Коммунистическая
(большевистская) партия
как постоянно действующая
учредительная власть
Секретарь-координатор
Большевистской платформы в КПСС
Т.Хабарова
Фрагмент из доклада
«Власть и знание»
на XVII политклубе
Московского центра БП в КПСС,
6 сентября 1995г.
Одной из громадных заслуг В.И.Ленина как теоретика мне лично представляется то, что он смог понять революцию как единственно доступную до сих пор народу форму проявления его творчески-преобразовательного потенциала. На предыдущем политклубе цитировалась как раз в этой связи статья В.И.Ленина (1906г.) «Победа кадетов и задачи рабочей партии». Как это нередко бывает, давно уже утратили актуальность и всякий исторический интерес те конкретные события, по поводу которых была написана статья: когда, где и при каких обстоятельствах, и в чём именно победили кадеты, теперь мало кого волнует. Но развитый в этой статье взгляд на революцию как на высший метод исторического творчества народа,[1] чем дальше, тем всё больше поражает красотой и мощью философско-политической догадки. Поэтому приведу ещё некоторые фрагменты из этой ленинской работы, – тем более что тут есть весьма знаменательная перекличка и с нашим сегодняшним днём, и с нашими сегодняшними делами.
«…в период “вихря”, – работа создавалась по горячим следам революции 1905г., – применялись некоторые особые методы этого творчества, чуждые иным периодам человеческой жизни. Вот наиболее существенные из этих методов: 1) “захват” народом политической свободы, – осуществление её без всяких прав и законов и без всяких ограничений…; 2) создание новых органов революционной власти… Эти органы создавались исключительно революционными слоями населения, они создавались вне всяких законов и норм всецело революционным путём, как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа, избавившегося или избавляющегося от старых полицейских пут».[2]
Здесь, в общем-то, всё про нас и про наш Съезд граждан СССР, с одним лишь уточнением: мы действуем не «без всяких прав и законов», а по тем законам, которые считаем приемлемыми и нужными для нас, т.е. по советским законам. А в смысле безоглядности разрыва с законами ненавистного антинародного режима, действительно, – дело именно так и должно обстоять, что они просто не должны для нас существовать.
Немного продолжу цитирование.
«Ураган разрушал организации! Какая вопиющая неправда! Назовите такой период в русской или всемирной истории, найдите такие шесть месяцев или шесть лет, когда бы для свободных самопроизвольных организаций народных масс было сделано столько, сколько в шесть недель русского революционного вихря… Знаете ли вы, что рабочий народ, серая масса, никогда не шла так охотно в политические организации, не увеличивала так гигантски состав политических союзов, не создавала самобытных полуполитических организаций вроде Советов рабочих депутатов?» «Резюмируем:организаторское творчество народа… проявляется в периоды революционных вихрей в миллионы раз сильнее, богаче, продуктивнее, чем в периоды так называемого спокойного (гужевого) исторического прогресса». «…именно революционные периоды отличаются большей широтой, большим богатством, большей сознательностью, большей планомерностью, большей систематичностью, большей смелостью и яркостью исторического творчества по сравнению с периодами мещанского, кадетского, реформистского прогресса».[3]
Какой же отсюда вывод? Если революционные периоды блещут широтой, богатством, смелостью и яркостью проявления народных творческих сил, то, – значит, – надо после завоевания власти трудящимися революционный период как бы «растянуть». Надо сделать так, чтобы та характеристика революционного периода, благодаря которой он выступает как период наивысшего творческого подъёма для народа, – чтобы эта характеристика присутствовала в жизни народа постоянно. Иными словами, нужно как бы самоё революцию ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАТЬ, сделать её постоянно присутствующим в жизни общества, институциональным фактором. Конечно, это не следует так понимать, что всё время надо что-нибудь ломать и крушить, не заниматься спокойным созидательным трудом. Но та черта непосредственного революционного процесса, которая позволяет о нём говорить как о творческом самовыражении народа, она не должна из жизни именно государства трудящихся уходить уже никогда.
Нетрудно убедиться, что вся, по существу, история практического послеоктябрьского социализма в нашей стране, пока он развивался по восходящей линии, шла под знаком поисков в этом направлении. Хотя, может быть, никто тогда не употреблял предложенную нами формулировку задачи: институционализировать революцию.
Прежде всего, откуда взялось само представление о диктатуре пролетариата как о государственном устройстве, в системе которого основной руководящей силой является пролетарская партия?[4]
Я напомню описание диктатуры пролетариата, данное в работе И.В.Сталина 1926г. «К вопросам ленинизма», – ибо у нас по сию пору, как ни странно, можно услышать, будто партия после Октября чуть ли не узурпировала власть у Советов, а 6-ая статья появилась в Конституции СССР 1977г., в общем и целом, по ошибке.
«Партия осуществляет диктатуру пролетариата». Причём, отмечу, что всё сталинское изложение сопровождается скрупулёзнейшими ссылками на В.И.Ленина. «Партия осуществляет диктатуру пролетариата. Но она осуществляет её не непосредственно, а при помощи профсоюзов, через Советы и их разветвления». «Её назначение состоит в том, чтобы объединять работу всех без исключения массовых организаций пролетариата и направлять их действия к одной цели, к цели освобождения пролетариата». «Высшим выражением руководящей роли партии… у нас, в Советском Союзе, в стране диктатуры пролетариата, следует признать тот факт, что ни один важный политический или организационный вопрос не решается у нас нашими советскими и другими массовыми организациями без руководящих указаний партии. Вэтом смысле, можно было бы сказать, что диктатура пролетариата есть, по существу, “диктатура” его авангарда, “диктатура” его партии, как основной руководящей силы пролетариата».
«Но это нельзя понимать так, что партия осуществляет диктатуру пролетариата помимо государственной власти, без государственной власти, что партия правит страной помимо Советов, не через Советы. Это ещё не значит, что партию можно отождествить с Советами, с государственной властью. Партия есть ядро власти. Но она не есть и не может быть отождествлена с государственной властью».[5]
Вот, как говорится, и поди разберись. Ядро власти, но не может быть с ней – с властью – отождествлена. Откуда, почему столь, в общем-то, замысловатая конструкция?
Но вещи становятся на свои места, если держать перед глазами неоднократные ленинские указания на то, что во время революции народ создаёт новые органы власти, «творит новое революционное право»[6] и что вообще революционное творчество народа имеет ярко выраженную «организаторскую», как её Ленин называет, нацеленность. Т.е., – по сути, – народ в революции непосредственно, без всяких специально созванных Учредительных собраний, выступает как УЧРЕДИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ, его революционные действия носят УЧРЕДИТЕЛЬНЫЙ характер. Поэтому одна из первейших и кардинальнейших задач «институционирования революции» и выглядит как проблема создания ПОСТОЯННО ДЕЙСТВУЮЩЕЙ УЧРЕДИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ. Вот эту проблему и пытались разрешить великие наши мыслители и практики, вырабатывая те представления о механизме пролетарской диктатуры, которые были изложены выше. И механизм этот, – прямо скажем, – невозможно ни понять, ни принять, если не видеть в нём того, чем он в конечном итоге являлся и является: а именно, это был и есть поиск решения всемирноисторической по своей значимости задачи построения государственности с постоянно действующей учредительной властью. Функции этой постоянно действующей учредительной власти и должна, собственно, выполнять партия.
Этот принцип, кстати, следовало бы затвердить в нашей политико-философской теории наряду с другим важнейшим принципом Советской государственности: нераздельностью законодательной и исполнительной властей. Если будет определённо и аргументированно указано, что Коммунистическая партия при социализме – это не что иное, как постоянно действующая учредительная власть, этим мы и себе жизнь существенно облегчим, и другим понять специфику и сущностную ориентацию нашего государственно-правового устройства будет куда проще.
Могут задать вопрос: а насколько это, всё-таки, нужно, чтобы учредительная власть в государстве действовала постоянно? Ведь не каждый год и даже не каждое десятилетие приходится менять государственный строй?
Но, во-первых, общественное развитие исторически повсеместно ускоряется. Во-вторых, в стране, где в руках государства находятся экономика и вся социальная сфера, многие решения, формально не затрагивающие Конституцию, на самом деле приобретают учредительное, в юридическом смысле, значение. Меняются имущественные права и социальное положение целых слоёв населения, как это было, например, у нас во время той же коллективизации; принимаются решения, на первый взгляд, сугубо специальные, экономические, но проведение их в жизнь чревато незапланированным (или, хуже того, искусно и коварно запланированным) подрывом существующего общественного строя. Так получилось с «экономической», в кавычках, реформой 1965–67гг., которая, как таран, разбомбила народное хозяйство и проложила путь антисоциалистическому государственному перевороту. И коль скоро такие процессы фактически всё равно совершаются, да подчас ещё и с катастрофическими последствиями, то зачем же это надо, чтобы учредительные властные решения, неопознанно и беспрепятственно, проходили как оперативно-управленческие? Лучше уж пусть та структура в обществе, которая практически присвоила себе прерогативы учредительной власти, – пусть она будет опознана, идентифицирована в качестве таковой, а её действия в этом статусе введены в какие-то рамки и упорядочены. Даже вне всякой зависимости от предыдущих рассуждений о необходимости «институционирования революции».
И ещё один вопрос мне могут здесь подбросить: ну вот, вы сами же себе противоречите. Выходит, у нас все эти десятилетия в лице Центрального Комитета партии заседало некое перманентное Учредительное собрание, а мы даже не понимали, какими полномочиями мы сами, вроде бы, этот орган наделили? Не от этого ли все наши беды и приключились?
Однако, накладки произошли не потому, что принцип постоянно действующей учредительной власти начал воплощаться в жизнь, а потому, во-первых, что этот объективно обусловленный процесс не был должным образом понят и осмыслен. И ещё потому, что узаконить партию как ядро властной системы – этого далеко не достаточно. Всякий новый структурно-политический принцип должен утвердиться как бы в двух уровнях – на уровне государства как целого и на уровне отдельно взятой личности. Так, система представительной демократии достигает полноты и расцвета лишь при введении всеобщего избирательного права. Представительные учреждения были ведь и в добуржуазную эпоху, но если нет свободы избирать в эти учреждения, если ограничения на каждом шагу, то и представительная власть как таковая, можно считать, не действует.
Точно так же и с принципом постоянно действующей учредительной власти. Он должен быть установлен не только на уровне общего партийно-государственного механизма, но и доведён до личностей, взятых «врассыпную». Не только должна быть в государстве постоянно «учредительствующая», т.е. способная и призванная вносить качественные изменения структура; но и каждый гражданин должен обрести возможность в любое время, а не в одни лишь особые, редкие периоды общественной жизни, выступить творцом, новатором, инициатором на том поприще, где он объективно призван это сделать.
Те, кто регулярно посещает наш политклуб, наверное, уже догадались, – и я очень надеюсь, что догадались, – что сейчас я скажу о сталинской программе развёртывания самокритики и массовой критики снизу. Действительно, эта программа институционирования массовой критически-творческой инициативы объективно должна была достроить, довершить, замкнуть в целостность систему диктатуры пролетариата – государственности, где учредительная власть стала постоянно действующей, т.е. социальное творчество, социальное новаторство, исходящее из народных низов, превратилось в институт.
Хотелось бы несколько слов сказать в данной связи о судьбе диктатуры пролетариата вообще. Это государственно-правовая конструкция, прорывная по своему историческому значению, по своей гигантской духовно-нравственной нагрузке; исключительно сложная, открывающая новую страницу в развитии социально-политических структур. Полный её замысел, её объективный план, если можно так выразиться, остаётся по сей день нереализованным. Может быть, из-за её грозного названия, но у нас почему-то решили, что с ней всё уже кончено. Между тем, Маркс совершенно не случайно говорил, что период диктатуры пролетариата простирается вплоть до окончательного построения коммунизма. Так что с этим типом государства нам долго ещё предстоит иметь дело, предстоит в нём жить и работать над его развитием и приведением в завершённый вид.
[1] См. В.И.Ленин. ПСС, т. 12, стр.316.
[2] Там же, стр.317. Курсив мой. – Т.Х.
[3] Там же, стр.338, 335 /курсив мой. – Т.Х./, 328.
[4] См. И.В.Сталин. Соч., т. 8, стр.35.
[5] Там же, стр.36, 34, 37, 41.
[6] См. В.И.Ленин. ПСС, т. 12, стр.320.
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/1552
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
