В Госплан СССР — Съезд граждан СССР

Кандидат философских наук
Т.Хабарова

Мной получен отзыв на мои материалы (направленные в Госплан СССР 7 января с.г.) за подписью зав. отделом НИЭИ при Госплане СССР Б.А.Райзберга. Выражаю признательность сотрудникам Госплана СССР, занимавшимся моим письмом, руководству НИЭИ при Госплане СССР и проф. Б.А.Райзбергу за неформалистическое, деловое отношение к моему обращению, быстрый и достаточно содержательный ответ на него.

С существом же оценок, данных Б.А.Райзбергом моей работе, я, – к сожалению, – согласиться никак не могу и не считаю их сколь-либо конструктивными, способствующими продвижению дела вперёд. Как учёному, Б.А.Райзбергу всецело чуждо широкое политэкономическое видение предмета, это «не его стиль»; соответственно, он с моей разработкой в профессиональном плане, называя вещи своими именами, попросту не справился. Он не может корректно воспроизвести мою позицию, отсутствие доказательных аргументов против неё щедро «компенсирует» стандартными и обидно голословными упрёками в «схоластике», «надуманности», «оторванности от реальной действительности» и т.п., подчас с весьма решительным «переходом на личности», обвинениями в «нечестности», «непартийности» и пр., что совсем уж, по-моему, не к месту.

Поскольку по собственной инициативе я никогда бы к Б.А.Райзбергу не обратилась и поскольку его отзыв не поднимается до уровня подлинно-научной, проницательной и стимулирующей критики, полагаю излишним загромождать настоящее письмо детальной полемикой с ним. Со всей определённостью скажу лишь о главном его «резюме»: о более чем странном утверждении, якобы в представленных мной материалах «нет обоснованных предложений» по преобразованию тех или иных конкретных производственно-отношенческих структур на нынешнем этапе нашего развития. Вот уж с этим, тов. Райзберг, позвольте самым категорическим образом не согласиться; что значит – «нет», когда целый параграф рукописи («Необходимость восстановления социалистической модификации стоимости», причём название параграфа вынесено в оглавление работы) с 39-ой стр. и далее сплошь заполнен не чем иным, как перечислением по пунктам именно конкретных предложений такого рода? Другое дело, что они не совпадают с соответствующими представлениями самого Б.А.Райзберга, но заявлять, будто их вовсе «нет», – это уже не просто некорректно, это недобросовестно.

Итак, ниже я именно на этом и сосредоточусь – на более сжатом, конспективном показе выставляемых мною практических предложений, опуская на сей раз, с полным правом, всю обосновывающую аргументацию, которая содержится в рукописи Сдвинуть с «мёртвой» отметки… и частично в моём предыдущем письме в Госплан (от 7 января 1987г.). (Причём, это именно обосновывающая политэкономическая аргументация, за научное качество которой можно спокойно поручиться, – а вовсе не какие-то «оторванные от действительности философические рассуждения», по пренебрежительно-поверхностной характеристике Б.А.Райзберга.)

Стало быть, концептуальное ядро моего подхода – это указание на, теоретическую и практическую невозможность убедительно решить вопросы построения работоспособного и эффективного хозяйственного механизма без предварительного решения вопроса о характерной для социалистического уклада модификации стоимости.

Считаю, – далее, – и это исчерпывающе показывает правильно проведённый марксистский экономико-философский анализ,^[1] – что социалистической модификацией стоимости в принципе являлась так называемая «двухмасштабная система цен», достигшая своего наиболее развёрнутого вида в период 1947–1954гг.

Двухмасштабная система цен являлась адекватной социализму (т.е., исторически наиболее высокоразвитой) модификацией стоимостных отношений потому, что в ней, впервые в мировой экономической истории, формирование стоимости прибавочного продукта осуществлялось в прямой, «открытой» пропорции к фактору – действительному производителю новой стоимости, или к затратам живого труда.

Консолидация стоимости прибавочного продукта (дохода) пропорционально затратам живого труда выражалась в том, что создаваемый в народном хозяйстве доход словно бы «налипал», в форме налога с оборота, преимущественным образом на средства воспроизводства рабочей силы – товары массового потребления, и именно ими, в конечном счёте, «извлекался» из экономического процесса. Собственно, ведь живой труд и представлен в сфере товарно-денежных отношений, в сущности, – причём всеохватывающе и единственно – не чем-либо иным, как средствами своего воспроизводства.

Следовательно, экономическая природа налога с оборота при социализме такова, что он воплощает собою «трудовую прибыль» – общественный чистый доход, экономически «эксплицитно» формирующийся в строгом и точном, глубоко объективном соотнесении с затраченным живым трудом. Но отсюда вытекает, – в свою очередь, – что в условиях социализма процесс доходообразования, в решающей его части, должен сконцентрироваться в сфере воспроизводства рабочей силы, или на рынке товаров личного потребления. Следует обратить всяческое внимание, что именно на рынке воспроизводства рабочей силы (а не в инвестиционном секторе!) находится и внутренне присущий социалистической экономике регулятив, играющий для нас такую же роль, как норма прибыли на капитал в частнособственническом хозяйстве. Этим регулятивом выступает конкретно-исторически складывающийся уровень розничных цен на основные потребительские товары. И аналогично тому, как неуклонное понижение средней нормы прибыли является индикатором должного, эффективного функционирования капиталистического производства, так и для плановой, обобществлённой экономики народнохозяйственный критерий её эффективности есть систематическое, целенаправленное снижение уровня основных потребительских цен.

Перемещение процесса прибылеобразования из инвестиционного сектора (с «рынка капиталовложений») на рынок воспроизводства живого труда означает, в социалистической модификации стоимости, что цены на все без исключения предметы непотребительского характера экономически «освобождаются» от функции аккумулирования дохода, т.е. могут содержать прибылеобразующую составляющую лишь в неких весьма ограниченных размерах. Это и отражала общераспространённая у нас в период действия СМС (социалистической модификации стоимости) схема оптовой цены на продукцию производственного назначения: себестоимость плюс «минимальная» прибыль в границах до 5% от себестоимости изделия. В отличие от налога с оборота как «трудовой» прибыли, «минимальная» прибыль (чистый доход предприятии) являлась – и является по сей день, конечно, – прибылью «фондовой»: она ведь формировалась соотносительно себестоимости, в которую включаются затраты основных производственных фондов и материальных оборотных средств.

Следующим пунктом теперешнего нашего краткого рассмотрения нам придётся зафиксировать одно весьма важное правило, принцип или даже закон, невычлененность которого в нашей политэкономической науке служит источником крупных и досадных недоразумений, тяжело сказывающихся на непосредственной хозяйственной практике; в частности, данное обстоятельство породило многолетнюю путаницу с «чистой продукцией» – как выражающей, якобы, затраты предприятием «собственного» живого труда. На самом же деле чистая продукция (в любых её разновидностях, как мне доводилось уже отмечать) есть всецело «фондовый», а не «трудовой» показатель. Итак, – принцип, который нам предстоит констатировать, гласит (примерно): доход, возникающий в экономическом процессе, всегда оказывается сформирован, в конечном итоге, пропорционально затратам того производственного фактора, на стоимости которого он «оседает» (или, в цену которого он включён); не бывает такого положения вещей, чтобы доход «оседал» на стоимости средств производства «пропорционально живому труду», – если он «осел» на стоимости средств производства, значит, он пропорционален, заострённо говоря, только затратам средств производства, «фондов», и более ничему.

Сформулированная выше закономерность, будучи «расслышана» и применена, помогла бы сладить с печальной «загадкой», почему внедряемый с 1965г. хозяйственный механизм обнаруживает столь фаталистически «затратный» характер: потому, что мы упорно «лепим» доход на стоимость материально-технических средств, да ещё в соотношении, оставляющем далеко позади прежнюю «пятипроцентную» прибыль; доход этот, таким образом, – «фондовый», и он, по всему только что сказанному, объективно пропорционален материальным, «фондовым» затратам, вне зависимости от того, как мы сами себе мыслим существующие здесь пропорции. Чем больше мы хотим получить «дохода», тем более втягиваемся в «спираль» опережающих материально-технических затрат; комплекс же рычагов, которые в какой-то степени «рационализируют» эту специфическую производственно-отношенческую конструкцию на Западе, у нас давно сломан: нет конкуренции капиталовложений, свободного межотраслевого перелива капиталов, рынка рабочей силы и т.д. Короче, нет частной собственности на средства производства.

А отсюда и реалистически очерченная альтернатива выбора, выросшего на сегодняшний день перед нами, – выбора между дальнейшим раскручиванием гибельной «затратной» спирали – или безоговорочной и незамедлительной остановкой этого экономически самоубийственного «механизма»:

или мы будем вынуждены, маскируясь демагогической фразеологией, «явочным порядком» протаскивать и восстанавливать в нашей экономике всё новые и новые типично частнособственнические базисные рычаги, которые только и могут ввести в какие-то сравнительно разумные рамки схематику «фондового» доходо- и ценообразования, –

– или, и это единственно здравое решение проблемы, надо со всей твёрдостью вернуться от «фондового» к марксистскому трудовому принципу аккумулирования стоимости прибавочного продукта и построения цены.

Подчеркнём и повторим ещё раз, что выбор между «затратным» и «противозатратным» экономическим механизмом, между экстенсивным и интенсивным путями экономического развития (а равно между «административными» и «экономическими» методами управления), это для нас в настоящий момент выбор между бессмысленным и упрямым культивированием несвойственной социалистическому хозяйству «фондовой» модели прибыли и цен – и возвращением к нормальной для нашего строя трудовой модели. Никакой иной научно-обоснованной формулировки задачи и никакого иного её разрешения, как явствует из анализа, не имеется.

Скажем теперь коротко об «экономической реформе» 1965–1967гг.; ныне, когда она с треском, как говорится, провалилась и когда безответственным её апологетам очень не хочется данный бесспорный факт признавать (вот бы где, тов. Райзберг, в самый раз вспомнить о честности и партийности!), распространилась тенденция, прежде всего, всячески преуменьшать катастрофичность этого мероприятия для развития социалистического общественного производства, изображать происшедшее в 1965–1967гг. как малосущественное видоизменение «одного-двух, пусть даже важных показателей», по утверждениям того же Б.А.Райзберга. Между тем, принцип формирования прибыли и цены – это такой «показатель», достаточно глубокое изменение которого равносильно изменению модификации стоимости и может придать классово-противоположную окраску всему функционированию экономического организма, даже не трогая, на первых порах, «традиционной» социалистической надстройки. Именно в таком её «звучании» и приветствовалась реформа, – как хорошо известно, – жадно-нетерпеливыми западными «наблюдателями». По первоначальным намёткам реформы, – напомним, – предусматривалось практически почти весь чистый доход общества консолидировать как плату за фонды, в противовес налогу с оборота. Т.е., реформа с самого начала целеустремлённо и вполне, так сказать, осознанно била на вытеснение трудовых структур реализации фундаментальнейших стоимостных категорий – структурами «фондовыми», генетически и содержательно принадлежащими исторически пройденной, буржуазно-эксплуататорской ступени хозяйственного эволюционирования. В результате социалистическая модификация проявления и действия товарно-денежных взаимосвязей, – а с нею вместе и вообще социалистический характер процессирования советской экономики, интенсивный по своим «чисто» –производственным параметрам и антиэксплуататорский, антиэлитаристский по параметрам политико-правовым, – оказались тяжелейшим образом подорваны, частью едва ли не разрушены.

Суммируя, – не «усилила», не «возвысила» реформа роль товарно-денежных, стоимостных отношений в социалистическом народном хозяйстве, но наоборот, попыталась бессмысленно и деструктивно подменить уже сложившуюся к середине 50-х годов исторически вышестоящую схематику их функционирования – схематикой исторически отживающей и для нашего общественного устройства непоправимо «антикварной». Это архаическое «новаторство», эта подмена модификации стоимости и есть, на данном этапе, искомый «механизм торможения», который тащит экономику и советское социалистическое общество в целом назад и с которым мы никак не можем разделаться именно потому, что отказываемся концептуально квалифицированно и политически трезво его «локализовать». Сегодня быть «за» здоровую социалистическую товарность, «за» социалистически-беспрепятственное развёртывание стоимостных закономерностей, «за» экономические, вот именно, методы хозяйствования – это значит быть решительно против анахронических «новаций», восходящих к 1965–1967гг., и за то, чтобы наша общественно-производственная система по возможности скорее и радикальнее от них очистилась. И уж тем более недопустимо строить далеко идущие планы по гальванизации этого пагубного «наследия», его «укреплению» и «распространению».

Совершенно несостоятельны и беспредметны – поэтому, заклинания Б.А.Райзберга в мой адрес, что-де я выражаю «недовольство» «общей линией на повышение роли экономических методов управления», «активизацией хозрасчётных методов», каковая «активизация» начата, якобы, реформой 1965 года. Неужели столь непостижима простая мысль, что управленческий инструментарий в экономике и аппарат экономического расчёта специфичны и изменчивы от одной конкретно-исторической модификации стоимости к другой? Можно очень старательно «считать» и «управлять», но не по той модификации стоимости, которая объективно присуща наличествующему социопроизводственному укладу, и такой расчёт будет не «хозяйственным», но бесхозяйственным, такое управление будет не «экономическим», но антиэкономическим, в полнейшем и точнейшем значении этих слов, и поощряемы ими окажутся не научно-технический прогресс, не рачительность и рвение в работе, а застой, бюрократическая бестолковщина, разгильдяйство и воровство. Собственно, вся «послереформенная» история нашего хозяйствования и являет собою прискорбно изобильное и многообразное «наглядное пособие» на эту тему. Ибо не «хозрасчётные методы» активизировала реформа, но она – целиком в духе обитателей города Глупова – «активизировала» нам буржуазную, частноконкурентную модификацию стоимости в ущерб социалистической и, следовательно, навязала приёмы ведения хозяйства, по существу не отвечающие тому облику закона стоимости, который объективно свойствен социализму и нормален для него. Конечные же результаты многолетнего и спесиво-высокомерного по отношению к малейшей разумной критике настаивания на этой, с позволения сказать, «линии» на сей день у всех перед глазами. По моему твёрдому убеждению, надо потерять или всякую партийную и гражданскую совесть, или всякую ориентировку в элементарнейших, незыблемых понятиях марксистской экономико-философской науки, чтобы сегодня, опять наглухо заткнув уши против тщательно проработанных критических предостережений, упрямо втаскивать государство в новый, уже окончательно отрешившийся от всех жизненных реалий социализма «виток» вышеобрисованного разрушительного процесса.

Считаю также необходимым лишний раз постараться внести ясность в вопрос о динамике наших народнохозяйственных показателей в крупномасштабной исторической ретроспективе, – поскольку не могу допустить подобных «характеристик» моей трактовки, как заявления, например, будто я здесь «не гнушаюсь в выборе методов и средств». Столь сильные выражения позволительно употреблять в отношении людей, которые идут на явное передёргивание фактов. Но какое же «искажение действительности» усмотрел Б.А.Райзберг в подчёркивании того общеизвестного и недоступного оспариванию обстоятельства, что резкий, вот именно катастрофичный перелом в динамике показателей национального дохода, фондоотдачи, темпов научно-технического прогресса падает у нас на 1958 год – следующий за учреждением совнархозов вместо отраслевых министерств? Некрасиво, кстати, «подправлять» позицию оппонента в угоду собственным предвзятым схемам; у меня нигде не сказано, будто экономическая динамика в стране являлась благоприятной «до шестидесятых годов»: всюду чётко обозначено – предельно до совнархозовщины. Имеет ли Б.А.Райзберг что-либо возразить против того, что предельно до совнархозовщины (до середины 50-х годов) в экономике СССР росла фондоотдача и снижалась материалоёмкость, опережающими темпами по сравнению с основными производственными фондами и валовым общественным продуктом возрастал национальный доход, рост производительности труда обгонял повышение заработной платы? Как же ещё определить такие соотношения главенствующих показателей, если не в качестве «благоприятных», «вполне здоровых», статистически фиксирующих интенсивный тип расширенного воспроизводства? И имеются ли, далее, у Б.А.Райзберга какие-либо возражения против того, также общеизвестного факта, что с 1958г. к началу 80-х годов фондоотдача сократилась на треть, втрое снизились темпы роста национального дохода и производительности труда? Но как же следует такую динамику охарактеризовать, – разве она не диаметрально противоположна той, которая доминировала «при социализме» (не «развитом», т.е. застойном, но именно при социализме как таковом)?

Вкратце о пресловутой восьмой пятилетке; действительно, непосредственно после реформы промелькнуло эпизодическое экономическое оживление, обязанное, – как обоснованно отмечал, к примеру, В.Трапезников в известной своей статье 1982г., – не столько реформе самой по себе, сколько возвращению от территориальной системы управления (совнархозы) к прежней министерско-отраслевой.^[2] «Однако, – читаем там же, – достичь темпов, наблюдавшихся до 1958 года, не удалось…» И не только темпов: сама внутренняя структурализация, «раскладка» народнохозяйственного динамизма, отличительная для «досовнархозовских» («сталинских») времён и рисовавшая тогдашнюю нашу экономику как хозяйство безусловно интенсивного типа, также осталась недостижимой. На протяжении восьмой пятилетки «набирало разгон» падение фондоотдачи, национальный доход в своём приросте отставал от производственных фондов. Нетрудно убедиться, что абсолютное большинство выступающих по данной проблематике авторов воспринимают восьмую пятилетку, – совершенно резонно и оправданно, – как некий само собой разумеющийся фрагмент общей продолжительной регрессии, не сумевший ничего существенного противопоставить этим тревожно разбухавшим регрессивным, «попятным» тенденциям.^[3]

И даже более того; именно в восьмой пятилетке в самой настораживающей, казалось бы, степени дали знать о себе опаснейшие негативные наклонности в функционировании народнохозяйственной целостности, которые, собственно, и сделали экономическое положение в начале 80-х годов критическим – и о которых до «реформы» или вообще не слышали, или же они обнаруживались в контролируемом и относительно успешно «подавляемом», далеко не столь угрожающем виде.

Сюда в первую очередь принадлежат массовое занижение плановых заданий («развившееся» затем в эпидемию корректировки планов), а также практически неуправляемое завышение предприятиями проектов калькуляций себестоимости и цен – т.е., опять-таки массовое искусственное вздувание плановых затрат на производство. И мы ещё удивляемся, откуда взялся «затратный механизм»! Кто же это «при Сталине», – хотелось бы посмотреть, – отважился бы намеренно, «нарочно» вздувать себестоимость продукции; и мысли-то такой в голову не приходило.

Так, А.В.Бачурин в 1973г. знакомит с «анализом показателей работы 580 предприятий различных отраслей промышленности, переведённых на новую систему в 1966г.». «Темпы роста производительности труда по этой группе предприятий предусматривались в годовых планах (в течение 1966–1970гг.) в 1,5 раза ниже фактически достигнутых за предыдущий год, а в ряде случаев – и в 3 раза ниже. Как правило, плановые задания перевыполнялись не менее чем в 1,5 раза. /Не здесь ли, тов. Райзберг, – в “перевыполнении” заведомо облегчённых намёток, в этой антигосударственной “игре в поддавки” – лежит и ещё одно, весьма нехитрое объяснение “ускорения”, имевшего место “с 1965 по 1968 год”?/ По реализации продукции и прибыли планы указанных предприятий были занижены не менее чем на 15–35%; на отдельных предприятиях, особенно мелких, планируемые темпы роста этих показателей были в 1,5 – 2 раза ниже отчётных за предыдущий год, а выполнение плана достигало 110-116%; фактические темпы роста нередко вдвое превышали плановые.

Анализ проектов плана на 1968–1973гг., представленных министерствами в Госплан СССР, свидетельствует о том, что основные технико-экономические показатели в них были занижены в среднем на 20-40%, а показатели по капитальным вложениям завышены».^[4]

«Подарила» нам восьмая пятилетка и такие печально-«характерные» для всего воспоследовавшего периода явления, как вымывание из ассортимента дешёвых изделий, возникновение необоснованного разнобоя в условиях воспроизводства рабочей силы и т.д.^[5] Симптоматично и то, что расхождение планов предприятий с планами органов централизованного управления, нарушение нормальных экспортно-импортньх пропорций, инфляционные процессы, бесконтрольный и не обеспеченный должным товарным наличием рост заработной платы и пр. – все эти отрицательные моменты и во всей своей неприглядности проявились немедленно вслед за проведением «экономических реформ», аналогичных нашей, и в восточноевропейских социалистических странах.^[6]

Следует решительнейшим образом возразить, – постольку, – против попыток свалить вину за стагнационную картину 70-х годов на мифический «возврат от экономической реформы к преимущественно централизованным планово-управленческим методам». Правда, у Л.И.Брежнева достало государственной мудрости опустить шлагбаум перед наиболее авантюристическими домогательствами трубадуров «реформы», вроде предложений учредить ценообразование по замыкающим затратам или ввести распределение по стоимости. Но никакого «возвращения к сталинским методам» это не означало, ибо остался в неприкосновенности главный «реформаторский» пролом в системе социалистических производственных отношений – исковерканная базовая модель оптовой цены, приданная ей в 1967г. «фондовая», инфляционно-затратная структура. Соответственно, и ход дел в народном хозяйстве – прямо скажем – весьма мало напоминал уверенные «сталинские» темпы роста с повышающейся фондоотдачей и ежегодными снижениями опорных розничных цен. И восьмая пятилетка, – о чём с непреложностью свидетельствуют не составляющие большого «секрета» цифры, – выступила вовсе не каким-то счастливым всплеском «хозрасчётной» свободы посреди превращённых почему-то в жупел «централизованных методов», но напротив: оказалась своеобразной предварительной «экспозицией» и «стартовой площадкой» охватившего экономику мощнейшего двадцатилетнего торможения.

Заключая рассуждение о реформе и её плачевных «конечных результатах», можно было бы повторить лишь, что у нас, – действительно, – есть сегодня люди, которые не гнушаются, вот именно, в выборе средств, дабы «доказать» объективно-недоказуемое: дескать, в эпоху практического построения социализма, «при Сталине» всё было плохо, хуже некуда, в стагнационный же период, при Хрущёве и Брежневе, стало очень хорошо, а если и не стало, то опять-таки только потому, что Хрущёв и Брежнев обнаружили себя, в свою очередь, «сталинистами». Поэтому-де нужно, – полностью игнорируя тот всемирноисторического значения факт, что социалистическое общество в СССР было реально построено, – «вернуться» куда-то в нэп, в досоциалистические времена, и наново проделывать «социалистическую», с позволения сказать, революцию по каким-то уже, очевидно, не марксистским, но троцкистско-бухаринским установкам и ориентирам (ибо «третьего» пути в революции нет): не производить индустриализацию, поскольку она сильно «обидела» нэпмана, не производить коллективизацию, поскольку она сильно «обидела» кулака (жертвы кулацкого террора в деревне – не в счёт, они сочувствия и отмщения не заслуживают), не бороться с оппозицией, фракционерством, политическим саботажем и нараставшим бюрократическим элитаризмом в самой партии, поскольку при этом пострадали некоторые обитатели «домов на набережной» (к каковым «домам» впоследствии кое-где присоединилась необозримость «охотничьих домиков», «закрытых гостиниц» и прочих сооружений того же типа). Не приходится удивляться, что подобным «принципам», – безответственно именуемым «ленинскими», – нынче бурно рукоплещут на радиостанциях Би-Би-Си и «Голос Америки». Что же, – там страстно хотят, чтобы у нас в стране становилось «больше социализма» и мы успешно продвигались бы вперёд в коммунистическом строительстве? Чтобы роль партии укреплялась, возвышался авторитет коммунистических, пролетарски-революционных идеалов и ценностей? Какой же надо политической слепотой себя одурманить, чтобы «не понимать» (или не желать понять): «принципы», за переход на которые столь увлечённо ратует наш классовый противник, «ленинскими» никоим образом быть не могут?

Из всего вышеочерченного объективно откристаллизовывается требование, которое «фокусирует» на себя все наиболее запущенные к настоящему моменту проблемы нашего социально-экономического развития и без осуществления которого правильно, в интересах народа разобраться с накопившимися тут трудностями невозможно:

необходимо восстанавливать социалистическую модификацию стоимости.^[7]

Сказанное означает:

ликвидировать «отраслевые нормативы рентабельности» в процентах к стоимости производственных фондов, равно как любые процедуры «пересчёта» прибыли с их участием («от фондов к себестоимости» и т.п.);
снизить норму «фондовой» прибыли в цене (т.е, прибыли, консолидируемой по месту изготовления продукции пропорционально её себестоимости) до прежних нескольких процентов и выравнять её по всем без исключения видам изделий;
определяющую часть общественного дохода аккумулировать в форме налога с оборота на товары, относящиеся к средствам воспроизводства рабочей силы;
признать конкретно-исторически складывающийся уровень розничных цен на основные товары массового потребления – а вовсе не искусственно исчисленный «коэффициент (норматив) экономической эффективности»! – регулирующим структурным аналогом, для наших условий, средней нормы прибыли в рыночном хозяйстве;
считать критерием народнохозяйственной эффективности для социалистических условий достигаемую в плановом периоде величину снижения уровня основных розничных цен;
взимать налог с оборота в казну только после фактической реализации товара покупателю, ибо по своей экономической природе «трудовая прибыль» попросту не является ещё окончательно консолидированной, покуда товар не продан;
в полной мере «утвердить в правах» в народном хозяйстве действовавшую в своё время установку на последовательное, неуклонное снижение уровня оптовых цен, использовать снижающуюся оптовую цену как адекватное нашему хозяйственному укладу средство разумного «экономического принуждения» изготовителя продукции к добросовестной, качественной работе, к бережливому расходованию ресурсов, активному применению научно-технических новшеств в производственном процессе;
считать общественно главенствующей формой материального стимулирования трудящихся регулярное снижение розничных цен при увеличивающемся количестве, улучшающемся качестве и расширяющемся ассортименте потребительских благ;
считать преимущественным (если не единственно допустимьм) источником дополнительного материального стимулирования трудящихся и трудовыx коллективов непосредственно на производстве опережающее снижение себестоимости продукции, решительно покончить с практикой всевозможных надбавок к ценам, которые «стимулируют», в итоге, не хорошую работу, но лишь разного рода манипуляторство и ловкачество;
не свёртывать, не ограничивать и тем паче не разрушать, но напротив – восстановить в полной мере, совершенствовать и развивать систему бюджетного финансирования;
не фетишизировать стоимостные объёмы производства на предприятиях, считать нормальным (а в недалёкой перспективе – даже и желательным) явлением падение стоимостного объёма выпуска в случае заметного удешевления продукции, применения более экономичных технико-технологических решений – естественно, при условии удовлетворения общественной потребности в данной продукции в натуральном выражении; с повышенными же первоначальными затратами при переходе к изготовлению и внедрению принципиально новых технических средств «справляться», за известными пределами, не через ценовой механизм, но путём прямого целевого финансирования из бюджета;
разработать и широко применять показатель производственной деятельности хозяйствующих ячеек, который описательно можно охарактеризовать как «снижение себестоимости у соседа справа», – исходя из той непререкаемой очевидности, что поставки продукции, которая не улучшает (а тем более ухудшает) хозяйственные результаты у получателя этой продукции, суть экономический абсурд.

Само собой разумеется, – здесь изложена лишь «программа-минимум» объективно назревшего базисного сдвига, её «граничные», отправные моменты. Однако, мне снова хотелось бы подчеркнуть, – на месте рецензента из НИЭИ при Госплане СССР нужно было бы, всё-таки, не просто соглашаться со мной относительно необходимости «исследовать формы проявления и действия закона стоимости при социализме», но и не затушёвывать тот факт, что в моей разработке детально аргументировано совершенно конкретное решение по поводу социалистической модификации стоимости: что ею являлось («двухмасштабная система цен») и что не являлось, не является и никогда являться не будет, сколько бы кто, в ущерб своей стране, в этом ни упорствовал (модель оптовой цены, введённая «реформой» 1965г.) А за констатацией наличия альтернативного концептуального решения (причём, обоснованного куда разносторонней и подробней, нежели те голословные обещания и заверения, что слывут таковым решением на сей день) – за этим могло бы, да и должно бы, последовать разумное, недискриминационное обсуждение открывшейся альтернативы, которая сформирована, повторю ещё раз, самой жизнью, действительностью и не перестанет ни существовать, ни обостряться, оттого что излагающие её материалы ещё на какое-то время боязливо упрячут в архив. Разве за истекшие двадцать лет не достаточно «напрятались» мы горькой правды, – в том числе и о положении дел в экономике, – по архивам, по схоластическим «рецензиям» на чужую научную и гражданскую смелость? Неужели всё ещё не урок? Разве не выламывалась каждый раз эта правда, эти так называемые «мрачные прогнозы» честных и смелых исследователей, которых своевременно не послушали, – разве не выламывались они неизменно гораздо мрачнейшими провалами в самой экономической реальности? «Чрезмерно сгущены краски!.». Не я, тов. Райзберг, краски сгущаю, а их сгущает жизнь, уродуемая головотяпскими «начинаниями», о каждом из которых, – между прочим, – с самых его истоков теоретически всякому грамотному марксисту было известно, к чему оно приведёт. К сожалению, пока что у нас за различные фиаско снисходительней всего спрашивают как раз с тех, с кого бы спросить надлежало в первую очередь: с «учёных», услужливо подсовывающих рептильные «обоснования» там, где надо набраться гражданского мужества сразу же сказать от имени науки твёрдое и бесповоротное «нет».

Считая, что несравнимо более отвечало бы интересам дела, если бы предлагаемые мной материалы и сформулированная в них позиция были рассмотрены непосредственно в Госплане СССР, – хотя бы в той же Комиссии по совершенствованию управления, планирования и хозяйственного механизма. Впрочем, я не берусь указывать конкретный адресат; исчерпывающе ясно только, что полемика в том мёртво негативистском «ключе», который задаётся сотрудниками НИЭИ при Госплане СССР и столь хорошо ими освоен, – это не инструмент установления научной истины и уж никак не почва для выработки плодотворных практических рекомендаций.

Прилагаю к настоящему письму ещё небольшую теоретическую записку, прослеживающую, как выглядит в связи с вопросом о функционировании товарно-денежных отношений в социалистическом обществе (о социалистической модификации стоимости) обсуждаемый ныне проект Закона о государственном предприятии (объединении).

27 апреля 1987г.

Приложение: рукопись Проект Закона о государственном предприятии (объединении) с точки зрения марксистской политэкономии (10 стр.).

^[1] Не буду уже повторяться, что за подробностями отсылаю к вышеупомянутой своей рукописи.

^[2] См. В.Трапезников. Управление и научно-технический прогресс. «Правда» от 7 мая 1982г., стр.2.

^[3] «…с 1950 года, – пишет В.Трапезников, обозревая наше народнохозяйственное развитие “за последние тридцать лет”, – национальный доход и производительность труда росли высокими темпами, но после 1958 года темпы начали снижаться и к 1980 году уменьшились в три раза». (В.Трапезников. Управление и научно-технический прогресс. «Правда» от 7 мая 1982г., стр.2. Курсив мой. – Т.Х.)

«В течение 40 – 50-х годов, до 1956–1958гг., фондоотдача росла устойчиво, а в 1959–1965гг. фондоотдача стала падать». «Так, в 1961–1975гг. фондоотдача снизилась во всём общественном производстве на 23%…» «…за последние 20 лет (1960–1980гг.) экономические результаты производства, отражающие эффективность использования ресурсов, имели нежелательную динамику. Фондоотдача снизилась на 30 процентов…» (Д.А.Смолдырев. Роль стоимостных форм в развитии социалистической экономики. М., «Мысль», 1980, стр.247 /курсив мой. – Т.Х./; А.Ноткин. Оптимальные темпы экономического роста при социализме. «Вопросы экономики», 1979, №5, стр.10; Н.П.Федоренко. ХХVI съезд КПСС и интенсификация социалистической экономики. «Вопросы философии», 1981, №10, стр.6.)

«В годы восьмой пятилетки национальный доход возрастал медленнее производственных фондов, а в девятой – и валового общественного продукта». (Г.Саркисян. Экономическая стратегия и тактика КПСС в условиях развитого социализма. «Вопросы экономики», 1977, №11, стр.20. Курсив мой. – Т.Х.)

^[4] А.В.Бачурин. Планово-экономические методы управления. «Экономика», М., 1973, стр.242–243.

^[5] Ср.:

«Некоторые экономисты предлагают, например, не включать производительность труда в число показателей, планируемых в централизованном порядке, а работу предприятий оценивать по прибыли и рентабельности. Но давайте вспомним: в восьмой пятилетке именно так и строился план. И что же? Выпуск многих дешёвых изделий упал до минимума или вовсе прекратился, зато дорогостоящих – стал расти на глазах». (Парадокс «Светланы». «Известия» от 25 декабря 1985г., стр.2. Курсив мой. – Т.Х.)

^[6] См. Цена и ховяйственный расчёт в системе управления социалистической экономикой. Изд-во Ленинградского ун-та, 1975, стр,36.

^[7] Напомню лишний раз, что воспроизвожу здесь материал соответствующего параграфа из моей рукописи Сдвинуть с «мёртвой» отметки обсуждение проблемы объективных общественно-экономических противоречий при социализме.

Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/108
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru