли мы придти к такому заключению и смело его пропагандировать?
Безусловно. Мы можем и должны пропагандировать, что СССР при Сталине, уничтожив эксплуатацию и прочее связанное с капитализмом зло, тем не менее, объективно заимствовал от буржуазного способа производства то, что было в нём ценного, исторически перспективного и сулящего прогресс.
Потом, не мешает вспомнить, что годы действия сталинской модели на полную мощь, 1947–1953, вызвали настоящую панику среди западных экономистов и государственных деятелей. Их ужасало это зрелище стремительно нараставшего материального благосостояния не избранных, а самых широких масс трудового населения. Они понимали, что если так дальше пойдёт, то их дни, дни их системы сочтены. «Остановить Сталина», остановить вот эту сталинскую поступь Советского Союза сделалось для них вопросом жизни и смерти.
Вот почему и обрушилось на нас так называемое «разоблачение культа личности». Ведь объективного запроса из глубин народа на какие-то «разоблачения» деятельности Сталина не было. Да, мы все устали от аллилуйщины в его адрес, но ведь прекратить это после его кончины ничего не стоило. А чтобы вот так взять и смешать с грязью чуть ли не всё, содеянное Народом в сталинскую эпоху, – извините, этого не народ, этого только недобитки разные хотели. Одни – уцелевшие ещё с Гражданской войны, другие – с Великой Отечественной, третьи – от борьбы с басмачами, с «лесными братьями» и прочими «глашатаями свободы», включая правотроцкистское охвостье. Не был это глас Народа, это была, – опять-таки, – крупномасштабная подрывная операция информационно-психологической войны.
Потому народ так и опешил, и растерялся, – потому что это не отвечало его внутренним побуждениям. Ведь не растерялся же он в 1917 году и пошёл за большевиками, – потому что проповедуемая большевиками революция была созвучна его внутреннему настрою, отражала его глубинные устремления.
А насколько готово, по-вашему, нынешнее левое движение ко «второму пришествию» сталинизма в нашу общественную жизнь? К его возвращению не в виде новой волны славословий в адрес Сталина, – это мы и сейчас уже имеем, – а в виде реального внедрения в практику, ну, хотя бы той же экономической модели?
В массе своей оно к этому никак не готово, поскольку, – как мне обрыдло уже повторять, – в массе своей оно пока что имитационное.
Но это ведь не значит, что те, кто всё понимает про ту же сталинскую модель, должны сидеть, сложа руки. Лично я об этом пишу с 1970-х годов, эти работы направлялись в Госплан, в академические институты, в газеты и научные журналы; кое-где мне удавалось добиться даже обсуждения, как, например, в Госплане. В основном они, конечно, замалчивались, но дело в том, что они ведь ЕСТЬ, они существуют; их можно извлечь из архива, и мы их извлекаем, публикуем, размещаем в Интернете, и мы видим, что они не только не устарели, но во многом ещё и сегодня идут впереди времени.
С 1989г. у меня появилась возможность эту деятельность проводить в какой-то мере публично; публиковаться, пусть в микротиражных изданиях; выступать на разных оппозиционных мероприятиях, на мероприятиях наших двух организаций, разнообразить форму подачи материала и т.п.
А в результате отложился огромный задел, который к тому же всё время пополняется. Задел этот настолько добротный, что мы – Съезд граждан СССР – когда готовили наш Проект новой редакции Конституции СССР, то смогли в нём прописать сталинскую экономическую модель уже напрямую на юридическом языке, на языке статей Основного Закона страны.
И у меня нет ни малейших сомнений, что труд такого объёма, такой добросовестности и такой концептуальной результативности, что он неизбежно будет в свой срок востребован, несмотря на все потуги имитаторов, как позднесоветских, ещё сусловско-андроповских, так и сегодняшних. Будет востребован и мыслящей общественностью, и освободительным движением, и возрождённой Советской властью. Если, конечно, она окажется достойной этого наименования, – на что мы все горячо уповаем, ибо мы, честные советские патриоты, честные солдаты своей Советской Родины, ни в чём, ни в какой малости ей не изменившие за всё это лихолетье, мы этого просто, по справедливости, заслужили.
III
Татьяна Михайловна, я хочу задать Вам ещё один вопрос: как Вы считаете, возможно ли, на Ваш взгляд, для России сегодня избавиться от американской оккупации, оставаясь при этом или перейдя в качество буржуазного государства, в рамках, так сказать, государственного капитализма? Сменив, например, компрадорскую элиту на национальноориентированную, приведя к требованиям национальных интересов работу всех институтов государственной власти сегодня и т.д., т.е. выполнив всё то, чем, по крайней мере на словах, занимается сегодня Путин, называя себя лидером национально-освободительного движения России?
Ну это абсолютно невозможно, то, о чём он говорит.
Путиноиды, они, в сущности, заимствовали нашу идею, потому что, как это и показано в публикациях, Фёдоров до 2012 года ни о какой оккупации не говорил. А мы о ней говорим 20 лет. В 2001 году было принято Постановление Съездом граждан СССР второго созыва О статусе СССР как временно оккупированной страны. Перехватили эту идею. Ну правильно, это же имитация. Имитация – это один из главных приёмов информационно-психологической войны. Но речь у нас-то шла об оккупации чего – СССР. А ведь Путин говорить об оккупации и освобождении СССР не может. Вот они и выдумывают: у них, будто бы, нормальное буржуазное государство, вот в лице этой Эрефии. Так они ставят вопрос. Его нужно освободить от оккупации. И вот тут-то мы заживём. Вот тут и подвох, потому что нужно хорошо понимать, что никакого нормального, вразумительного, членораздельного буржуазного государства у них нет. У них есть оккупационный режим. Вот начинаешь нашим коммунистам говорить об оккупации. Они тебе в ответ орут: а строй какой? Да нету никакого строя. Вот это и есть строй, этот оккупационный режим. Это, между прочим, тоже очень сложное, хитроумное, требующее очень большого труда для своего изготовления экономическое устройство. Вот оно и функционирует. И оно функционирует не на благо народа, не на развитие производительных сил оккупированной страны. Оно функционирует на разграбление национального достояния и на высасывание, перекачку, транспортировку наших национальных богатств в пользу страны-оккупанта.
Говорить о том, что оккупационный режим – можно там элиту сменить, почистить его и он зафункционирует так, как надо, это так же смешно, как говорить: вот мы возьмём капитализм и без всяких революций, без ничего там устроим социалистический строй, только элиту сменим, партию заменим на КПСС и т.д. Это же полная чепуха.
Наши коммунисты вполне могли бы Путина усадить в калошу с этим, спросить его: от чего вы собираетесь освобождаться, от какой оккупации? Вы сами – оккупационный режим, от какой оккупации нужно оккупационный режим освобождать? Его нужно просто уничтожить, выбросить, т.е. избавиться стране нужно от вас. А не вы должны страну от чего-то избавлять.
Но они же – имитаторы, зюгановцы. Поэтому они такого вопроса – мы от них с 96-го года добиваемся – они поставить такой вопрос не могут. Значит, мы должны путинцам говорить, и Фёдорову в том числе: от какой оккупации вы собираетесь освобождаться? Если мы действительно освободимся от оккупации, если это будет действительное освобождение, а не словесное, не имитационное, то после оккупации у нас должно быть образовано то государство, которое было оккупировано, т.е. Советский Союз. Тут есть страны-оккупанты, есть оккупированный Советский Союз и есть оккупационный механизм. Всё! Больше тут ничего нет – никаких нормальных буржуазных государств тут нету. И после оккупации должно восстать из пепла то государство, которое было оккупировано. Ничего другого здесь получиться не может. А нормальное, более или менее нормальное, так сказать, исторически образовавшееся буржуазное государство, оно после оккупации социалистического государства никак на его руинах образоваться не может.
А государственный капитализм?
Никакого государственного капитализма, ничего тут не будет. Потому что у них, вот я повторяю, у них механизм, нацеленный, так сказать, на разделку нашего производственного потенциала, оборонного, человеческого, природно-ресурсного – всякого. И иначе функционировать этот механизм не может. Его можно только, ну я не знаю, что можно делать с помощью гильотины? Только головы рубить. Если вы не хотите головы рубить, значит, нужно её выбросить на свалку. Вот и всё. Ведь каждый механизм нацелен на выполнение чего-то определённого. Точно так же и этот механизм: он нацелен на разделку нашей страны. Любого потенциала, которым она располагает. Его нельзя переделать на что-то другое. Освободиться от оккупации, я повторяю, это прогнать Путина, ликвидировать этот оккупационный режим и с этих руин начать восстанавливать СССР. Так оно и будет. Потому что таков ход истории. Потому что это более прогрессивная общественная формация. И нельзя её вот так подавить. И Вы в своём вступительном слове сказали, и я повторяю: Советский народ найдёт, конечно, силы консолидироваться снова как таковой. И судьба этой мясорубки чудовищной, которая тарахтит на нашей территории, она будет решена таким образом.
А вот тот же Навальный, сегодняшняя так называемая «болотная оппозиция», они тоже призывают убрать Путина и т.д., и т.п. Выходит, что…
Ну, убрать Путина они призывают. Путин – это марионетка, это гауляйтер, поставленный здесь оккупантами. Давайте мы уберём Путина. Они поставят кого-нибудь ещё: не Медведева, ещё кого-то найдут. Смена руководящей персоны, она ничего не решит. А ставить вопрос так, как мы ставим, что давайте уберём этот режим как оккупационный, как таковой, и освободим страну, какая она должна быть, – ведь вы этого от Навального, от Немцова не услышите. «Россия без Путина». А дальше что? Медведева посадят или кого-то ещё – того же Навального.
Абсолютно ничего.
Ничего абсолютно не изменится.
Технология развала и хаоса.
Наоборот, по-моему, это в значительной мере от самого же Путина идёт. Каким-то образом он вызывает удар на себя, чтобы подчеркнуть значимость своей персоны: что вот я какой; они вот такие-сякие, агенты империализма, они добиваются моего снятия, моего ухода. А мы вот, народ, общенародный фронт этот его – мы должны добиваться, чтобы я оставался и продолжал своё.
По-моему, это всё взаимосвязано. Т.е., эти Навальные, Немцовы, они действуют, так сказать, не из глубин народа. Какого народа? А идёт этот напор оттуда же – из Кремля. Какими-то окольными путями, но оттуда. Это же каким-то образом поднимает Путина, да? Да. Вот когда против тебя борются, значит, ты что-то значишь…
Это обычная агитационная практика. Более хитрые, скажем так, приёмы.
Да, конечно. Безусловно, более хитро… В информационной войне всё делается очень хитроумно. Там огромные коллективы работают – в Штатах и в Европе, и везде. Это люди квалифицированные, и они, надо признаться, не зря едят свой хлеб и не зря получают свои зарплаты. Потому что мы вон барахтаемся, барахтаемся, а научить наше левое движение разгадывать эти обманки… Может быть, они умеют, да просто не хотят. Потому что Зюганову тоже можно пообещать…
Понятно. С руководителями ясно. А вот рядовые люди, простые коммунисты. Ведь многие верят Зюганову. К нам как-то прислушиваются, но мы только недавно начали наши трансляции, наши передачи. Может быть, сейчас народ начнёт понимать, когда послушает нас.
Чёрт его знает, начнёт ли народ понимать… У нас, знаете, ещё с советской эпохи какой-то дефект был заложен в систему массового восприятия каких-то истин. Вот если это говорят по телевидению, если это публикуется в «Правде», если это там, если это сям, то значит, это всё истина в последней инстанции. А если кто-то против чего-то говорит, это даже разбираться не надо. Это отщепенцы, знаете. И наше нынешнее комдвижение, оно, между прочим, по отношению ко мне, по отношению к нам, к нашей организации – оно ту же самую линию ведёт. Вот мы, наша партия, наши съезды, наша Программа, наша «Правда», наша «Советская Россия». А всё, что там какой-то Съезд граждан СССР пиликает, – это изгои, маргиналы, отщепенцы, сектанты, ну мало ли на нас ярлыков клеят. А ведь это наклеивание ярлыков на людей тоже действует. Вот в «Правде» за всё время, за все 20 лет ни одной строчки наших наработок не появилось. Ну, если бы там опубликовали хоть одно из наших Постановлений, то же Постановление О статусе СССР как временно оккупированной страны, – ведь у рядовых-то коммунистов совсем другое было бы к нам отношение. А на нас только лай там. Вот я собираю вырезки. И там один лай, там положительной рецензии на наши труды, на наши вообще деяния я ещё не читала. Да как же людям на это не реагировать!
Потом, народ ещё по той же привычке реагирует на мундир, на всё такое прочее. Я в своё время, когда восстанавливали КПСС, в начале 90-х годов, мне приходилось с Копышевым Евгением Ивановичем ходить по разным партсобраниям и т.д. В Оргкомитете по созыву XXIX съезда КПСС, там шла страшная борьба с этой имитационной группировкой, которую тогда Шенин возглавлял. Вот мы приходим на собрание коммунистов. Вот Копышев, на нём генеральский мундир, да? Вот я прихожу, вот так, как есть. Он начинает, говорит то, что абсолютно не соответствует истине: что идёт дружная работа, мы движемся вперёд, будет восстановлена КПСС… Люди бурно аплодируют. Выхожу я, начинаю рассказывать истинное положение вещей: что идёт такая-то и такая-то борьба, товарищи, нужно проявлять бдительность, нужно то, сё, нужно разбираться во всём этом. Они смотрят: ну что, какая-то шмакодявка. Вот генерал – это да! Он истину глаголет. А эта чего тут ещё?
Понимаете?
И вот этот синдром у нашего простого народа, как Вы выражаетесь, он очень мощный, очень мощный. Стоит кому-то выйти на широкий, так сказать, экран, в том же Интернете… Ну, у Фёдорова тоже ведь и эти возможности, например, гораздо шире, чем у нас. Вот, пожалуйста. Народ, когда мы говорили, никто ничего не слушал. Стоило появиться, по существу, перехватчику элементарному. Он даже и терминологию-то нашу употребляет. Вот я сегодня демонстрировала Виктору Андреевичу моё выступление 96-го года, 96-го! И тут речь идёт об этом самом оккупационном аппарате или механизме, который разделывает нашу страну. То, что он повторяет. Вот ему вера, а мы пока этого добиться не можем. Может быть, нам надо наращивать как-то активность, эти наши выступления.
Да, будем готовить следующую нашу передачу, в ней мы поговорим…
Мы просто приглашаем зрителей, слушателей Интернета: во-первых, мы ждём ваших откликов. А во-вторых, предлагайте сами темы для обсуждения. Будем над ними работать. О том, что готовится какое-то новое выступление, будет сообщено своевременно на сайте cccp-kpss.su.
Москва, 21 июля 2013г.
[1] Или можно об этом прочитать в моей работе 2002г. Сталинская модель – экономика обобществления прибавочного продукта. «Советы граждан СССР» /г. Ростов-на-Дону/ №11, февраль 2009г.
[2] В видеозаписи у Хабаровой здесь случайная оговорка. Предприятия лёгкой и пищевой промышленности – это предприятия группы «Б».
[3] Не буду загромождать изложение цифрами, их можно посмотреть, хотя бы, в моей работе Социалистическая экономика как система (сталинская модель). Информбюллетень «Светоч» №41, март 1999г. – октябрь 2000г.; «Советы граждан СССР» №10, октябрь 2008г.
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/1056
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
