Меморандум Съезду

Февраль 1976г.

Генеральному секретарю ЦК КПСС
тов. Л.И.Брежневу

С письмом, поскольку оно является открытым,
прошу ознакомить членов Политбюро ЦК КПСС
и членов ЦК КПСС, а также делегатов
XXV съезда КПСС
.

В «Правде» недавно можно было прочитать:

«…Коммунистическая партия постоянно руководствуется ленинским заветом о необходимости прямо обращаться к трудящимся с указанием на очередную задачу, опираться на их созидательный опыт. Советские люди имеют возможность более чем за два месяца до открытия XXV съезда КПСС внимательно познакомиться с перспективами десятой пятилетки, внести конкретные предложения по основным направлениям дальнейшего развития народного хозяйства. В этом заключён подлинный демократизм социалистического образа жизни, при котором широкие массы принимают самое активное участие в обсуждении крупнейших долгосрочных планов и каждый может свободно высказать суждения по вопросам государственной важности».[1]

Что ж, воспользуемся этим приглашением.

Мне представляется необходимым высказать суждение по следующему вопросу, государственную важность которого едва ли кто возьмётся отрицать.

Система общих политико-философских и экономико-философских взглядов, которых Вы придерживаетесь сами, как Генеральный секретарь ЦК КПСС, и которая претендует выступать сегодняшним этапом развития марксистско-ленинского учения у нас в стране, в действительности, в решающих своих концептуальных очертаниях, не есть марксизм-ленинизм, но являет собой некую разновидность правого оппортунизма, или бухаринщины. С несомненностью, однако, – руководствуясь бухаринщиной, продвигаться к коммунизму нельзя. Мы, по существу, уже достаточно продолжительное время в этом направлении и не продвигаемся: «секрет», ныне превосходно известный любому честному и здравомыслящему человеку в Советском государстве.

Соответствующую философско-теоретическую аргументацию я далее изложу несколько подробнее. Сейчас – немного о реальных, наличных результатах проведения указанного общеполитического курса, который Вы называете «ленинским».

1

Минувшая пятилетка характеризуется в выражениях: «лучшая», «самая значительная», «не знающая себе равных» в истории страны.[2] Серьёзные основания к подобным бравурным характеристикам, думается, на деле отсутствуют.

  • В девятой пятилетке прирост национального дохода устанавливался:
    • Директивами XXIV съезда – в 37–40 проц.;
    • Законом о пятилетнем плане – в 38,6 проц.;
    • фактическое итоговое выполнение заданий по этому показателю – 28 проц.
  • Суммарный прирост промышленной продукции:
    • Директивы XXIV съезда – 42–46 проц.;
    • Закон о пятилетнем плане – 47 проц.;
    • фактическое выполнение – 43 проц.
  • Группа «Б»:
    • Директивы XXIV съезда – 44–48 проц.;
    • Закон о пятилетнем плане – 48,6 проц.;
    • фактическое выполнение – 37 проц.
  • Вот производительность труда в промышленности:
    • Директивы XXIV съезда – 36–40 проц.;
    • Закон о пятилетнем плане – 38,8 проц.;
    • фактическое выполнение – 34 проц.;
  • в строительстве:
    • Директивы XXIV съезда – 36–40 проц.;
    • Закон о пятилетнем плане – 37 проц.;
    • фактическое выполнение – 29 проц.
  • РДДН:
    • Директивы XXIV съезда – 30 проц.;
    • Закон о пятилетнем плане – 30,8 проц.;
    • фактическое выполнение – 24 проц.[3]

Снижение темпов экономического роста, запланированное на 1976–1980 годы (в сравнении с государственно-плановыми заданиями девятой пятилетки):

  • национальный доход – 24–28 проц. (против 38,6 проц.);
  • промышленная продукция – 35–39 проц. (против 47);
    • группа «А» – 38–42 проц. (против 46,3);
    • группа «Б» – 30–32 проц. (против 48,6);
  • производительность труда
    • в промышленности – 30–34 проц. (против 38,8);
    • в строительстве – 29–32 проц. (против 37);
  • РДДН – 20–22 проц. (против 30,8).

Среднегодовые темпы роста по важнейшим экономическим показателям у нас или уже ниже (подчас стабильно ниже), или в ближайшее время будут ниже, нежели в «неблагополучном» седьмом пятилетии (1961–1965гг.).

Среднегодовой темп прироста национального дохода в седьмой пятилетке был 6,5 проц. (в шестой – 9,2); в 1974г. национальный доход возрос на 5 проц., в 1976г. – на 4, в 1975г., планируется 5,4 проц.

Среднегодовой темп прироста валовой продукции промышленности в седьмой пятилетке – 8,6 проц. (в шестой – 10,4); в 1974г. – 8 проц., в 1975г. – 7,5 проц., план на 1976 год – 4,3 проц.

Среднегодовой темп прироста производительности труда в седьмой пятилетке – 5,5 проц. (в шестой – 7,7); на 1976 год планируется 3,4 проц. в промышленности и 5,5 проц. в строительстве.

Среднегодовой темп прироста РДДН в 1961–1965 годах – 3,7 проц. (в шестой пятилетке – 5,7); в 1975г. было 4,2 проц., планируется на 1976 год – 3,7 проц.[4]

Систематически не выполняются плановые задания (в общем-то, довольно скромные) по повышению эффективности производства. В экономике наличествуют разного рода болезненные явления (покуда отнюдь не выказывающие ни малейшей тенденции к «рассасыванию»): недогрузка производственных мощностей «мирно» соседствует с хронической дефицитностью соответствующих видов продукции (целлюлоза, например); бездействуют законченные строительством производственные площади, при одновременном росте запасов неустановленного оборудования (включая импортное); «незавершёнка» достигла 75 проц. годового объёма капитальных вложений. Сдвигов в ускорении научно-технического развития и в поднятии качества производимых товаров, после десятилетних безуспешных попыток вызвать освежающий перелом, так и не получилось, наоборот, не будет преувеличением утверждать, что ситуация здесь демонстрирует отчётливую склонность ухудшаться. Мы также перешли, насколько можно судить, на постоянный (поистине «долгосрочный») ввоз примерно седьмой или шестой части потребного урожая зерна, чего нельзя, равным образом признать нормальным развёртыванием событий на сельскохозяйственном фронте.

Следует сказать, впрочем, что наибольший ущерб причинён не столько даже, собственно-экономической, сколько политико-правовой сфере нашей общественной жизни. «Вместо обещанного научного руководства и “прогресса” наступило всеобщее разложение взаимоотношений руководства», – говорил Первый секретарь ЦК КПЧ Г.Гусак, характеризуя обстановку, созданную правооппортунистическим натиском в Чехословакии в конце шестидесятых годов.[5] Сегодня мы вынуждены констатировать в точности такое же «всеобщее разложение отношений руководства» и у себя в стране. Степень расхлябанности, разгильдяйства, разболтанности в обращении с советскими законами, неуважение к правам личности, бесцеремонность в подавлении всякой разумной инициативы, всякой гражданской самостоятельности в людях ныне таковы, что продолжение этой безобразной практики не может расцениваться иначе, нежели прямой вызов конституирующим принципам Советской власти, советской коммунистически-партийной государственности, – вызов, который требует со стороны народа, здоровых сил партии радикального и безотлагательного пресечения.

Мы видим, таким образом, что реальностью сегодняшнего нашего развития выступают вовсе не какие-то необыкновенные успехи, но неоспоримое нарастание в государстве, в экономико-производственном и в институционально-демократическом его функционировании, резко отрицательных тенденций, которые в совокупности складываются в картину серьёзнейшего общеполитического «затормаживания», практической утраты правильных критериев, всей фронтальной перспективы необходимого движения вперёд.

Моим убеждением (которое, не сомневаюсь, разделяет огромное большинство мыслящих, граждански-сознательных моих соотечественников), – моим убеждением является, что вышеочерченное положение вещей – результат не капризов погоды или каких-либо других неожиданностей, частичных недоработок и субъективных упущений, но принципиально-закономерный итог неверных, немарксистских установок на стратегическом, идеолого-политическом уровне.

В данной связи показательно (и в этом никаких случайностей нет), что в опубликованном ЦК КПСС проекте десятой пятилетки буквально ни словом единым не упомянута ныне действующая партийная Программа, срок которой истекает в 1980 году. Согласно Программе, в СССР к началу 80-х годов должно быть «в основном построено коммунистическое общество», «создана материально-техническая база коммунизма». Мы уже в 1970г. должны были превзойти Соединённые Штаты Америки по производству продукции (включая сельскохозяйственную) на душу населения, сделаться «страной самого короткого рабочего дня». Между 1970-м – 1980-м годами предусматривалось осуществить «в массовом масштабе» комплексную механизацию и автоматизацию производственных процессов, постепенно перейти к бесплатному пользованию квартирами, коммунальным транспортом и ещё целым рядом жизненных благ.[6]

Самоочевидно, конечно, что некоторые (причём центральные) прогнозы, заложенные в Программу, оказались утопиями и что никакого «коммунистического общества в основном» и никакой «материально-технической базы коммунизма» через пять лет у нас не будет. Столь же очевидно, однако, – данное обстоятельство надо не замалчивать, но подвергнуть (как учил Владимир Ильич) тщательнейшему, всестороннему, открыто-демократическому анализу, чтобы допущенные промахи были уяснены и выправлены, а не загонялись внутрь и не служили источником новой стратегической дезориентации.

Свидетельством бесспорной «непросветлённости» в вопросах перспективного предвидения является и не совсем понятная судьба долгосрочного народнохозяйственного плана на 1976–1990 годы, который, насколько помнится, предполагали утвердить вместе с десятой пятилеткой, причём ему, по сути дела, предназначалась роль преемника Программе партии, выработанной XXII съездом. Мы с проектом этого плана пока лишены возможности ознакомиться, и в повестке дня предстоящего партийного съезда он не фигурирует.

«В его основе, – писал о долгосрочном плане А.Н.Косыгин в 1972г., – должна лежать единая целостная концепция развития страны на длительную перспективу, включающая определение важнейших социально политических целей».[7] С этим нельзя не согласиться, но на практике мы много лет слышим лишь заявления о необходимости иметь вышеназванную концепцию, самой же концепции покуда не удаётся усмотреть. Вряд ли есть смысл и дальше отказываться констатировать факт, что у теперешнего партийного руководства (подразумевая, прежде всего, А.Н.Косыгина и Вас) отсутствует как раз сущностная концепция развития социалистического строя в нашей стране, которая могла бы сегодня послужить объединяющим, вдохновляющим началом нового подъёма народной заинтересованности и энтузиазма.

2

Вкратце обсудим теперь определяющие концептуальные различия между марксистской и праворевизионистской трактовкой общественно-исторического прогресса.

  • а/

Марксизм «первоисточником», субъектом общественно-исторической динамики считает народные массы, производящий класс. Соответственно, организующей схемой марксистского политэкономического и социально-философского рассмотрения является схема «производительные силы – производственные отношения», в которой трудящиеся признаются главной производительной силой общества, производственные, экономические отношения людей – базисом общественного устройства, его структурой. Между собою производственные отношения и производительные силы связаны как стороны диалектического противоречия (как форма и содержание): производственные отношения являются формой существования и развития производительных сил.

В составе базисных отношений фундаментальная роль принадлежит отношениям собственности, владения средствами производства. С точки зрения трудящихся классов вопрос о системе собственности в государстве всегда, ближайшим образом, оказывается вопросом о системе гражданских прав трудового, производительного населения (основной массы народа), почему в марксистской науке политико-правовые отношения и признаны «концентрированным выражением экономики». Свою общественно- структурирующую функцию базис в отрыве от «надстроечных», идеолого-политических отношений (от определённой своей «политической и идейной формы», как говорил В.И.Ленин) выполнять, естественно, не может.

Сдвиг в производственных отношениях, в конечном итоге, всегда выступает как изменение (в общем случае – усовершенствование) в системе обеспечиваемых государством гражданских, личностных прав (и наоборот, если изменений в структуре прав не наблюдается, позитивного базисного сдвига также не произошло). «Свежие», претерпевшие недавнюю перестройку базисные отношения, в первую очередь, предоставляют людям, непосредственным участникам производства, какие-то новые правовые возможности, новые возможности реализации творчески-трудовой, производительной инициативы. Следствием этого развязывания, высвобождения новой «порции» человеческой общественно-трудовой активности является преобразование техники, вещественных компонентов производительного процесса. Марксистско-ленинская теория, поэтому, как раз в периодическом, своевременном обновлении производственных отношений (в периодических политико–правовых «улучшениях») и видела «главный двигатель развития производительных сил».[8] «…новые производственные отношения, – писал И.В.Сталин, – являются той главной и решающей силой, которая собственно и определяет дальнейшее, притом мощное развитие производительных сил…»[9]

Спустя положенное время обновившиеся производственные отношения устаревают: «окостеневает» правовая структура, плодятся манипуляторы, которые узурпируют, монополизируют права, увиливая от подразумеваемых обязанностей, в обществе нарастает неравенство, идут процессы элитаризации, сковывается инициатива, трудовая и социально-политическая заинтересованность непосредственных производителей. «…новые производственные отношения не могут остаться и не остаются вечно новыми, они начинают стареть и впадать в противоречие с дальнейшим развитием производительных сил, они начинают терять роль главного двигателя производительных сил и превращаются в их тормоз».[10]

«Состарившаяся», исторически-исчерпанная форма развития производительных сил (система производственных отношений) должна в этой точке быть улучшена, усовершенствована, вытеснена другой, высочайшей формой, которая (в наших, социалистических условиях) открыла бы новый простор созидательной, критически-творческой энергии людей, гарантировала бы более глубокое, полное, беспрепятственное выявление беспредельной человеческой талантливости и целеустремлённости, никогда не иссякающих в народе.

Следует отметить, что в эксплуататорских, принципиально-элитарных обществах, – ввиду наличия элиты, которая отчаянно противится всякому уменьшению социального неравноправия, – неизбежные периодические «согласования» базисных отношений с объективными потребностями развивающихся производительных сил (прежде всего главной производительной силы – трудящихся) происходят всегда в известном смысле стихийно, взрывообразно, принимают облик разрушительных экономических кризисов или политических революций.

Социализм – первый и покамест единственный строй, при котором созданы предпосылки к институциональному, общественно-сознательному, «безразрывному» «приведению в соответствие» базисных структур с растущими производительными силами, с новыми личностно-правовыми запросами человека, работника, в труде и творческом «неравнодушии» которого исключительно лишь и коренится технико-экономический, культурный, естественно-научный и всяческий иной прогресс. Ведь пролетарское государство не ставит себе задачей увековечивать привилегии какой-либо элиты, «замораживать» личностное, человечески-творческое развитие трудящихся, его цель, напротив, – служить расцвету человеческой индивидуальности, бороться с пережитками и рецидивами элитаризма, вплоть до окончательного его уничтожения и воцарения полного, всепроникающего общественного равенства. «…при социализме дело обычно не доходит до конфликта между производственными отношениями и производительными силами… общество имеет возможность своевременно привести в соответствие отстающие производственные отношения с характером производительных сил. Социалистическое общество имеет возможность сделать это, потому что оно не имеет в своём составе отживающих классов, могущих организовать сопротивление. Конечно, и при социализме будут отстающие инертные силы, не понимающие необходимости изменений в производственных отношениях, но их, конечно, нетрудно будет преодолеть, не доводя дело до конфликта».[11]

Высшую, пролетарски-классовую научность социалистической демократии как раз и составляет антиэлитаризм, сделавшийся принципом общественного устройства, объективно-достигнутое уменье общества разумно, планомерно согласовывать «напор» творческих возможностей, глубинных творческих сил народа с различными внешними, структурирующими (политико-институциональными, организационно-техническими и прочими) формами обнаружения и реализации этого главного в истории, человеческого потенциала.

Маркс в своём философско-правовом учении, – и об этом надо бы постоянно помнить, – выдвигал «требование такого государственного строя, который заключает в себе самом, в качестве определяющего начала и принципа, способность прогрессировать вместе с развитием сознания, прогрессировать вместе с действительным человеком». «Но это возможно, – говорит Маркс далее, – только при условии, если “человек” стал принципом государственного строя».[12] «…необходимо, чтобы движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носитель государственного строя – народ. Самый прогресс и есть тогда государственный строй».[13]

  • б/

Вышеописанная динамическая («базисная») планомерность представляет собою планомерность характерно-социалистическую (даже характерно-коммунистическую), действительно недоступную никакой иной общественно-экономической системе, – вот эта способность общественного организма бескризисно совершать, в нужной исторической точке, переход к качественно-новой структуре производственных отношений. (Мы подчеркнём, лишний раз, что «концентрированным выражением» упомянутого перехода всегда является прогрессивное изменение структуры конституционных прав.)

Видеть на какое-то время вперёд исторически-определённую последовательность качественных перемен, «переломов» в базисных отношениях[14] означает иметь перед глазами базисную, сущностную (целостную, если угодно) перспективу развития всей нашей (коммунистической) общественно-экономической формации.

Моменты структурно-политических (базисных) сдвигов, – «узлы» этой генеральной перспективы, – образуют, с очевидностью, отправные рубежи наших партийных программ (или долгосрочных планов). Самый же сдвиг (каждый, естественно, в рамках своего исторического периода) выступает опорным, централизующим «структурным мероприятием» соответствующей долговременной партийно-государственной программы, – «мероприятием», призванным обеспечить успех, в этом периоде, всех прочих, «частичных» плановых замыслов.

Мы отметили бы здесь крайнюю, принципиальную непродуктивность и теоретическую непродуманность, в нынешних условиях, идеи построения долгосрочного плана «отдельно» от Программы партии, – идеи, которая явственнейшим образом была «взята на вооружение» в связи с предполагавшимся планированием до 1990 года. В.И.Ленин подобные техницистские установки в планировании категорически отвергал, указывая, что, с одной стороны, партийная программа «должна превратиться в программу хозяйственного строительства», с другой – хозяйственный план должен с необходимостью выявить себя планом «политическим», способным «увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10–20 лет».[15]

Между двумя «узловыми пунктами» базисной перспективы лежит объективно-существующий, объективно-обусловленный цикл диалектического взаимодействия производительных сил и производственных отношений. В конце каждого такого цикла наступает социодиалектическое «притормаживание» производительных сил базисными отношениями; игнорировать эту объективно-сущую, повторяем, цикличность значило бы рисковать тяжелейшими структурно-политическими расстройствами, непроизвольным усугублением торможения до некоей критической, «разрывоопасной» зоны. Мы сочли нужным коснуться здесь этого обстоятельства, опять-таки, ввиду распространения в нашей планово-экономической науке малополезной убеждённости, будто всякая общественно-производительная цикличность «ликвидируется» с утверждением социалистической собственности на средства производства.[16]

Существенная и небезосновательная озабоченность, по поводу назревавшего окончания мощного долговременного экономико-политического (базисного) цикла, который действовал в нашей стране, со скидкой на Великую Отечественную войну, примерно тридцать с лишним лет, – озабоченность такого рода была высказана И.В.Сталиным в его «Экономических проблемах» в 1952 году. И.В.Сталин предвидел, что «наши производственные отношения могут превратиться в серьёзнейший тормоз дальнейшего развития производительных сил».[17] Свои опасения он связывал, главным образом, с продолжающимся функционированием и «процветанием», в советской экономике, обширной товарно-денежной сферы (равно как с неоднородностью структуры собственности в государстве).

Мысль И.В.Сталина о постепенном вытеснении товарного обращения продуктообменом[18] не выглядит удачной, но основополагающий марксистский тезис касательно несовместимости товарно-денежных отношений с перспективой перехода к коммунизму,[19] бесспорно, фундаментален и вряд ли должен был являться предметом каких-либо дискуссий.

В Программе КПСС, принятой ХХII съездом, вообще никакой базисной (в марксистском понимании) концепции предстоящего развития современного социализма не содержалось, что и предопределило утопичность провозглашавшейся этим документом картины будущего. Соответственно, не было произведено сколько-нибудь дальновидных и успешных базисных преобразований (если не считать «базисным преобразованием» нарушение отраслевого принципа в управлении, во второй половине 50-х – начале 60- годов).

С тех пор крупнейшей попыткой усовершенствовать, качественно обновить социалистический базис остаётся совокупность мероприятий, получивших общее наименование «хозяйственной реформы».

Стержневая идея реформы заключалась не в ограничении, свёртывании сферы действия товарно-денежных, рыночных отношений на рубеже между первой и второй фазами коммунизма, – а напротив, в предположении, что как раз через товарные отношения, через всемерное, по существу, расширение рыночного («экономического») регулирования могут быть решены коренные проблемы коммунистического строительства. «Товарно-денежные отношения, – утверждалось при этом, – у нас имеют новое, присущее социализму содержание».[20]

В ходе осуществления реформы представления о «новом, свойственном социализму содержании» товарно-денежных связей и закона стоимости разрослись в целую политэкономическую «доктрину», гласящую, что социалистический строй вообще есть «плановый рынок», что категории товарного производства не только наполняются вышеназванным «новым содержанием», но служат «средоточием» социалистических базисных отношений, что социализм отличается от предшествовавших экономических укладов единственно лишь «сознательным», «планомерным» использованием закона стоимости, в противовес «стихийному» проявлению этого закона в частнособственническом мире.[21]

Можно ли признать надлежащим, марксистски-обоснованным направление, придаваемое движению нашего базиса (а постольку движению нашего общества в целом) нынешним засильем в советской политэкономии подобных теорий?

Система товарно-денежных отношений (потому они и товарные) рассматривает всякую реальность, всякий фактор, попадающий в орбиту её влияния, именно (и исключительно) как товар, – говоря несколько более академично, как объект. Сказанное полностью касается и человека. С помощью рыночных, товарно-денежных категорий нельзя отобразить субъектную роль человека труда, или его функцию главной производительной силы. С помощью товарных категорий нельзя и управлять человеком, – если видеть трудящегося (как положено в социалистическом государстве) субъектом общественного развития, личностью, а не вещью, подвергаемой разным внешним манипуляциям.

Структурно-политические (базисные, или динамические) изменения, через которые выражается «субъектность» народных масс, необходимость периодического обретения массами новых и новых «полей» приложения творчески-производительной и гражданской инициативы, – структурно-политические изменения, естественно, рыночным закономерностям также совершенно неподвластны. Статический характер рыночно-товарных отношений является, поэтому, давнишней, почтеннейшей аксиомой мало-мальски квалифицированной политической экономии: никому ещё в голову не приходило ожидать, будто посредством прибыли, цены или кредита могли бы быть произведены революционизирующие, служащие интересам народа перемены в формах собственности, в структуре личностных прав.

В обществах, «на поверхности» которых товарность выступает господствующим отношением (следовательно, и к народу отношение товарное, «вещное»), класс-работник, чтобы выполнить свою социально-активирующую, субъектную миссию (роль главной производительной силы), вынужден прибегать к революционной борьбе. «Согласование» базиса с напором производительных сил (который воплощён, в конечном результате, в политической борьбе класса-производителя), – «согласование» это в статических обществах достигается только революционными, кризисно-конфликтными путями. С точки зрения существующих (в таком общественном устройстве) правовых институтов оно всегда, в данном случае, стихийно.

Социализм же, – впервые во всемирной истории, – овладевает законами динамической общественной планомерности. Массы здесь институционно признаны субъектом всей социально-производственной и политической жизни, и им не требуется (при нормальном, конечно, чередовании событий) совершать какие-либо насильственные политические акции, чтобы периодически раздвигать горизонт своего человеческого развития, – являющегося единственным, решающим источником любого мыслимого в обществе прогресса.

  • в/

Мы немного ещё продолжим рассмотрение экономико-философского аспекта «хозяйственной реформы».

Статические, товарно-денежные зависимости ограничиваются в своих действиях более высокой динамической («базисной») планомерностью социалистического способа производства. «…сфера действия товарного производства при нашем строе ограничена и поставлена в рамки. То же самое надо сказать о сфере действия закона стоимости».[22]

Что касается «нового, социалистического содержания», якобы приобретаемого рыночными связями в наших условиях, здесь следовало бы заявить со всей бескомпромиссностью, – никаким «новым содержанием» социализм этих связей не наполняет и наполнить не в состоянии.

Всякий закон представляет собою закон известного, определённого круга явлений. Сознательно мы будем данным законом пользоваться или «бессознательно подчиняться», – он от этого не перестанет описывать именно специфический, фиксированный, определённый круг явлений, не изменит своей объективной сути.

Спрашивается, какая же область объективных общественно-экономических явлений описывается законами рынка? Статическое народно-хозяйственное равновесие; равновесие, при котором класс-производитель берётся как вещный, политически-пассивный фактор производства, наряду с прочими такими же факторами, – землёй, производственными фондами, естественными ресурсами. Может ли подобный «ресурсный» подход к рабочему классу, к трудящимся заключать в себе какое-то «социалистическое содержание»? Совершенно ясно, что не может. Совершено ясно также, что декларации, будто «ресурсное» распоряжение людьми составляет «средоточие социалистических производственных отношений», – или прямой поклёп на социалистический строй, или политэкономическая безграмотность, достигшая какого-то воистину непозволительного «апогея».

Совсем другое дело, что в первой фазе коммунистического общества мы принуждены ещё считаться с унаследованной от прошлого, весьма значительной негибкостью, «недемократичностью», статичностью в работе наших базисных конструкций (иными словами, с наличием товарно-денежных отношений). И однако, отсюда никак не вытекает, будто товарность образует некую «всеобщую форму экономической связи» в социалистическом народном хозяйстве или, ещё удивительней, будто мы должны на рыночные, статические отношения сделать главный упор в программе построения коммунизма.

Следует, далее, решительно отбросить характеристики социализма в качестве «планируемого рынка» и утверждения, будто превосходство нашего строя над капиталистическим сводится, по сути, к «планомерному использованию» закона стоимости в масштабах всего народного хозяйства, тогда как капитализму планирование стоимостных отношений доступно лишь на уровне отдельных фирм и корпораций.[23]

Секрет здесь вовсе не в масштабах; планировать «в масштабах общества», «в масштабах всей страны» отнюдь не обязательно значит планировать социалистически.

Сама по себе общегосударственная собственность может и не обеспечивать настоящего динамизма (демократизма) в планировании, – иначе говоря, «безразрывных» переходов от одной к другой, качественно-высшей форме развития производительных сил (от одной к другой, качественно-высшей структуре базисных отношений). Вспомним хорошенько истинные (а не бухарински-исковерканные) философско-политические предначертания В.И.Ленина. Ведь общегосударственная собственность, – вплоть до полной реализации фундаментальнейшего ленинского принципа «поголовного управления», – до реализации этого принципа общегосударственная собственность обременена «бюрократическим извращением» («элитаристским извращением», если угодно, поскольку бюрократизм есть утончённейшая разновидность элитаризма). В случае, если будет допущено отставание с развёртыванием и (что важнее всего), с закреплением, с институционализацией управленческой активности, «управленческой причастности» масс, – в этом случае «элитарсистское извращение» социалистической государственности способно разрастись до прямого классово-политического конфликта с трудящимися. Мы наблюдали прискорбные и достаточно убедительные иллюстрации этой возможности, – вполне реальной, к сожалению, – на примере венгерского, чехословацкого, польского контрреволюционных кризисов.[24]

Возьмём несколько менее драматичное положение вещей: до контрреволюции дело не дошло, хотя «бюрократическое извращение» довольно прочно вклинилось между средствами производства (в широком смысле слова) и фактическими производителями. Субъектный, общественно-«распорядительский» статус производящих классов, трудового народа оказался, естественно, ущемлён, нарушен, – и планирование соскользнуло, этим самым, с динамического, подлинно-социалистического уровня на уровень куда примитивнейший, статически-элитарный (оставшись, однако, полностью централизованным). Структурно-политические, базисные отношения (формы движения производительных сил) опять меняются бессистемно, конфликтно, стихийно, что и означает отсутствие в данном обществе, – несмотря на мощнейшую народнохозяйственную централизацию, – высшего, динамически-целостного планового начала.

Вот и получилось у нас с Вами центрально-управляемое статическое (товарное) хозяйство, или «плановый рынок»; только, увы, оно никоим образом не есть социализм. Сползание рабоче-крестьянского государства к подобному состоянию может квалифицироваться, единственно лишь, как «кризисное развитие», которое грозит, в равной степени, и экономико-производственной неразберихой, и тягчайшими деформациями социалистического народовластия, влекущими за собою, в последнем пределе, разрыв обратных связей между трудящимися и партией, типа «польского декабря».

Современный капитализм, впрочем, располагает также немалыми шансами вскорости превратиться, в какой-либо стране, в «централизованно-планируемый рынок», – разумеется, пребывая по-прежнему капитализмом. (А ещё точнее, перейдя в заключительную, «краевую стадию» своей исторической эволюции – в открытую фашистскую диктатуру.) Ведь интерес капиталистического собственника направлен не на средства производства как таковые, но лишь на обусловленное владением средствами производства элитарное, привилегированное положение в обществе. В.И.Ленин подчёркивал, что буржуазии, на поверку, и дела-то до производства нет.[25] Средства производства, постольку, можно обобществить в национальном, народнохозяйственном масштабе, не затрагивая элитарно-эксплуататорской сущности нынешнего империализма: надо только позаботиться, чтобы распоряжение этой «общенародной» собственностью оказалось надёжно монополизировано бывшими её «приватными» обладателями, чтобы массам доступ к реальному, фактическому участию в государственно-производственном управлении был наглухо преграждён.

Суммируя, в окончательном своём выражении «плановый рынок» («сознательное использование» товарно-денежных закономерностей «в масштабах страны», на основе национально-обобществлённой собственности, и сознательное замыкание горизонта планирования рыночными структурами, сознательная универсализация, фетишизация этих структур) представляет собою открытое, конституционное возведение вещно-статического, «ресурсного», эксплуататорского отношения к народу в ранг государственной политики, или воцарение в государстве фашистской диктатуры, – воистину, в её «чистом виде», если подразумевать под словом «фашизм» не ругательство, но строгое (и весьма актуальное) политэкономическое определение.

Можете убедиться теперь сами, насколько «ленинской» является генеральная структурно-политическая ориентация (говоря напрямик, дезориентация), навязываемая развитию нашего общественного уклада упорно продолжающимся бухаринским «реформаторством» в экономике.

Симптоматично, – и к этому не мешало бы прислушаться, – что не нашлось в мире, ни среди правых, ни среди «левых», сколь-нибудь здравомыслящего экономиста, который не сказал бы, что курс этот несовместим с основными принципами учения Маркса – В.И.Ленина, что он неизбежно должен вызвать многозначительные сдвиги в идеолого-политической сфере и вылиться, в конце концов, в какую-то, более или менее завуалированную, форму реставрации капитализма.

  • г/

Своим первоисточником положение о «новом, присущем социализму содержании товарно-денежных отношений» имеет бухаринскую теорию «врастания» буржуазных, статически-рыночных закономерностей в социалистические условия, богдановско-бухаринские домыслы о «преобразовании», «вылинивании» закона стоимости в некий «вечный» «закон трудовых затрат». Мистификация с «линькой законов» у правых оппортунистов служила одной-единственной цели: вернуть якобы-«облинявшему» закону стоимости («закону трудовых затрат») прежнюю роль универсального («вечного») регулятора общественной экономики – роль, которой его лишила социалистическая революция, поскольку универсально-регулирующая функция стоимостных отношений в народном хозяйстве означает существование «свободного рынка» средств производства и рабочей силы.

Вредоносная, несоциалистическая направленность доктрины «преобразования» общественно-объективных законов, «наполнения новым содержанием», «линьки» и прочих несуразностей много лет назад разгадана и аргументированно отвергнута марксистско-ленинской наукой.[26]

Может вызывать лишь сожаление, что этим вульгаризаторским, антидиалектическим концепциям была предоставлена ненужная «вторая жизнь» в нашей политэкономической литературе, а также (всего печальнее) на страницах ответственейших партийных документов.[27]

В противоположность марксизму, с его принципиальным теоретически-философским и практически-политическим обращением к человеку, к рабочему классу, к широчайшим массам трудящихся, правый ревизионизм движущим началом общественно-экономического процесса провозглашает вещный компонент этого процесса – технику.

С позиций «первичности техники», однако, и человек, – непосредственный, действительный производитель и творец, – немедля утрачивает свою субъектность, социально-творческую активность. Марксистская социодинамическая конструкция «производительные силы – производственные отношения (базис) – надстройка» распадается, устраняется из политэкономического анализа, её подменяет статическая схематика «универсального народнохозяйственного равновесия», рыночного взаимоуравновешивания «факторов производства» (земли, производственных фондов, труда), вносящих, якобы, независимо и самостоятельно, одинаково-значимый вклад в создание общественного богатства.

Структурно-политические (производственные, базисные) отношения, – не говоря уже о надстроечных, – принижаются до пассивного «вторичного» продукта каких-то спонтанных, «глобальных», «надчеловеческих» пертурбаций в технических средствах (и вдобавок в естествознании!), что, по существу, является прямым отрицанием общественно-организующей, направляющей, творческой мощи институтов пролетарской (всенародной) власти, – а постольку и отрицанием объективной всемирноисторической необходимости этой власти и порождающего её пролетарского революционного переворота.

Механицисты, правые ревизионисты фактически отнимают у социально-экономических отношений базисную, внутренне-структурирующую роль в общественном производстве, передают базисные функции технике, – после чего политэкономия (и социальные науки в целом) попросту возвращаются на домарксовский, плоско-позитивистский уровень, поскольку радикальная новизна, пришедшая с Марксом, как раз и заключалось, по В.И.Ленину, в «выделении производственных отношений в качестве структуры общества».[28]

«В чём собственно состоит понятие экономической общественной формации?» – пишет В.И.Ленин (понятие общественно-экономической формации, делающее исторический материализм, как он указывает далее, «синонимом общественной науки»). «Каким… образом выработал Маркс эту основную идею? Он сделал это посредством выделения из разных областей общественной жизни области экономической, посредством выделения из всех общественных отношений – отношений производственных, как основных, первоначальных, определяющих все остальные отношения». «…выделив производственные отношения, как структуру общества…» «…впервые поставил социологию на научную почву, установив понятие общественно-экономической формации, как совокупности данных производственных отношений /курсив мой. – Т.Х./, установив, что развитие таких формаций есть естественноисторический процесс».[29]

Марксизм «объясняет строение и развитие данной общественной формации исключительно производственными отношениями».[30] «Скелетная», базисная нагрузка производственных отношений ближайшим образом выражается в объективном свойстве служить формой развития производительных сил.

Механицисты, однако, формой развития производительных сил (а отсюда и фактическим базисом, «структурой общества») считают не производственные, экономические отношения между людьми, но специально-технические (или даже специально-«научные») закономерности, которые впридачу ещё объявляются «надклассовыми», «всечеловеческими», лишёнными всякой конкретно-исторической, общественной определённости.

Сегодня наиболее нежелательным перепевом этой механицистской, бухаринской идеологии, – перепевом, оказывающим самое пагубное, резко-негативное воздействие на состояние коммунистического социально-философского мышления и у нас в стране, и за рубежом, – является так называемая «марксистско-ленинская(!) теория научно-технической революции».

«Марксистско-ленинская» сия теория, по сути дела, перечёркивает учение основоположников марксизма о безоговорочно-детерминантной, базисной значимости общественно-производственных, классовых межчеловеческих взаимоотношений в развитии любой социальной формации. Способом движения, существования производительных сил, – в абсолютнейшем согласии с бухаринщиной, а не с марксизмом-ленинизмом, – взамен производственных отношений изображается некая специфически-техническая закономерность («научно-техническая революция»). В дополнение обнаруживается, что научно-технический прогресс, этот новоявленный «базис» общественного развития, – в противовес подлинному базису, структурно-политическим отношениям, – чужд какой-либо классово-формационной принадлежности, имеет абстрактно-«надчеловеческий», «вселенский» характер, и на эту «вселенскую», «универсальную» сущность лишь сверху наслаиваются «различные социальные условия».

Сокрушительнейшим «результатом» подобного философствования выступает, в первую очередь, поистине «целостная», «комплексная» потеря правильной перспективы становления коммунизма как процесса пролетарской революции, коммунистического переустройства мира. Ведь фазы коммунистической революции (и более мелкие подразделения, «подфазы») отграничены одна от другой узлами качественных сдвигов в производственных отношениях – в формах прогрессирования, вызревания коммунистических производительных сил. Сменив эту именно марксистско-ленинскую теоретическую картину картиной отвлечённо-«универсальной» научно-технической стихии, развивающейся по неким «трансцендентным» законам, мы далее обязаны по-честному расписаться, что никаких путей и возможностей реального перехода к коммунизму не видим, не понимаем и никому, постольку, не имеем права чего-либо здесь предлагать. Сказанное, естественно, касается и путей реального, действительного возобладания над капиталистической цивилизацией в целом, над её инженерно-технической продвинутостью и идеологической изворотливостью.

«…возникает тенденция, – справедливо отмечает Тодор Павлов, – определять нашу эпоху как эпоху технической революции… Одновременно забывается тот факт, что наша эпоха есть прежде всего эпоха социальной (социалистическо-коммунистической) революции, на службе которой находится техническая революция». «Как только техническая революция объявляется самым существенным явлением в развитии нашей эпохи, социальная революция приобретает такой характер, что с ней могли бы согласиться многие технократы, механисты и метафизики. Они только о том и мечтают, как бы умалить и в конце концов отвергнуть науку и практику социалистической революции, чтобы восторжествовала антинаучная империалистическая идеология».[31]

Во-вторых.

Манера рисовать высокоразвитую индустриальную машинерию неким верховным детерминантом социально-экономических перемен, забвение конкретно-исторической, преходящей природы инженерного индустриализма, преклонение перед бесспорной, но никак не «надчеловеческой» убедительностью западного технологического и естествоведчески-прикладного уровня, – все такого сорта вещи выливаются в неразборчивое, повальное заимствование, вместе с «трансцендентной» техникой, которую мы ввозим вынужденно, также и «трансцендентных», якобы безукоризненно-«научных» буржуазных методов организации производства и управления, – а вот эта организационно-управленческая «трансценденция» нам совсем уже ни к чему.

«Если производственные отношения – это простой пассивный рефлекс производительных сил, – писал, полемизируя с бухаринцами, видный советский экономист А.А.Вознесенский ещё в начале 30-х годов, – если производственные отношения ничто, а производственные силы всё, тогда естественен лозунг: “развивать производительные силы вообще”, а производственные отношения сами приложатся. Но что это значит? Это значит – развивать их и в капиталистической оболочке. А разве нам нужна капиталистическая индустриализация? Нет, нам нужна социалистическая индустриализация, т.е. индустриализация, которая развивается в социалистической общественной форме, в рамках социалистических производственных отношений…»[32]

Стоит немного приглядеться к новейшим декларациям на тему «производственных сил вообще», «теоретически чистых(!) типов структуры и динамики производительных сил»,[33] – и моментально убеждаешься, что аналогично тому как правооппортунистические происки в 20-х – 30-х годах подсовывали нам индустриализацию («первичную» индустриализацию) «в капиталистической оболочке», в точности так же нынешние «научно-технические» ревизионисты стремятся втиснуть в антинародные, государственно-капиталистические (а не социалистические) формы завершающие этапы индустриализационного процесса, связанные с комплексной автоматизацией промышленного производства.

В 1973 году тогдашний заместитель главного редактора «Вопросов философии» М.К.Мамардашвили, едва ли не буквально воспроизведя колупаевско-разуваевскую «философскую» дребедень французского микробиолога и генетика Моно, провозгласил существование нечеловеческого(!) «высшего мирового порядка», доступного лишь «трансцендирующей» интеллектуальной элите, – в свете какового порядка «установления нашего бытия», «человеческие надежды, упования, интересы», «социальные, культурные, этические нормы, цели и ценности» (короче говоря, весь наш общественный строй!) не являются, видите ли, «чем-то действительно единым и осмысленным», «совершенно условны» и не могут в чём-либо «ограничивать» названный «мировой порядок» (соответственно, привилегированных его носителей). В общем, тов. Генеральный секретарь, если Вам потребуется небольшой, но вполне репрезентативный образчик современной фашистской проповеди (а правый оппортунизм в подытоживающей стадии, как известно, и есть фашизм), не нужно выписывать иноязычной литературы, достаточно будет заглянуть в отечественный, столичный философский журнал.[34] Вылазка М.К.Мамардашвили, кстати, там отнюдь не единственная в этом роде. И.Т.Фролов, коего М.К.Мамардашвили столь впечатляюще «замещал», уже продолжительное время и с исключительной, надо признать, целеустремлённостью ведёт вверенное ему издание по стезе воинствующего обскурантизма.

Следует вообще отдавать себе отчёт, – в-третьих, – что техника, наука, «научно-техническая революция» не обладают каким-либо реальным существованием помимо людей, непосредственно занятых научной деятельностью и высококвалифицированным инженерно-конструкторским трудом. Со всех сторон раздающиеся ныне уверения, будто наука становится «ведущим элементом производительных сил», «важнейшей производительной силой», «ведущим фактором развития общественного производства», «основой социальных процессов»,[35] – подобные уверения, поэтому, столь же безответственны политически, сколь теоретически безграмотны. С умыслом или непреднамеренно (Вам лучше знать, чем мне), они служат протаскиванию научно-технической интеллигенции, «элиты» на роль главной производительной силы и «руководящего начала»[36] в обществе, вместо рабочего класса и его партии.

  • д/

Всего досаднее, что сами Вы, с непродуманной (по моему глубокому убеждению) безапелляционностью ринулись на защиту всецело антисоциалистических (а никаких не «творчески-марксистских») воззрений, разрушающих кардинальнейшую идею, «становой хребет» марксизма – идею коммунистической революции, революционно-преобразовательного периода, лежащего «между капиталистическим и коммунистическим обществом».[37] Согласно нашим великим учителям, осуществление коммунистической революции составляет всемирноисторическую миссию пролетариата.

Взамен классических этих указаний нам предлагают «надчеловеческую» «научно-техническую революцию», внутренне-общую обеим противоборствующим(!) социально-экономическим формациям и осуществляемую, – если хорошо разобраться, – идеологически-«беспристрастной» (якобы), замкнутой кастой интеллектуалов, в повелениях которой воплощается непререкаемый «высший мировой порядок».

Мусор этот, – а здесь перед нами именно позитивистски-фашиствующий идейно-теоретический мусор, уже послуживший «руководящим началом» нескольких прекрасно известных, тяжелейших эксцессов в восточноевропейских социалистических странах, – мусор этот должен быть выметен, и учение классиков о «революционном превращении капиталистического общества в коммунистическое», о двух фазах коммунистической революции (без какого-либо «развитого социализма» между ними), о пролетариате (а не Академии наук) как полномочном выразителе всенародных, подлинно всечеловеческих интересов, о партии пролетариата как основном, интегральном демократическом институте будущего, единственно способном, разносторонне совершенствуясь, обеспечить «поголовное», свободное личностное развитие граждан, – все эти истины марксистской философии должны быть восстановлены в своих правах.

Само собою, роль техники и естественно-прикладного знания отнюдь не отрицается и не преуменьшается в марксистско-ленинской теории, но марксисту, чтобы не скатиться к метафизической, вульгарной «материалистичности» позитивизма, нельзя ни на минуту забывать, что человек, социопроизводственные взаимоотношения между людьми порождают науку и технику, а не «вещная субстанция служит основой социальных отношений».[38]

Возьмём Ваше выступление на торжествах, посвящённых 250-летию Академии наук СССР; не сомневаюсь, оно привело в восторг бухаринцев, радеющих о скорейшем воцарении «нечеловеческих» (читай, кулацких) «мировых порядков» в Советском государстве.

«…ни при одном общественном строе до сих пор, – утверждаете Вы, – наука не занимала такого… определяющего положения в экономическом и общественном развитии, как при социализме…»[39] Человек труда, но никоим образом не «наука», занимает, – во всяком случае, должен занимать, – при социализме «определяющее положение в экономическом и общественном развитии». Чуть ниже, правда, Вы формально признаёте трудящихся «главной производительной силой».[40] Сами теперь проверьте повнимательнее, что у Вас получилось, – люди «главная» производительная сила, наука же – «определяющая» («важнейшая», «ведущая», «движущая», «основная», как мы ранее выслушали от Ваших, – по всей видимости, – идеологических «советников»). С этим теоретическим сидением на двух стульях, решительно, пора кончать; если рабочий класс, народные массы – главная составляющая производительных сил, они же и «движущий», «важнейший», «определяющий» фактор в общественно-историческом прогрессе. А если Вы передали «определяющее положение» науке, от марксистского принципа «человек – главная производительная сила» честнее будет вовсе отказаться.

«Речь идёт о дальнейшем развитии всех сторон жизни советского общества – экономики, общественных отношений, сознания людейна основе последних достижений техники».[41] Итак, производственно-экономические отношения развиваются «на основе последних достижений техники». Чем, позвольте Вас спросить, подобные установки отличаются от бухаринских «систем общественной техники», полностью детерминирующих собою, якобы, «общественную экономику»?

«…во весь рост встал вопрос о генеральных направлениях дальнейшего технико-экономического развития, о выработке на длительный срок стратегии научно-технического прогресса. Строя коммунизм, мы должны возможно яснее представлять себе, каким будет производственный аппарат будущего общества. …Учёные должны видеть технику завтрашнего дня…»[42]

Мы многократно уже повторяли, что научно-техническое, «технико-экономическое» прогрессирование есть производная от развития общественно-экономического, базисного, от высвобождения и политико-институционального «узаконения» новых, более высоких форм проявления субъектной, творческой инициативы людей. В первую очередь, вот этой-то базисной концепцией предстоящего движения и должна располагать партия на любом этапе коммунистического строительства. Спора нет, учёным не повредит прозревать и технику завтрашнего дня. Со всей ясностью, однако, надо наконец понять, что в обход решающих базисных проблем, проблем человеческих, никакой «техники завтрашнего дня» разглядеть невозможно.

Марксистский (не в ироническом, но в прямом значении слова) анализ «грандиозной научно-технической революции»[43] сразу обнаружил бы, что ничего «трансцендентного» и непостижимо-«глобального» в ней нет и что представляет она собою, по своему первоначальному происхождению, прирастание капиталистических производительных сил, вызванное «кейнсианской» экономической политикой влиятельнейших империалистических государств, «кейнсианским переворотом» в капиталистических производственных отношениях. Мощью «кейнсианского сдвига», – а она, по существу, сейчас почти исчерпана, – очерчиваются объективно-исторические границы «научно-технической революции» (принятый в западном обществоведении термин «вторая промышленная революция» в конкретном этом случае выглядит более трезвым и более правильным). Марксистское освещение, которое концентрируется, прежде всего, вокруг вопроса о базисных формах как о «специфически-общественном законе»,[44] специфически-общественной закономерности бытия производительных сил, – марксистское освещение немедля выявило бы всю нелепость ожиданий, будто «научно-техническая революция» «создаст в мировом масштабе возможности обеспечения материального благосостояния, совершенствования социальной структуры общества(?!), улучшения условий труда, всестороннего развития личности, оздоровления природной среды обитания человека», будто она «стимулирует разрешение неантагонистических противоречий социализма», «открывает перспективу совершенствования социалистических общественных отношений», «ведет общество к коммунизму».[45]

«Союзником коммунизма», «средством решения важнейших социальных задач коммунистического общества», «коммунистической по своей социально-экономической направленности» вторая промышленная революция также не является.[46] В сущности-то, вторая промышленная революция принадлежит корнями ещё буржуазной общественно-экономической формации. Она ещё индустриалистская, буржуазно-механистическая в своих структурообразующих глубинах. Между тем, Маркс и Энгельс настойчиво подчёркивали, что фундаментальная проблема коммунистического мирообновления – не столько даже упразднение, как таковое, частной собственности, сколько выкорчёвывание куда более «хитрой», неочевидной её оборотной стороны – индустриалистской организации труда.

«…пролетарии, чтобы отстоять себя как личности, должны уничтожить имеющее место до настоящего времени условие своего собственного существования, которое является в то же время и условием существования всего предшествующего общества, т.е. должны уничтожить труд».[47]

Специально-коммунистический «взрыв» в производительных силах, включая естествознание и технику, покуда ещё не начинался, а чтобы процесс этот смог развернуться, надо нащупать «специально-коммунистический», характерно-коммунистический перелом в наших базисных отношениях – перелом, который ознаменовал бы действительное наше вступление в высшую фазу коммунистического способа производства. Мы должны, иначе говоря, вновь поднять социалистические производственные отношения, – давно уже этого требующие, – до роли главного, общественно-человеческого «двигателя производительных сил».

Малоплодотворной (и попросту недостаточно корректной) представляется в данной связи формулировка касательно «соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства»; равно как радикально неплодотворна и продолжающаяся подмена марксистско-ленинской категории экономического базиса общества – техницистским, бухаринским понятием «материально-технической» базы которое нигде у классиков марксизма-ленинизма не встречается.

Самоцельная ориентация на «построение материально-технической базы коммунизма», посредством разных «комплексных программ научно-технического прогресса», – при упорном игнорировании мощнейшей «обратной активности» структурно-политических отношений, – ориентация эта покамест привела лишь к некоей явственно заметной (и вполне озадачивающей) склонности всей «базовой» проблематики накреняться в сторону сенатской финансовой комиссии в Вашингтоне. В этом же направлении работает и установка на пресловутое «органическое» (в действительности механическое) «соединение достижений научно-технической революции с преимуществами социализма». И в самом деле, что значит «соединить», практически? В Америке закупить? С уверенностью можно утверждать, однако, – если не будут приняты меры к устранению очевиднейшего, на сей день, «затормаживания» наших производительных сил собственным нашим базисом (на состоянии которого отразились и естественное устаревание, и многолетние безответственные, теоретически-порочные «эксперименты»), – если этих мер не будет принято, не выручат никакие кредиты, импорт оборудования окажется бесполезной тратой народных богатств.

«Чистый», «надчеловеческий» научно-технический прогресс есть праворевизионистский миф. Современному человечеству приходится существовать при разных, противоположных общественно-исторических укладах, в разных формациях, которыми «заведуют», – согласно великолепному определению В.И.Ленина, – разные, противоположные по своим устремлениям классы. В границах каждой формации движение научной, инженерно-технической мысли («духовное производство») подчиняется не каким-то «среднемировым», неизвестно чем обусловленным предписаниям, но тем же базисным закономерностям, которые упорядочивают, в данном общественном устройстве, его непосредственную материально-производительную жизнь. Скрытая причинная «механика» научно-технического развития носит базисный характер, и вопросы научно-технического прогресса могут быть удовлетворительно разрешены только в рамках, в контексте общей базисной политики, базисной стратегии партийно-государственного руководства. Собственно-технический рост не является никакой «основой социальных процессов», он есть компонент производительных сил (при этом не главный) и в качестве такового находит свои «движущие пружины» в единой общественно-экономической форме развёртывания производительных сил – в структуре производственных отношений.

Можем наглядно удостовериться, таким образом, в ошибочности распространяемых ныне у нас теорий «построения народнохозяйственного плана в соответствии с планом развития науки и техники», «народнохозяйственного планирования, основанного на прогнозировании процессов научно-технической революции».[48] (С трибуны XXIV съезда КПСС П.М.Машеров, например, вообще призывал «подчинить требованиям научно-технической революции» – ни много, ни мало – «систему управления, весь ритм жизни и труда».[49])

В планах, конечно, необходимо учитывать, предусматривать обозримые изменения вещественно-технических составляющих производства; но «чистое», самодовлеющее развитие вещных компонентов являет собою, повторяем, фантазирующий техницизм, переворачивание действительных социодиалектических зависимостей с ног на голову, и в качестве стратегической концепции планирования – в особенности долгосрочного! – подобная мифология должна быть безусловно отклонена. Маркс, напомним, не единожды категорически порицал приписывание «предметному моменту труда некоей ложной важности в противовес самому труду».[50]

3

Существеннейший промах, допущенный во всей этой прискорбной эпопее с «грандиозной научно-технической революцией», – забвение классово-формационной, общественно-исторической обусловленности, опосредованности естественных и технически-прикладных наук.

«В классовом обществе всякая наука является классовой. Что это означает? Это означает, во-первых, что всякая наука вырастает из классовой практики, из классовых интересов, из классовых потребностей. Это означает, во-вторых, что каждая наука разрабатывается представителями определённых классов (хотя бы отдельные лица этого не осознавали и даже отрицали), а поэтому на творчестве каждого учёного неизбежно сказываются его классовое положение и интересы, его классовые симпатии и антипатии; в самых разнообразных формах проникают они в научные построения. Это означает, в-третьих, что наука является орудием классовой борьбы; каждый класс использует свою науку для зашиты своих целей, своих классовых интересов».[51]

«Маркс показал, что в классовом обществе наука… не может не быть классовой наукой, выражением классового бытия общества и орудием классовой борьбы». «Принцип партийности науки является одним из основных принципов марксизма».[52]

Мы всячески оговорили бы, что в марксистском понимании принцип классовой, объективно-политической «завербованности», «партийности» в широком смысле слова распространяется на естествознание (не исключая математики), а также на инженерно-техническое творчество, с не меньшей обязательностью, нежели на обществоведческие исследования.[53]

Само собою, нельзя этого представлять утрированно, вульгаризаторски, – будто одновременно в государстве (или в соседних странах) разные классы пользуются противоположными физическими, химическими и прочими теориями; обычно наличествует единый, «общезначимый» комплекс естественнонаучных сведений. Идеология, кстати, практически налична, в классово-разделённом обществе, всегда также лишь в одном варианте – «варианте» господствующего класса (или союза правящих классов). И подобно тому, как «общепринятость», «надклассовость» господствующей идеологии является чисто-поверхностной, внешней, – равным образом нельзя обманываться «надклассовостью» доминирующего свода естественных и технических знаний.

«Способом жизнедеятельности»[54] всякой формации, её общественно-экономической и целостной общественно-исторической упорядоченностью «заведует» определённый класс; мироприсвоенческие установки этого класса с одинаковой «принудительностью» пронизывают, структурируют любые проявления человеческой активности в данных историко-информационных границах, включая усилия человека в постижении тайн природы. Сопротивление, противодействие этому классовому началу (если такое противодействие требуется) может оказать (и всегда оказывала) не какая-то «чистая наука», парящая в «наджизненном пространстве», – почерпнутая прямиком у Маннгейма, но не у Маркса; противодействие может оказать лишь равноценная классовая мощь, энергия исторически-восходящего класса, которому предстоит «заведовать» следующим, более развитым социопроизводственным укладом.

  • а/

Система наук о природе (равно как техника), которая фактически имеется в нашем распоряжении, в определяющих, конституирующих своих чертах сложилась в недрах буржуазного общества и этим буржуазным «мироприсвоенческим наследием» в значительнейшей степени отягощена.

Через какие же особенности современного естествознания выражается эта его «классовая отягощенность»?

Выражается она, в первую очередь и кардинальнейшим образом, в его неоспоримой, всепроникающей статичности.

Мир, каким воспринимает его буржуазия, – статический мир, поскольку статичен буржуазный способ производства: динамические (базисные) изменения здесь внеинституциональны, стихийны, «запредельны». Мирового динамизма («диалектики природы»), самодвижения природных и общественных явлений практическое, «среднее» буржуазное мышление не видит. Соответственно, и по отношению к человеку оно не улавливает его саморазвития, творческой силы, социально-исторической субъектности. С позиций буржуазного мировоззрения (если отбросить сознательные или неосознаваемые апологетические идеализации) человек, на поверку, есть объект, вещь, предмет внешнего манипулирования его интересами и эксплуатации.

Существуют ли основания считать, что естествоведение, выросшее параллельно эволюции буржуазного строя и в качестве компонента этого строя, не вступившего с ним в сколько-нибудь серьезные коллизии, – что оно могло и реально сумело подняться выше описанной статически-объективистской концепции мироздания? Вне всяких сомнений, ответ должен быть категорически отрицательный.

Современное, «унаследованное» нами естествоиспытательство, правда, «рожало», – как заметил некогда В.И.Ленин, – диалектический материализм, но по различным причинам «роды» эти не увенчались надлежащим успехом.[55]

Механизм, структура собственно-диалектического процесса (процесса развития), структура становления, превращения потенциального в актуальное (качественного, динамического преобразования) через борьбу противоположностей, закономерности взаимодействия противочленов диалектической пары, «единоборства» старого с новым, законы «двойного отрицания», логика смены качественных уровней, – весь этот понятийный арсенал, в отсутствие которого о диалектике нечего и заговаривать, как был, так и поныне пребывает абсолютно чужд внутренним аргументационным схемам естественнонаучных дисциплин. Создание целостной естественнонаучной (естественно-философской, если угодно) картины мира, которая убедительно и последовательно показывала бы развитие материи, переходы низших форм существования материи в более высокие, вплоть до главного, сокровеннейшего такого перехода – перехода «объекта в субъект», возникновения мысли, «становления природы человеком» (Маркс), – надо ли напоминать, насколько мы сейчас от чего-либо подобного далеки.

Мало того, естествознание не только само застряло на ступени статического, вероятностного объяснения, но эту свою механицистски-вероятностную, антидиалектическую премудрость принялось напористо навязывать общественным наукам, под лозунгами внедрения «конструктивных», «строго-доказательных» («математических») методов.

Сформировался ряд чисто-объективистских обществоведческих отраслей, рассматривающих общество единственно в статике, демонстративно игнорирующих субъектность, новаторскую потенцию и инициативу реальных творцов истории – живых индивидов, классов, народных масс, самоцельность и социальную самостоятельность отдельной человеческой личности.

Сюда относится, прежде всего,

  • социология (в адекватном, первоначальном значении этого термина), – «общая», «генеральная» объектно-статическая теория социума;

  • весь круг «теорий экономического равновесия», в которых экономика трактуется как взаимобалансировка независимых «производственных факторов» посредством рынка;

  • новейшие разновидности доктрины «равновесия» – всевозможные схемы «оптимизации народного хозяйства», изображающие народнохозяйственный организм в качестве экстремизируемой функции многих переменных;

  • «научное управление», провозгласившее своей опорой принципы кибернетики, – совершеннейшая уже, скажем заранее, дикость: концепция управления человеческим сообществом и его членами исключительно как объектом, некими вещными элементами;

  • «социальное прогнозирование», – столь же внутренне-извращённая «наука», ставящая конечной своей задачей определить цели общества (высшее мыслимое выражение его субъектной, динамической сущности!) грубо-объектными, примитивно-естествоиспытательскими приёмами.

  • б/

Следует особо подчеркнуть колоссальный вред, который причиняет нам неразумное культивирование позитивистской легенды относительно «надклассовости», внеисторичности математики. Свою «научность» все вышеописанные буржуазные вульгаризации обосновывают именно решительным привлечением характерно-математической («точной») методологии.

Между тем, всякому философски-грамотному специалисту должно быть досконально известно, что совокупность дифференциальных представлений, – на которой базируется практическое могущество нынешней инженерно-вычислительной математики, – никогда не являлось и не является понятийным отображением продуктивных, динамических процессов, неспособна передать логику структурной трансформации (качественного скачка), беспомощна перед «работой» диалектического противоречия.

Статически-«равновесные», репродуктивные процессы и ситуации также, конечно, в большом количество имеются в жизни общества, в производстве, и математические, специфически-инженерные инструменты анализа, регулировки (подчас «распутывания») таких ситуаций, нахождения наилучшего (оптимального) варианта равновесия всюду здесь могут быть с пользой применены. «Социальная инженерия» указанного рода, однако, полезна и правомерна лишь в довольно узких рамках, – покуда не затрагивается вопрос о качественном обновлении, о развитии соответствующей сферы и о субъекте этого развития, каковым всегда выступает человек, творческая неуспокоенность людей. События, относящиеся непосредственно к самой качественной перестройке, являются (и навсегда останутся) предметом субъектного, институционально-правового (партийно-политического, если хотите) вмешательства и упорядочения, связанного с признанием принципиальной неигнорируемости человеческого творческого волеизъявления, хотя бы «единичного».

Сразу вырисовываются, при таком подходе, и аспекты, срезы общественного функционирования, где статические, «внесубъектные» методы управления и надзора должны играть лишь сугубо-вспомогательную роль. Масштабы народного хозяйства, общественно-производственной жизнедеятельности страны в целом, – в первую очередь, – не позволяют, попросту, хотя бы на мгновение абстрагироваться от напряжённейшего «субъектного бытия» главной производительной силы: статически-«ресурсное» («научное») третирование самосознательности трудящихся на государственном уровне(!) представляет собою, в условиях социализма, прямое экономическое и идеолого-политическое вредительство. Существуют и другие области, в которых недопустимо какое-либо, даже временное «абстрагивание от субъекта»: кроме конституционно-демократических процедур и мероприятий (выборы, рассмотрение заявлений, предложений и жалоб, организация народного контроля, обеспечение иных конституционных свобод), ещё правосудие, поддержание правопорядка, идейно-пропагандистская работа, воспитание подрастающего поколения, различные «специально-творческие» проблемы – литературное, художественное творчество, опять-таки уже дискутированный нами научно-технический прогресс.

А.И.Кац, несколько лет назад, верно писал касательно научно-технического прогресса:

«Теоретические положения о применении… таких методов хозяйствования, как универсальное распространение измерений предельных затрат, статического по своей сущности линейного программирования, дифференциальных рентных отношений (так называемых “объективно обусловленных оценок”, “затрат обратной связи”) на динамические экономические процессы, способны нанести громадные убытки нашему государству».

«…математический аппарат предельных величин по определению всегда отражает лишь малые изменения функции в зависимости от малых изменений аргумента. Главные же объективные закономерности технического прогресса, роста сводной и общественной производительности труда, наоборот, предопределяют в качестве главной, первичной основы экономического развития чередование скачков, революционных переворотов в способах производства. » «…главный путь технического развития – основные причинные связи технических переворотов, резких скачков в технике производства – остаётся вообще вне сферы дифференциальных предельных исчислений. Революционные технические перевороты выступают в качестве якобы внешнего, экзогенного, самостоятельного фактора. Стало быть, остаются полностью нераскрытыми, необъяснёнными важнейшие внутренние закономерные экономические причины их движения».

«…развитие техники и технологии производства… отнюдь не представляет собой стохастического процесса, т.е. процесса случайных вариаций величин в определённых пределах». «Столбовая дорога технического прогресса… в целом знаменует последовательные изменения самих систем причинных связей процессов производства и поэтому никак не умещается в предпосылках теории вероятности, которая по самой своей сути отражает течение случайных событий в зависимости от вполне определённой, качественно данной системы причинных связей». «Подобно тому, как на основе применения теории вероятности нельзя делать новые открытия…, точно так же на такой основе нельзя предугадывать и тем более предопределять параметры новых технических изобретений, знаменующих чередование технических переворотов. Иначе выражаясь, путём применения теории вероятности никак нельзя отображать главные объективные причинные связи технического прогресса и роста сводной и общественной производительности труда».[56]

В будущем, несомненно, возникнет математическая наука (как и природоведение вообще), которая в определённой степени сможет оперировать законами динамического (целостно-диалектического), а не только статического причинения. В настоящее время подобной «диалектической», «динамической» математики нет, и ни в коем случае ею не является математика предельных измерений. Использовать в социалистическом плановом руководстве и хозяйствовании наличные (статические) математические методы, – там, где они пригодны, – равно как оттачивать, разнообразить весь этот инструментарий, никто у нас никогда не запрещал. С попытками же придать схемам предельного анализа некую «универсально-методологическую» значимость, фактически противопоставить математический анализ диалектике, объявить его «орудием решения принципиальных проблем» нашего строя и «средством развития» марксистско-ленинской теории, – с этими невежественно-снобистскими «научными» перекосами уже давно надо было бы самым бескомпромиссным образом покончить.[57]

  • в/

Статический, недиалектический подход, в любых его модификациях, вращается вокруг нескольких центральных категорий:

  • понятия общего статического равновесия системы, – гомеостазиса;

  • понятия наилучшего (по заданному критерию) варианта равновесного состояния, – оптимума;

  • понятия экстраполяции, – плавной (исключающей какие-либо скачки и надломы) передвижки наличного состояния рассматриваемой системы в будущее, по определённой кривой.

С лёгкостью убеждаемся, что именно на перечисленных категориях основывает предполагаемую «боеспособность» своих ударных, наиболее «научных» (наукообразных, точнее) разделов нынешний ревизионистский «модерн»:

  • «марксистская социология», эта жареная вода, тужащаяся вытеснить собою «старомодный» исторический материализм;

  • концепции статического народнохозяйственного оптимума, «планового рынка», противопоставляемые марксистской политической экономии, берущие экономику не как систему «производительные силы – производственные отношения», но в схеме рыночно-уравновешенных вещных переменных экстремизируемой функции;

  • кибернетическое «научное управление», – антиинституциональный, антиличностный, фашизаторский по своей идейной настроенности «конкурент» марксистской теории государства и права;

  • «социальная прогностика», возомнившая себя некоей «научной» альтернативой «ненаучной» марксистско-ленинской идеологии.[58]

Сознаюсь, мне попросту трудно представить себе, – какова же нужна степень идейно-политической слепоты (в противном случае, идейно-политической безответственности), чтобы годами, десятилетиями позволять проповедовать подобную блажь в качестве «метода управления общественными процессами», «основы определения главных направлений экономической политики», «адекватной основы организации современного управления и планирования народного хозяйства»?[59]

Считаю необходимым остановиться, хотя бы в нескольких словах, на кибернетике, с порождённым ею «научным управлением». Сердцевина кибернетики есть, опять-таки, идея гомеостазиса и его поддержания. «…основная цель управления при социализме может быть определена как сохранение гомеостатического (не нарушаемого) состояния… общественной системы».[60] Совершенно непостижимо, каким образом консервация качественно-«ненарушаемого» состояния могла бы выступить целью социального устройства, весь исторический смысл которого заключается как раз в подготовке и осуществлении гигантского качественного сдвига – перехода к новой, качественно-высшей фазе общественно-экономической формации?

Мы видим, что кибернетика, практически будучи исследованием гомеостазиса, никакой «теорией сложных динамических систем» не является, и её претензии служить, в марксистских общественных науках, «методом, подобно математике»,[61] вот именно «подобно математике» должны быть безоговорочно отведены.

Сплошное завирательство являют собою утверждения, будто в марксистском обществоведении проблемы управления, вроде бы, «по-настоящему» и не разбирались до проникновения сюда кибернетики.[62]

Марксистская политэкономия (как и марксистско-ленинское социально-историческое познание в целом) всегда была, в первую очередь, наукой о развитии, трансформации властных, структурно-правовых (управленческих, если угодно) отношений в обществе, о глубинных материально-объективных закономерностях и причинно-следственных зависимостях этого движения; достаточно напомнить, что именно Марксовы политэкономические открытия сделались идеолого-теоретическим обоснованием пролетарской революции, завоевания власти пролетариатом. Марксизм, правда, никогда не опускался до такой философско-методологической (и морально-практической) низости, чтобы совершенно не видеть в человеке личности, творчески-активного агента истории, чтобы «рассматривать людей только в качестве элементов системы управления с точки зрения надёжности системы».[63] Сторонникам подобного «научного рассмотрения», политически-безнравственного и теоретически-бессмысленного, действительно, не помешало бы наконец уяснить, что «научности» этого рода марксизм был и навечно останется решительно, принципиально, классово враждебен.

Снова постараемся привлечь самое пристальное внимание и вопиющей, шокирующей антидемократичности попыток размежевать вопросы управления с вопросами права (субъектности человека и её общественного, институционального бытия), – попыток превратить управленческое знание в некую «деполитизированную», абстрактно-«беспартийную» инженерно-прикладную дисциплину, которая оказывалась бы доступна только посвящённым и подводила ненужный «научный фундамент» под порочную, несоциалистическую практику грубо-утилитарного, «надличностного» командования людьми. Следование этим пагубным установкам вылилось бы, единственно лишь, в неслыханную, подлинно-тотальную монополизацию властных функций очередной «волной» неискоренённого бюрократизма, – спекулянтами, освоившими новый, «научный» ритуал политического манипуляторства.

«…управление уже становится наукой, – рассуждает, например, Г.Х.Шахназаров, – а в коммунистическом обществе оно будет только наукой».
«…обыкновенной отраслью научного знания со своей прикладной сферой. /Курсив мой. – Т.Х./»[64]

Стоит взглянуть, сколь премиленькая «прикладная сфера» обнаруживается у этой «обыкновенной отрасли научного знания»:

«…во-первых, правильное определение социальной роли каждого человека, его места в производстве, коллективе, семье, его функций, его обязанностей. Во-вторых, усвоение каждым человеком предназначенной ему социальной роли, что достигается посредством обучения, образования, воспитания. В-третьих, обеспечение выполнения каждым человеком своей социальной роли…»[65]

Можно ли всерьёз предположить (не впадая в какой-то уже попросту патологический, юродствующий элитаризм), чтобы коммунистическая цивилизация когда-либо допустила расписываемое В.Г.Афанасьевым мракобесие, – сделать проблему человеческого жизненного, социального призвания (смысла жизни каждого) предметом монопольных внеправовых решений кучки «узких специалистов»?

Созидателями нового общества, – говорил В.И.Ленин в 1919 году, – могут быть только многомиллионные массы, «…социалистический переворот может быть сделан только при активном непосредственном практическом участии в управлении государством десятков миллионов». «…мы можем эту задачу разрешить, научить неизмеримо большие массы трудящихся такому делу, как управление государством и управление промышленностью, развить практическую работу, разрушить… вредный предрассудок, что дело управления государством – есть дело привилегированных, что это есть особое искусство. Это неправда. Мы будем неизбежно делать ошибки, но на каждой ошибке теперь будут учиться не группы студентов, теоретически изучающих какой-нибудь курс государственного управления, а миллионы трудящихся, которые… на опыте видят, что власть в их руках, что никто им не поможет, если они не помогут себе сами, – вот та новая задача колоссальной исторической важности, которая стоит перед пролетариатом…»[66]

Мы коснёмся теперь, также предельно кратко, «марксистско-ленинской социальной прогностики», в особенности имея в виду, что в проекте «Основные направления развития народного хозяйства СССР на 1976–1980 годы» дважды упоминается «прогнозирование социально-экономических процессов».

«Социально-экономические процессы», в конечном итоге, представляют собою движение производственных, базисных отношений, а базис (как мы в подробностях ранее разобрали) реально движется, лишь будучи концентрированно выражен в «политической и идейной форме» (В.И.Ленин). Мероприятия «политического и идейного» характера, в условиях социалистического строя, не могут быть объектными, манипуляционными, они должны обращаться к самосознательности трудящихся, к общественно-закрепляемым, институциональным способам обнаружения этой массовой самосознательности и инициативы. Социалистический «общественно-экономический процесс» (базисный процесс) есть, отсюда, процесс выявлено-демократический, правовой, и «предвидеть», «предугадать» его мыслимо одним-единственным путём, – проделывая его вместе с народом, раскрывая перед народом возможности творчества и показывая пример надлежащего пользования этими новыми возможностями (которые, повторяем, надо обязательно закреплять институционально, а не просто декларировать). В этом заключается существо коммунистически-партийного принципа управления посредством «собственного примера».

Стержневой вопрос «базисных предвидений» – вопрос должного, но не гадательно-вероятного. Авангард трудящихся создаёт новую структуру коллективного опыта (осуществляет должное, человечески-безотлагательное), детальные же, конкретные контуры будущего вычертит лишь самый «опыт миллионов, когда они возьмутся за дело».[67]

«Конкретного плана по организации экономической жизни нет и быть не может.

Его никто не может дать. А сделать это может масса снизу, путём опыта. Будут, конечно, даны указания и намечены пути, но начинать нужно сразу и сверху, и снизу».[68]

«Мы должны прийти к тому, чтобы принять известный план; конечно, это будет план, принятый только в порядке первого приближения. Эта программа партии не будет так неизменна, как наша настоящая программа, подлежащая изменению только на съездах партии. Нет, эта программа каждый день, в каждой мастерской, в каждой волости будет улучшаться, разрабатываться, совершенствоваться и видоизменяться».[69]

«Многовариантность», внутренняя гибкость социалистического планирования (подлинная, но не кабинетно-«прогнозная») зиждется как раз на этой систематической, структурной апелляции к народной инициативе, «опыту миллионов», «опыту мест», – на апелляции, которую давно пора законодательно «проработать» гораздо тщательнее, обширнее и глубже, нежели она «проработана» поныне.

Следует отклонить нежизненно-схоластические, элитаристские рекомендации относительно превращения общественно-экономических и общественно-политических предвидений в келейную «экспертно»-вычислительную процедуру, как огня, боящуюся всякого демократического контакта с людьми, предстоящая деятельность которых «рассчитывается», «прогнозируется». Минуя непосредственное субъектное волеизъявление народа, заглазно ничего нельзя за него «прогнозировать», – а вдобавок навязывать людям результаты подобных схоластических упражнений в качестве неких стандартов трудового, политического, культурного и прочего поведения.[70]

  • г/

Мне кажется небесполезным назвать ещё несколько модных «ходовых» приёмов статической оптимизации, при помощи которых подчас предполагается «развить», «обогатить» диалектико–динамическую концепцию общества – марксизм.

Методом отыскания статического оптимума является «нормативное прогнозирование», многим у нас попусту вскружившее голову. Схема «дерева целей», например, подразумевает, что цели определяются посредством обыкновеннейших экстраполяционных прогнозов, затем решается тривиальный вопрос наилучшей (на поверку, рыночно-равновесной) комбинации наличных, вещно-рассматриваемых ресурсов по каждому полученному таким образом «целевому рубежу».

Методом статической, рыночно-конкурентной оптимизации является теория игр: разбор оптимизационной задачи с участием нескольких партнёров, среди которых каждый добивается «своего» оптимума. «…в этом математическом аппарате, – правильно отмечалось в нашей литературе, – конкуренция получает впервые адекватное выражение…»[71] Между тем, имеются «марксисты», намеревающиеся «руководствуясь идеями теории игр, принимать максимально точные решения о направлениях и пропорциях развития общественного производства».[72]

Методику нахождения статического оптимума представляют собою «исследование операций», сетевые графики.

«Исследование операций указывает аналитические методы, позволяющие выбирать из большого числа возможностей оптимальную комбинацию для достижения заданной цели при определённых ограничениях».[73]

Сетевой график есть постадийная, поэтапная оптимизация какой-либо программы работ, разбитой предварительно на отрезки (оптимизация, опять-таки, сугубо-статическая, – по наименьшим издержкам, хотя бы, для каждого этапа). Между тем, какие только сумасбродные прожекты «универсализации» сетевых графиков не выдвигались – совершенно беспрепятственно, причём, – у нас в печати![74]

Методом статической оптимизации (типичнейшим приёмом «сокращения перебора вариантов» при статическом оптимизировании) является пресловутый «системный анализ», который, в равной степени, пленил воображение ряда наших «конструктивных» экономистов.

«Реальные достижения системного анализа сложных кибернетических систем, к какой бы области знаний они ни относились, – прокламирует Н.П.Федоренко, – объективно базируются на основных методологических принципах марксистско-ленинской диалектики.(!)

Даже самый беглый взгляд на проблематику современного системного анализа позволяет обнаружить тесную связь приёмов и методов системного анализа с основными законами диалектики…»

«Аппарат системного анализа позволяет раскрыть и понять закономерности функционирования технических, биологических, социальных систем, логику их внутреннего развития(!), и поэтому он взят на вооружение и развивается советской наукой».[75]

Системный анализ создан корпорацией РЭНД, финансируют которую ВВС США; ничего не скажешь, подходящий источник методологических принципов марксистско-ленинской диалектики. Стоит ли распространяться, – промелькни здесь хотя бы крупица чего-то действительно «марксистско-ленинского», системный анализ не только не процветал бы в американских государственных органах (в верхах военно-промышленного комплекса!) в качестве официально-принятой методологии рассмотрения проблематических ситуаций, но подвергся бы немедленному, беспощаднейшему политическому проскрибированию, наряду с призывами учредить однопартийное рабоче-крестьянское правление или упразднить буржуазное владение средствами производства.

Сегодняшние усилия подменить подлинно-марксистский диалектико-материалистический метод в общественном познании импортными статическими схематизациями могли бы привести (и частично уже, к величайшему сожалению, приводят) вовсе не к какому-то «раскрытию внутренней логики» социализма, но единственно к государственно-капиталистическим по своей сути искривлениям в развитии и функционировании наших институциональных структур. Статическими методами нельзя «регулировать», «совершенствовать» динамическую систему; достигнешь этим лишь обратного «сползания» динамического процессирования к статическому, антинародному по своим социально-политическим характеристикам.

Мы выше затрагивали статичность «дерева целей»; если «деревом целей» охватить полностью экономику страны, получится «программно-целевое планирование», в проекте новой пятилетки также упомянутое.[76] Иными словами, «программно-целевой подход» представляет собою разновидность универсальной статической оптимизации. Санкционирование этой схемы в качестве непререкаемого предписания плановой практике радикальнейшим образом способствовало бы перерождению всей нашей общественной организации в некую, достаточно драматичную «модель» государственного капитализма.

Само собою, государство может (и даже неизбежно вынуждается) сосредотачивать силы поочерёдно на разных проблемах хозяйственно-политического строительства, не на всех одновременно; но этот специфический принцип «содержательности», «внутренней тематичности» плановых разработок, отлично известный и широко у нас всегда применявшийся, ничего общего не имеет с предложениями «демонтировать» директивный народнохозяйственный план в конгломерат «целевых программ», без какой-либо динамической координации между ними.[77]

4

И наконец, мы попытаемся коротко набросать общую картину ожидающего нас базисного сдвига (сдвига в производственных, социоструктурных отношениях), концепция которого должна, – по-настоящему, – послужить идеолого-философским костяком будущей Программы партии («долгосрочного плана», если угодно), а также обоснованием каких-либо продуктивных, действительно нужных изменений в Конституции нашего государства.

Сегодня, пожалуй, в особенности актуальны предупреждения классиков постоянно помнить о развитии, в которое «вступают производственные отношения как отношения правовые».[78]

Став на точку зрения «производственных отношений как отношений правовых», мы сразу же получаем решительнейшую поддержку нашим поискам в классическом марксистско-ленинском толковании перехода к высшей фазе коммунизма, – что переход этот будет подъёмом от «формального» равенства к «фактическому».

В системе отношений «формального» равенства (на первой стадии коммунистического способа производства, при социализме) трудящиеся гарантируются государством, правда, весьма многообразно, – но лишь в некоторой своей ещё «формальной», «обременённой прошлым» определённости: в качестве обладателей «рабочей силы».

В системе отношений фактического равенства (собственно при коммунизме) люди будут «узаконены», гарантированы всем институциональным стрем общества уже не в качестве единиц «рабочей силы», но как полностью самоцельные, всесторонне развивающиеся «единицы» творческой способности.

Стало быть, задача наша допускает следующую конкретизацию: надо отыскать возможности конституировать человека как носителя творческой одарённости, производительной, новаторской трудовой инициативы, – попробовать «вписать» его (в этом его высшем, подлинно-коммунистическом статусе творца, новатора) в существующую политико-правовую структурность, – «вписать» не декларативно, а «материально», осязаемо.

Видим, что теперь нам потребуется категории специально-«производственной», характеризующей непосредственно-производительный, созидательный процесс, – а именно, категории творчества подобрать реалистический политико-юридический эквивалент, – который и на практике работал бы, но не плодил попусту демагогию вокруг «всестороннего, гармоничного развития личности».

И опять-таки, постараемся опереться на принцип «концентрированного выражения» отношений непосредственного производства через правовые отношения.

Согласно этому принципу, собственно-творческая инициатива «внешне» с неизбежностью всегда выглядит как инициатива общественная, гражданскиполитическая.

А здесь мы вплотную уже у верного решения. Мероприятия по законодательному расширению, усовершенствованию форм массовой граждански-политической инициативы, оказывается, и будут искомыми шагами к «узаконению» творческой индивидуальности.

Массовой же граждански-политической инициативе нам незачем изобретать новые формы, поскольку давно выдвинута – и десятилетиями ждёт надлежащего конституционного закрепления – превосходная программа массовой критики снизу.

Социоструктурный сдвиг, осуществление которого ощутимо, надёжно «маркировало» бы наше вступление в высшую фазу коммунистической общественно-экономической формации, – сдвиг этот мог бы быть, таким образом, удовлетворительно описан как институционализация критической (творческой) инициативы масс.

Сказанное подразумевает введение права на критику в состав основных конституционных прав граждан СССР; разработку подробного «статуса» этого права, своего рода «законодательства о критическом (творческом) волеизъявлении».[79]

С началом функционирования этого фундаментального института (а он непременно начнёт у нас функционировать, таково веление времени) произошли бы некоторые немаловажные перемены:

  • структурно-политическая формула Советского государства, данная В.И.Лениным и практически зафиксированная действующей Конституцией («рабоче-крестьянское с бюрократическим извращением»), – структурно-политическая формула государства в значительнейшей мере очистилась бы от «бюрократического извращения», в результате мы впервые обрели бы реальные, не надуманные основания говорить о государстве всенародном, а не рабоче-крестьянском, не государстве «диктатуры пролетариата»;

  • возник бы дееспособный механизм коррекции власти, чего мы в настоящий момент (если называть вещи своими именами), по существу, лишены.

Со всей необходимой трезвостью надо констатировать, что при нерешённости проблемы бюрократизма (фактической узурпации исполнительными органами законодательствующих, конституционно- демократических функций) остаётся открытым – и «открытым» крайне болезненно! – коренной вопрос о надлежащем обеспечении правовой свободы личности в условиях однопартийной системы. Вопрос этот нами (Вами, вернее) не только не решён, но доведён до такого «апофеоза», который и в нашей стране далее нетерпим (как попросту позорящий социализм), и любой другой цивилизованной нацией, если ей примутся его навязывать в качестве «социалистической модели», будет категорически отброшен. Сомнения на сей счёт зародились у многих коммунистов Запада (шила в мешке не утаишь), и они будут усиливаться, покуда мы не продемонстрируем миру практическое (а не демагогически-словесное), вполне убеждающее преодоление этих принципиальных трудностей.

С передачей средств производства в национальную собственность в любом, сколь угодно «плюралистичном» государстве прежняя многопартийная политическая организация неизбежно будет ликвидирована (или станет влачить лишь номинальное, бутафорское существование), а этим самым окажется разрушен старый, партийно-оппозиционерский механизм корректировки власти, – иначе говоря, механизм социальной «обратной связи», обеспечения безопасности независимых, критически-конструктивных волеизъявлений в обществе.

Через короткое время этот недостаток сделается тревожно заметен, поскольку власть с малооперативной, «непроработанной», вялой обратной связью – наредкость аппетитная приманка прохвостам, манипуляторам, рвачам, и публика эта рьяно в подобный аппарат «полезет», против чего с исключительной остротой предостерегал В.И.Ленин, как вообще против всякого затягивания, сверх нужды, стадии формального равенства.

«…эта “фабричная” дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на всё общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперёд». «И тотчас вслед за осуществлением равенства всех членов по отношению к владению средствами производства, т.е. равенства труда, равенства заработной платы, перед человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства к фактическому, т.е. к осуществлению правила: “каждый по способностям, каждому по потребностям”».[80]

Можно с уверенностью утверждать, что вопрос этот встанет буквально с первых же дней при переходе к социализму в современной промышленно-развитой стране, где капиталистическое эксплуататорство уже не выступает в своём примитивно-«мерзком» облике, где сняты проблемы индустриализации, неизмеримо ослаблена опасность контрреволюционного вторжения извне – и в силу всех этих причин сколько-нибудь продолжительное воцарение «некорригируемой власти» лишится малейшего оправдания, её попросту не примет народ.

Суммируя, лозунг национализации средств производства, без решения вопроса о коррекции власти в новых общественно-экономических условиях, о законодательном статусе критикующей личности (а вместе с критически-творческой активностью масс и о дальнейшей судьбе самих производственных фондов!), – без решения этого вопроса лозунг национализации не может сегодня быть целевой установкой международного коммунистического и рабочего движения, действительной программой антимонополистических, антиимпериалистических преобразований.

Советской пролетарской государственности, Коммунистической партии всегда была чужда недооценка элитаристской (бюрократической) угрозы коммунизму, недопонимание поистине всемирноисторических, базисных масштабов этого зла. В.И.Ленин клеймил, как политическое шарлатанство и демагогию, попытки свести борьбу с бюрократизмом к быстротечной газетной компании. Марксисты в Советском Союзе отчётливо видели, насколько связана проблема бюрократической (технократической) «элитарности» с проблемой фактического, поголовного (а не формального лишь) участия масс в управлении страной, следовательно, со всей проблематикой фактического, а не «фабричного» равенства между людьми, беспрепятственного расцвета человеческой личности, – со всей проблематикой второй, высшей фазы коммунистической революции. Великолепным достижением марксистской политико-философской мысли на этом пути и явилась концепция «критики снизу». Сейчас настало время институционально, «структурно» воплотить её в жизнь.

5

Вношу следующие предложения по проекту «Основные направления развития народного хозяйства СССР на 1976–1980 годы».

Снять (по причинам, которые ранее были исчерпывающе объяснены) нижеперечисленные формулировки:

Разд.II, п.4. «Последовательно решать задачу органического соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства».

Разд.II, п.5. «Шире использовать в планировании программно-целевой метод, осуществить разработку комплексных программ по наиболее важным научно-техническим, экономическим и социальным проблемам».

«Расширить использование прогнозов научно-технического прогресса и социально-экономических процессов при разработке народнохозяйственных планов».

Раздел.VII, абзац 3. «Сосредоточить внимание учёных на важнейших проблемах научно-технического и социального прогресса, от решения которых в наибольшей степени зависит успешное развитие экономики, культуры и самой науки».

В разделе седьмом
первую фразу первого абзаца читать:

«Основной задачей советской науки является дальнейшее расширение и углубление исследований закономерностей природы и общества, повышение её вклада в решение актуальных проблем строительства коммунизма», далее по тексту;

вторую фразу третьего абзаца читать:

«Предусмотреть дальнейшее развитие исследований, открывающих принципиально новые пути и возможности для создания техники и технологии будущего».

Абзацу одиннадцатому седьмого раздела предлагаю следующую редакцию:

«В области общественных наук:

  • продолжить работу по обобщению всемирноисторического опыта КПСС;

  • сосредоточить внимание учёных на важнейших проблемах развития коммунистической общественно-экономической формации, имея в виду, что эти проблемы являются коренными, центральными проблемами эпохи и их решение не только служит идейно-теоретическим обоснованием коммунистического строительства в СССР, но и содержит в себе ответ на вопрос о судьбах современного капитализма, о направлениях и объективно-обусловленных задачах мирового революционно-преобразовательного процесса;

  • качественно поднять уровень исследований по материалистической диалектике, неуклонно обеспечивая эффективное, стимулирующе-творческое выполнение диалектикой своей методологической функции во всех общественных, а также в естественных науках;

  • проблемы развития коммунистического способа производства разрабатывать с позиций марксистско-ленинского учения о способе производства (общественно-экономической формации) как о диалектическом взаимодействии производительных сил (главным компонентом которых выступают трудящиеся), производственных (базисных) отношений и надстройки (концентрированного выражения базиса);

  • глубже проанализировать роль базиса как конкретно-исторической, социально-активной формы существования и движения производительных сил, считая, – согласно учению марксизма-ленинизма, – структурную развитость и высоту производственных (базисных) отношений между людьми определяющим фактором прогресса общественного производства;

  • глубже проанализировать сферу концентрированного выражения базисных отношений в отношениях надстроечных, политико-правовых, – последовательно и систематично связывая, таким образом, вопросы нашего материально-производственного развития с вопросами развития институционального, демократического, с вопросами совершенствования социалистического планового руководства народным хозяйством, наиболее полного раскрытия инициативы и гражданской ответственности масс, всестороннего, политически-гарантированного самоутверждения личности через творческий, общественно-значимый и свободно избираемый труд;

  • в свете основополагающей марксистско-ленинской концепции двух фаз коммунизма, дать логически-убедительную, развёрнутую, достаточно конкретизированную трактовку перспективных проблем нашего строя как проблем предстоящего перехода к высшей фазе коммунистической общественно-экономической формации;

  • расширить исследования по вопросам социалистической экономической интеграции», далее по тексту.

Кандидат
философских наук Т.Хабарова
Москва, февраль 1976г.


[1] Планы партии – планы народа. «Правда» от 16 декабря 1975г., стр.1. Курсив мой. – Т.Х.

[2] См. напр., «Правда» от 6 декабря 1975г., стр.1; «Правда» от 1 января 1976г., стр.1.

[3] Ист.: «Правда» от 11 апреля 1971г.; Заседания Верховного Совета СССР восьмого созыва, третья сессия (24–25 ноября 1971г.). Стенографический отчёт. Издание Верховного Совета СССР, М., 1972; «Правда» от 14 декабря 1975г.

[4] Ист.: В.Н.Кириченко. Долгосрочный план развития народного хозяйства СССР. «Экономика», М., 1974, стр.112; Заседания Верховного Совета СССР девятого созыва, вторая сессия (18–20 декабря 1974г.). Стеногр. отчёт. Изд. Верховного Совета СССР, М.,1975г.; «Известия» от 2 декабря 1975г.; «Известия» от 4 декабря 1975г.

[5] См. «Правда» от 8 мая 1970г., стр.2.

[6] См. Программа КПСС. Госполитиздат, 1962, стр.65, 78, 71, 94, 99.

[7] «Коммунист», 1972, №17, стр.25.

[8] См. И. Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Гослитиздат, 1952, стр.62.

[9] Там же, стр.61.

[10] Там же, стр.62.

[11] Там же, стр.61.

[12] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.1, стр.240. Курсив мой. – Т.Х.

[13] Там же, стр.284.

[14] Мне представляется целесообразным и удобным называть базисные, производственные отношения ещё «структурно-политическими», – поскольку такое название препятствует техницистской трактовке базиса, оттеняя неразрывное его единство с отношениями граждански-правовыми; не добиваясь непременного узаконения этого термина, я всё-таки далее буду время от времени его употреблять.

[15] См. В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, стр.157; т. 40, стр.62–63.

Ср. расплодившиеся в издаваемой у нас литературе по проблемам долгосрочного планирования заявления, будто перспективный план «по своей сути является программой экономического и технического развития данной страны», «его нельзя смешивать(!) с широкими общественными программами развития». (В.Комарек, Л.Ржига. Долгосрочное планирование и прогнозирование. «Экономика», М., 1973, стр.19.)

[16] См., напр., И.В.Логинов. Отношение планомерности в социалистическом обществе. «Мысль», М., 1975, стр.26.

[17] И.Сталин, ук. соч., стр.68.

[18] Там же.

[19] Там же, стр.92.

[20] «Правда» от 7 января 1971г., стр.5. (А.Н.Косыгин.)

[21] См., хотя бы, Д.В.Валовой, Г.Е.Лапшина. Социализм и товарные отношения. «Экономика», М., 1972, стр.171 (также 71, 293, 296); А.Н.Малафеев. Прошлое и настоящее теории товарного производства при социализме. Политиздат, М., 1975, стр.62 (также 32, 11–112, 118, 137–138, 187).

Ср. В.Т.Грязнов. Анализ и моделирование стоимости в экономических процессах. Горький. 1973, стр.12: «Заменить бессознательное подчинение закону стоимости его сознательным использованием и является целью социалистического планирования…»

[22] И.Сталин, ук. соч., стр.21.

[23] Ср. В.Г.Афанасьев. Научно-техническая революция, управление, образование. Политиздат, М., 1972, стр.137, 56: «…подлинное планирование в масштабах всего общества в условиях капитализма невозможно…» «Подлинного планирования в масштабах страны, возможного лишь на основе социалистической собственности, при капитализме нет и быть не может».

[24] В скобках заметим, что выдающиеся показатели экономического роста в Польской Народной Республике после 1970г. имеют «разгадку» целиком политико-правовую, и заключается она в значительно более серьёзном, честном, внимательном отношении нового руководства к волеизъявлению рядовых граждан страны. Сейчас польским коммунистам надо было бы поработать над институционализацией достигнутого политического оздоровления; если его не удастся институционно закрепить (и углубить), экономические трудности наверняка возобновятся.

[25] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.31, стр.378.

[26] «Говорят, – разбирал этот вопрос, в частности, И.В.Сталин, – что некоторые экономические законы, в том числе и закон стоимости, действующие у нас при социализме, являются “преобразованными” или даже “коренным образом преобразованными” законами на основе планового хозяйства. Это… неверно. Нельзя “преобразовать” законы, да ещё “коренным образом”. Если можно их преобразовать, то можно и уничтожить, заменив другими законами. Тезис о “преобразовании” законов есть пережиток от неправильной формулы об “уничтожении” и “сформировании” законов. …Можно ограничить сферу действия тех или иных экономических законов, можно предотвратить их разрушительные действия, если, конечно, они имеются, но нельзя их “преобразовать” или “уничтожить”». (И.Сталин, ук. соч., стр.9.)

[27] Само собою, объективные закономерности подвижны, они развиваются, и проблема развития законов всесторонне рассматривается как в немецкой классической, так и в марксистской диалектике. Метафизические выкладки бухаринцев, однако, и в этой области обнаруживают не более основательное знакомство с подлинно-диалектическим подходом, нежели во всех остальных.

[28] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.1, стр.137.

[29] Там же, стр. соотв. 133, 140, 134, 137, 139.

[30] Там же, стр.138-139.

[31] Т. Павлов. Коперниканский переворот в философии и марксизм-ленинизм. «Вопросы философии», 1973, №7, стр.17, 19.

[32] В кн.: Учёный-коммунист. К 75-летию со дня рождения А.А.Вознесенского. Изд-во Ленинградского ун-та, 1973, стр.57.

[33] Научно-техническая революция и социализм. Политиздат, М., 1973, стр.67, 9. (В.М.Кедров.)

[34] См. «Вопросы философии», 1973, №8, стр.98–100.

[35] См.: Д.Гвишиани. Научно-техническая революция и социальный прогресс. «Правда» от 2 марта 1974г., стр.3; С.Трапезников. Ленинизм и современная научно-техническая революция. В кн.: Научно-техническая революция и социальный прогресс. Политиздат, М., 1972, стр.7; П.Н.Федосеев. Социальное значение научно-технической революции. «Вопросы философии», 1974, №7, стр.5; М.Руткевич. Научно-техническая революция: два пути. К итогам VIII Всемирного социологического конгресса. «Известия» от 7 октября 1974г., стр.4; Актуальные проблемы управления. «Знание», М, 1972, стр.62. (Д.М.Гвишиани.); Н.Стефанов, Н.Яхиел, С.Качаунов. Управление, моделирование, прогнозирование. «Экономика», М., 1972, стр.37.

[36] Взаимодействие естественных и общественных наук на современном этапе. «Вопросы философии», 1973, №10, стр.47.

[37] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.19, стр.27.

[38] В.Г.Афанасьев. О системном подходе в социальном познании. «Вопросы философии», 1973, №6, стр.101.

[39] «Правда» от 8 октября 1975г., стр.1. Курсив мой. – Т.Х.

[40] Там же, стр.2.

[41] Там же. Курсив мой. – Т.Х.

[42] Там же. Курсив мой. – Т.Х.

[43] См. Л.И.Брежнев. Речь при открытии ХVII съезда ВЛКСМ. «Правда» от 24 апреля 1974г., стр.2: «Наше время – век грандиозной научно-технической революции».

[44] «Форма, т.е. производственные отношения, определяет направление развития производительных сил и темпы их развития. Следовательно, в производственных отношениях производительные силы имеют форму своего движения и в этом смысле специфически-общественный закон своего развития, внутренне им присущий». (А.А.Вознесенский, ук. соч., стр.52.)

Ср. В.Камаев. Техническая революция как форма развития производительных сил. (Чего один заголовок стоит!) «Экономические науки», 1968, №5, стр.51: «Научно-техническая революция выступает в качестве одной из форм развития производительных сил общества… это главная, решающая форма». /Курсив мой. – Т.Х./

[45] Соотв.: «Вопросы философии», 1974, №7, стр.10–11. (П.Н.Федосеев.); Всесоюзное совещание философов. «Вопросы философии», 1973, №8, стр.34. (П.Н.Федосеев.); Ф.Константинов. Человек в современном мире. «Известия» от 24 ноября 1975г., стр.5; «Вопросы философии», 1974, №7, стр.139. (В.Кальвайт, вице-президент Академии наук ГДР.)

[46] Соотв.: Ф.В.Константинов. Идеологическая борьба на современном этапе и задачи философской науки. «Вопросы философии»,1973, №6, стр.4; А.Омаров. Экономический и социальный аспекты научно-технического прогресса. В кн.: Научно-техническая революция и социальный прогресс, стр.106; В. Камаев, ук. соч., стр.47.

[47] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.3, стр.78. Курсив мой. – Т.Х.

[48] Я.Жуковский. Наука – производительная сила социалистического общества. В кн.: Научно-техническая революция и социальный прогресс, стр.123; А.М.Румянцев. В.И.Ленин и проблемы социально-экономического преобразования общества. В кн.: Ленин и современная наука, кн.1. «Наука», М., 1970, стр.35.

[49] «Правда» от 1 апреля 1971г., стр.5.

[50] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.26, ч.III, стр.285.

[51] А.А.Вознесенский, ук. соч., стр.78. Курсив мой. – Т.Х.

[52] А.И.Пашков. Вопросы экономической науки. «Наука», М., 1973, стр.24, 50. Курсив мой. – Т. Х.

А.И.Пашков, правда, в цитированных высказываниях скорее имеет в виду обществоведение, нежели познание в целом.

[53] «Не следует полагать, что историчность техники выражается лишь в уровне её развития, в большем или меньшем её совершенстве и т.д., – правильно пишет Т.И.Ойзерман. – Она проявляется также и в социальных характеристиках техники. И это позволяет говорить не только о рабовладельческой и феодальной, но также и о капиталистической технике». «Было бы опасным легкомыслием преуменьшать негативные последствия той специфической формы научно-технического прогресса, которая исторически связана с капиталистическим способом производства…» (Т.И.Ойзерман. Исторический материализм и идеология «технического» пессимизма. «Вопросы философии», 1973, №8, стр.91, 93.)

[54] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.3, стр.19.

[55] Ср. мнение советского философа В.И.Метлова: «Нельзя думать, будто все науки находятся на том уровне развития, когда они рожают, по выражению Ленина диалектику. Некоторые из них рожают вещи, отличные от диалектического материализма…» («Вопросы философии», 1975, №3, стр.107.)

[56] Соотв.: А.Кац. Запоздалые признания и бесплодные заимствования. «Плановое хозяйство», 1972, №9, стр.107–108; 1972, №10, стр.117; А.И.Кац. Динамический экономический оптимум. «Экономика», М., 1970, стр.60, 70; «Плановое хозяйство», 1972, №10, стр.105–106, 105.

[57] Ср. рассуждения приверженцев пресловутой «экономико-математической (экономико-кибернетической) школы», хотя бы А. А. Лурье: «…сущность нашей концепции в том и состоит, что математический метод применяется для решения принципиальных задач как орудие логики, без которой нельзя двигаться ни в какой теории, как наиболее удобное средство развития экономической теории». (Дискуссия об оптимальном планировании. «Экономика», М., 1968, стр.87.)

[58] Сколь бесцеремонно сия «наука» узурпирует (вернее, желала бы узурпировать) идеологическую, целенаправляющую роль марксистско-ленинского миропонимания, можно судить по следующей (вполне типичной, замечу) выдержке:

«…цель прогноза – не просто предвидение тех или иных явлений будущего, а… организация общественной практики в нужномнаправлении». «Именно прогностическое сознание, отражающее тенденцию будущего общественного развития, моделирующее общество завтрашнего дня, представляет собой ту сферу общественного сознания, которая всего активнее вмешивается в жизнь общества, влияет на ход её развития. В прогнозе ярче всего проявляется цель общественного движения, тот идеал, который, воплощаясь через активную деятельность людей в действительность, воздействует на ход истории.(!)… прогноз и прогнозирование выступают как “материальная сила”, как инструмент, механизм воздействия общественного сознания на общественное бытие». (Методологические проблемы социального прогнозирования. Изд-во Ленинградского ун-та, 1975, стр.80–81, Курсив мой. – Т.Х.)

[59] Соотв.: Научное управление обществом, вып.4. «Мысль», М., 1970, стр.162; Ф.Хилюк. Проблемы долгосрочного прогнозирования развития социалистической экономики. «Экономика Советской Украины», 1967. №4, стр.80; Научно-техническая революция и социализм, стр.286.

[60] М.Марков. Социализм и управление. «Экономика», М., 1973, стр.37.

[61] И.Николов. Кибернетика и экономика. «Экономика», М., 1974, стр.24.

[62] Ср. И.Николов, ук. соч., стр.29, 39: «…социальная кибернетика является общим методом познания для всех социальных наук при исследовании ими общей системы социального управления». «Использование кибернетики как метода исследования в политической экономии(!)… позволяет рассматривать экономические категории и процессы как элементы объективных систем управления общественным производством, обогащая(!) тем самым политическую экономию». /Курсив мой. – Т.Х./

[63] См. И. Николов, ук. соч., стр.29.

[64] Г.Х.Шахназаров. Социалистическая демократия. Политиздат, М., 1974, стр.172, 173.

[65] В.Г.Афанасьев. Научно-техническая революция, управление, образование, стр.180. Курсив мой. – Т.Х.

[66] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.37, стр.451–452. Курсив мой. – Т.Х.

[67] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.34, стр.116.

[68] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.35, стр.147–148. Разрядка моя. – Т.Х.

[69] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.42, стр.157–158.

«Никакой пятилетний план, – формулировал значительно позже И.В.Сталин, – не может учесть всех тех возможностей, которые таятся в недрах нашего строя и которые открываются лишь в ходе работы, в ходе осуществления плана… Только бюрократы могут думать, что плановая работа заканчивается составлением плана. Составление плана есть лишь начало планирования. Настоящее плановое руководство развёртывается лишь после составления плана, после проверки на местах, в ходе осуществления, исправления и уточнения». (И.В.Сталин. Соч., т.12, стр.347.)

[70] Ср. А.В.Сергиев. Предвидение в политике. ИПЛ, М., 1974, стр.94: «…самой сложной стадией разработки политического прогноза является расчёт и перенесение траектории или тенденции, характеризующей действие каждого фактора в отдельности, и общей суммарной тенденции действия всего комплекса характеризующих данную систему факторов на различные периоды в будущем. …это не что иное, как экстраполяция, или перенесение на будущее действия закономерностей…, вскрытых на основе изучения прошлых характеристик процесса». /Курсив мой. – Т.Х./

[71] В.Г.Серебряков. Теории экономического равновесия. «Мысль», М., 1973, стр.150, прим. /Курсив мой. – Т.Х./

[72] См. Н.И.Дряхлов. Социальные проблемы научно-технической революции. Изд-во Московского ун-та, 1972, стр.76.

[73] Э.Янч. Прогнозирование научно-технического прогресса. «Прогресс», М., 1970, стр.329. /Курсив мой. – Т.Х./

[74] См., напр., К.С.Пигров. Движущие силы и источники научно-технического творчества в социалистическом обществе. «Философские науки», 1972, №6, стр.49: «Социалистические производственные отношения(!) позволяют ставить вопрос об управлении научно-техническим творчеством по принципам сетевого планирования не только в рамках отдельного проекта, учреждения, но и в масштабах целого государства, всего социалистического содружества».

[75] Н.П.Федоренко. О взаимодействии естественных и общественных наук. «Вопросы философии», 1973, №10, стр.33, 34. Курсив мой. – Т.Х.

[76] Ср. Н.Федоренко. Социально-экономические цели и планирование. «Коммунист», 1972, №5, стр.71: «…с помощью целого комплекса долгосрочных прогнозов разрабатывается система целей (“дерево целей”) развития общества. В соответствии с целями в рамках наличных ресурсов формируется набор генеральных программ, обеспечивающих реализацию этих целей».

[77] См. В.Н.Кириченко. Долгосрочный план развития народного хозяйства СССР, стр.235:
«…план (долгосрочный прежде всего) должен по существу быть суммой программ».

[78] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.46, ч. I, стр.46.

[79] Следовало бы обратить внимание, что проблематика «критического волеизъявления» привлекает ныне пристальный интерес законодателей в других социалистических странах. Соответствующие статьи, – правда, покуда, ещё недостаточно чёткие, – включены в новую конституцию КНР и недавно также в конституцию Польской Народной Республики (право на «участие в дискуссиях по узловым вопросам развития страны», на внесение предложений, подачу жалоб).

[80] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.33, стр.101–102, 99. Разрядка моя. – Т.Х.


См. также по теме: Обещанное приложение (16 мая 2020г.)


Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/1783
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru

ArabicChinese (Simplified)DutchEnglishFrenchGermanItalianPortugueseRussianSpanish