Кандидат философских наук
Т.Хабарова
…Или, – конец предыдущего фрагмента в несколько другом изложении, – «собственными», «объективными» управленческими реальностями признают лишь всецело технические, объектные моменты «государственно-производственного» функционирования, a социально-организующую, «структурирующую», «снимающую» роль партии потихоньку отодвигают к пропагандистским «субъективным» платонизмам социальной жизни, достояние которых – самое большее, идейно-теоретические восторги и декларации вокруг управления, но не его структурная «плоть». В.Глушков, скажем, считает «объективно необходимыми задачами управления» задачи, «которые не зависят от существующей организационной структуры. К их числу относятся, например, согласование календарных сроков поставок с планами производства у поставщика и потребителя, наилучшее распределение производственного задания между различными видами оборудования и т.п».[1] Разумеется, в таком свете самый процесс партийного руководства экономикой лишается всяких «объективных оправданий», – ибо партия, в общем и целом, создавалась не для утряски календарных сроков поставок, – и начинает выглядеть, понемногу, едва ли не олицетворением зловредного «волевого» вмешательства в «научные», «непреходящие», возвысившиеся над классами и их «организационными структурами» отношения между потребителем и поставщиком.
Следует подчеркнуть, что адресуемое партии теоретическое «приглашение» – печься в основном и словно бы «сверху» об «уровне сознательности трудящихся»,[2] не углубляясь в «объективно необходимые задачи управления», – следует подчеркнуть, что «приглашением» этим маскируется весьма нехитрая ловушка, и правящая коммунистическая, рабочая партия, которая снаивничала бы его принять, в ту же самую минуту обнаружила бы себя вытолкнутой и из этой «чисто идеологической», «идейно-воспитательной» сферы. Ибо никаких «чистых идеологий», где вы могли бы удержать хотя бы тень самостоятельности, не будучи, наряду с этим, «сувереном» производства, – ничего похожего не имеется в природе вещей. И вы далее с полнейшей незамедлительностью услышите о «социально-психологических бюро», которые облюбуют «своей главной задачей» «изучение отношений людей в коллективе и выработку путей их совершенствования»,[3] – иными словами, развернут стремительную «научную» оккупацию забронированных, вроде бы, за вами «идеологических» и «воспитательных» функций. «Директор фабрики, – восхваляет В.Г.Афанасьев администрацию некоего кондитерского предприятия в Варшаве, – высоко оценивает работу социологов, видит в них помощников и советчиков в формировании, совершенствовании и развитии коллектива, в установлении между людьми подлинных отношений дружбы, сотрудничества и взаимопомощи. …Социологи проводят занятия с начальниками цехов, мастерами и бригадирами по вопросам управления подчинёнными им коллективами».[4] Спросить бы товарища директора (и вместе с ним В.Г.Афанасьева), чем у него партийная организация занималась? И не потому ли пришлось польским коммунистам в декабре 1970г. пожинать на прибалтийских верфях горькую жатву «новой экономической политики», – а затем трудиться над «восстановлением связи партии с рабочим классом и всем народом»,[5] – что свыше всякой меры передоверили «помощникам и советчикам» дела, с которыми должен был справляться марксистский авангард, и справляться своими, ему только присущими, не допускающими никакого «моделирования», никакого «дубляжа» методами? (С очевидностью, положение отнюдь не упрощается, но лишь усугубляется тем, что ревизионистские «научные силы» вначале всегда манипулируют авторитетом партии и в первую очередь домогаются оформления своих «концепций» недискутируемыми партийными документами.)
B Югославии – что не являет собою никаких секретов – такие попробовали вариант с «идейно-воспитательным» самоустранением или самоотвлечением партии рабочего класса от некоторых властных реалий (например, от «старшинства» в вопросе о кадрах), – и вот заключение по обследованной «ветке» развития, снова свидетельствующее, что она кончается тупиком (секретарь Исполнительного бюро Президиума СКЮ С.Доланц, сентябрь 1972г.): «Необходимо внести полную ясность в то, что мы, коммунисты, в этой стране находимся у власти. Союз коммунистов – это самая ответственная, самая передовая, самая сознательная часть рабочего класса, и поэтому СКЮ держит власть в своих руках. Об этом… следует открыто сказать, поскольку было время, когда считалось постыдным признавать такие факты, когда мы скрывали, что находимся у власти, и говорили, что СКЮ идейная организация. Это так и есть, однако коммунисты находятся у власти». «Некоторые обвиняют нас в том, что мы радикалисты… а кое-кто… называет это консерватизмом, возвращением на старые позиции и т.д. Я думаю… что если мы требуем устранения социальных различий, требуем от партии непосредственного влияния на кадровую политику, требуем стабилизации экономики, идейно-политической работы и возвращения марксизма в школы, если мы требуем последовательной реализации конституционных поправок, касающихся рабочего класса, – то это… если хотите, возвращение к программе СКЮ».[6]
Мы бы, кстати, вновь отметили здесь поистине раздражающую социально-аналитическую слепоту, какую чуть ли не на каждом шагу демонстрируют нам в сочинениях, якобы нащупавших безапелляционные «научные» ключи к тайнам протекания общественных процессов (вспомним хотя бы смехотворно-почтительные приседания перед авантюристом Шиком). В коллективной монографии Института государства и права АН СССР «Управление. Социология. Право»,[7] вышедшей в свет уже после «польского урока» 1970 года, читаем «своими глазами»: «Создание на предприятиях специальной социологической службы или приглашение консультантов по проблеме социально-правовой психологии, как это практикуется, например, в Польской Народной Республике, хотя и не может быть заменено, но отчасти может быть восполнено иными средствами управления предприятием. Речь идёт об участии производственных коллективов в управлении производством… Участие рабочих и служащих в управлении производством осуществляется через массовые общественные организации, в частности(!) партийную…»[8] Мы должны назвать «ответственных редакторов» цитированных откровений («деперсонализировать» столь внятные «вклады» в марксизм было бы крупной несправедливостью): И.В.Павлов и В.П.Казимирчук. Что здесь нам сказали, уже без всяких «марксистско-ленинских» экивоков, – нам сказали, что организаторская работа коммунистической партии в руководстве промышленными предприятиями (а из промышленных предприятии образуется промышленность в целом) не является надлежащим способом обеспечения промышленного руководства, она не является даже надлежащим способом рационального объединения сознательных усилий участников трудового процесса! Руководящая функция партии в государстве социализма и вся эта «демагогия» с поголовным втягиванием в управление служат, извольте видеть, лишь некоторым временным суррогатом «настоящей» «науки управлять», покyдa подрастает самозванная «элита» консультантов по разного рода проблемам. Вот что нам в действительности говорят, и чем упорнее мы притворяемся, будто слышим нечто иное, тем непростительнее и пагубнее окажется практический финал всех этих «научных» разысканий.
В затрагивавшемся уже нами коллективном труде НИЭИ при Госплане СССР «Научные основы экономического прогноза»[9] В.Н.Кириченко[10] живописует «прогнозную деятельность» в Чехословакии «с конца 1965г». – другими словами, в период, который впоследствии выявился в качестве «кризисного» этапа в развитии этой братской страны. «C начала 60-x гг. в руководстве нашей партии начало проявляться головокружение от успехов, которое стало одной из причин нарастания субъективизма и волюнтаризма в определении политических и экономических целей и в их реализации на практике».[11] «C этим было связано и выдвижение нереальных целей общественного развития. Это роковым образом сказалось прежде всего при определении задач трeтьeй пятилетки, невыполнение которой вело к застою экономического развития».[12] И вот в такой ситуации усложнявшихся симптомов экономического неблагополучия «прогнозная деятельность», уверяет нас В.Н.Кириченко, радовала проектировками, имевшими «большое методическое значение». «Материалы этих исследований (прогнозов) послужили основой для осуществления второго этапа работ (1966–67гг.), содержание которого сводилось к разработке технико-экономических и общественно-экономических концепций». Между тем, в июне 1966г. XIII съезд КПЧ констатировал наличие «нездоровых тенденций внутриполитической жизни» республики, а «в середине 1967г. стало ясно, что в партии и обществе возник серьёзный кризис».[13] «На третьем этапе были проработаны и рассмотрены правительством отдельные технико-экономические концепции, а также сделаны попытки дать сводное макроэкономическое и структурное выражение основных целей и направлений развития народного хозяйства до 1980г». (В.Н.Кириченко.) Что было потом, В.Н.Кириченко с неожиданной скромностью умалчивает. Разумеется, зачем же вспоминать такие «мелочи», что потом разразилась мощнейшая «верхушечная» контрреволюция, которая перед всем миром и вне всяких сомнений выступила закономернейшим, строго-однозначным итогом стряпни ревизионистских «общественно-экономических концепций», а вовсе не случайным и досадным внешним перерывом в «перманентной прогнозной деятельности».
«Сводное макроэкономическое и структурное выражение основных целей и направлений!.». Страна стояла на пороге национальной трагедии, люди слали отчаянные письма в ЦК партии, взывали о помощи к руководителям союзнических государств. Чуть ли не в открытую контрреволюционное отребье предвкушало «фонарные столбы» для честных коммунистов.[14] «В теории и на практике… подготавливалось и осуществлялось преобразование социалистической экономики в систему, которая лишила бы рабочий класс и весь трудовой народ не только всех революционных завоеваний, но и основной политической и экономической гарантии…»[15] «Народное хозяйство было глубоко подорвано. Волна инфляции, положение на производстве и в снабжении ставили под угрозу жизненный уровень народа». «…инициативу захватили правые авантюристы типа Шика, которые в противоречии с жизненными интересами трудящихся открыли путь мелкобуржуазной стихийности, выступали… против планового руководства народным хозяйством».[17] «Правым оппортунистам удалось свести роль плана до “директивы”, руководствоваться которой предприятия не были обязаны. Так называемые “экономические инструменты”, якобы призванные сами собой “управлять” развитием народного хозяйства, неизбежно действовали противоречиво и лишь поддерживали стихийность».[17] Где же, тов. Кириченко, была предупредительная сила «научного прогнозирования»? Вы прекраснейшим образом, не хуже нас знаете – «сводное макроэкономическое» сочинительство, расписывая, что будет в 1980-м году, отнюдь не предусматривало катастрофы в 1968-м и о возможности подобного хода событий нигде ин единым словом не обмолвилось. И такая «неувязка» получилась не потому, что «долгосрочные общественно-экономические концепции» лежат, якобы, в области чистой объективной науки, а не в неустойчивой и непредсказуемой сфере субъективизма «голой политики». (Милое дело, кстати, – «структурное выражение главных направлений развития», которое не предупреждает о возможной контрреволюции в стране!) Вовсе не поэтому ничего не предвидели сии «долгосрочные» оракулы, а по более тривиальной причине – что в своей логической природе они не являются адекватным средством постижения социалистической политико-экономической реальности, они являют собою «адекватную» форму слепой и бессмысленной «научной» фетишизации экономической стихии, каковая стихия в предполагаемом «чистом» облике в условиях социализма попросту не существует, и постольку теории, воздвигнутые на этом фиктивном для нас основании, ни к чему, кроме сумятицы в идеологии и краха на практике, не могут привести.
Истинная «прогностическая» деятельность в этот период выглядела несколько иначе, чем в изображении В.Н.Кириченко, столь благостно-отвлечённом от мирских сует: «…решающие звенья исполнительной и законодательной власти в Чехословакии постепенно перестали выполнять своё классовое назначение в политической системе социалистического государства. Правооппортунистические и антисоциалистические силы захватили в них ключевые позиции, которые использовали для того, чтобы немедленно подавлять каждое стремление, направленное на прекращение и предотвращение катастрофического развития».[18]
«Вместо обещанного научного руководства и “прогресса”, – отмечал Г.Гусак в цитированном нами докладе, в мае 1970г., – наступило всеобщее разложение взаимоотношений руководства…» «Пока безответственно смотрели на то, как партия лишается одной позиции за другой, как честные граждане становятся жертвами террора, как распадается государственный аппарат власти, под лозунгом демократизации освобождался простор для деятельности антисоциалистических и антикоммунистических сил». Впрочем, сплошное бездумное насаждение в социалистическом государстве чуждых социализму объективистских управленческих методов ничего другого не могло дать. (Вот показательная деталь: «…А.Дубчек умертвил… аппарат ЦК КПЧ, в котором работало много товарищей, прочно стоявших на марксистских позициях, он отдал их на произвол ожесточённой “травли аппаратчиков” и создал собственный аппарат из разных советников и групп учёных, состав которых, разумеется, определяли правые».[19]) И хаос наступил даже не столько «вместо» обещанного научного руководства и «прогресса», сколько этот процесс всеохватывающего разложения именно и был объективистским «научным» руководством в действии, в его единственно-возможном «применении» к функционированию социалистического общественного устройства.
В сентябре 1964г. М.И.Пискотин, Б.М.Лазарев, Н.Г.Салищева, Ю.А.Тихомиров в статье «О науке управления»[20] характеризуют приснопамятный эксперимент с совнархозами: «В последние годы в нашей стране осуществлена крупнейшая перестройка системы управления народным хозяйством, рассчитанная на то, чтобы приспособить её к потребностям социалистического производства и задачам дальнейшего развития. …настало время осмыслить все проведённые в этом направлении мероприятия, охватив их единым взглядом, и обобщить накопившийся опыт». «…с тем, чтобы лучший опыт… использовался повсеместно».[21] Время «охватить единым взглядом» тогда, и вправду, настало, но появившиеся вскоре необходимые обобщения должны были прозвучать, увы, трезвым «догматическим» диссонансом близорукой апологетике «научного» прогноза: «В последние годы, как известно, отраслевой принцип управления был нарушен…» «Рукoвoдство отрacлью промышленности, представляющей собой единое целое в производственно-техническом отношении, было раздроблено по многочисленным экономическим районам и оказалось совершенно нарушенным». «Отход от отраслевого принципа привёл… к нарушению единства технической политики и распылению квалифицированных кaдpов… Возникли многочисленные органы, которые непосредственно не отвечают за развитие отраслей. Всё это привело к безответственности… и потeрe оперативности в руководстве».[22]
Возвратимся теперь ненадолго к некоторым – в нашем контексте опорным – ленинским мыслям касательно «подключения» нового господствующего, завоевавшего власть класса к повседневному, «полновесному» управлению.
Господство класса, его реальная доминантная роль в управлении жизнью страны определяется отношением собственности, каковое отношение фиксируется в качестве основного, базисного конституционного принципа в данной стране, в данном государстве. Господство класса в государстве обусловливается отношением собственности, но не количеством постов в управленческом аппарате, принадлежащих представителям данного класса. Чтобы в частнособственническом обществе сопричислиться к господствующему классу, надо быть собственником, а не управляющим у собственника. Сторону реального господства и реального «участия в управлении» мы должны, поэтому, самым тщательным образом отграничивать от вопросов технического, оперативного обеспечения управленческих функций. Для оперативной управленческой работы господствующий класс может (и подчас бывает вынужденным) использовать членов другого, даже враждебного класса, – скажем, разгромленного революционным переворотом. Впрочем, спокойнее и естественнее, конечно, чтобы управительский персонал был «своим», а не чужеродным по классовому происхождению, и к этому естественному и желательному состоянию следует в меру сил стремиться. Итак, здесь вырисовываются три «кита» проблемы:
-
реальное господство победившего класса;
-
техническое обеспечение этого господства «старым», классово-чужеродным контингентом (и в более широком разрезе – вообще средствами, которые являются классово-чужеродными в своих истоках, ждут активной ассимиляции);
-
техническое обеспечение господства «своим», заново подготовленным персоналом (и «своими» специфическими средствами).
«…рабочий класс после захвата власти начинает осуществлять свои принципы… После захвата власти рабочий класс держит, сохраняет власть и укрепляет её, как всякий класс, изменением отношения к собственности и новой конституцией. Это – первое моё основное положение, которое бесспорно! Второе положение, что всякий новый класс учится у предыдущего класса и берёт представителей управления у старого класса – тоже абсолютная истина. Наконец, моё третье положение, что рабочий класс должен увеличивать число администраторов из своей среды, создавать школы, подготовлять в государственном масштабе кадры работников. Эти три положения неоспоримы…»[23]
Вот этот великолепный ленинский «трилистник».
Среди гигантских «лепестков», «отогнутых» В.И.Лениным с редкостной, воистину триумфальной понятийной мощью, – среди них который воплощает собою суть коммунистической революции, всемирное распространение, утверждение и, самое главное, глубокую структурную «материализацию» универсальных принципов пролетариата? Разумеется, срединный, «верхний»: развитие, «высветление», всестороннее системное взаимоуравновешивание фундаментальных «матриц» собственности, «конституционного древа» социального бытия. (Собственность, конечно, здесь надо мыслить не только в узком специально-экономическом, но и в широком, универсальном плане, в каком Маркс считал «требование действительно человеческой жизни» неотъемлемой собственностью каждого человека.)
Именно по этой линии, в этом направлении «прорастает», вздымается подлинное «господство рабочего класса», заключающееся, в сущности, в одном: «преодолеть старые привычки, старые навыки, оставшиеся нам в наследие от старого строя, навыки и привычки собственнические, которые насквозь пропитывают толщу масс» («основная задача всего социалистического переворота», по В.И.Ленину), «помочь трудящимся массам победить старый порядок и вести дело строительства государства» «без эксплуататоров».[24] «В чём состоит коммунизм? Вся пропаганда его должна быть поставлена так, чтобы дело свелось к руководству практически государственным строительством. Коммунизм должен стать доступным рабочим массам, как собственное дело». «…надо связывать массы с строительством общей хозяйственной жизни, в первую голову».[25]
Существо господства пролетариата – в грядущем «господстве» всех. Субъектная роль пролетариата в управлении есть метод, форма («внешний облик») и гарантия реализации такого положения вещей, когда бы каждый сделался разумным хозяином на «строительной площадке» человечества, каждый сделался бы действительным субъектом, но не приспособленцем, не пешкой и не щепкой, в громадном живом «массиве» коллективного труда, и отсюда – действительным субъектом, свободным, моральным «властелином» своего собственного жизненного пути. Господство пролетариата есть, следовательно, своего рода «всеобщее становление субъектом», или «становление действительного всеобщего субъекта» – всеобщего законодателя – социально-исторического процесса. Господство пролетариата есть постепенное поголовное «внедрение» в высшую, субъектную сферу, в «субъектный слой» нашей совместной жизни, – ведь не столько материальное неблагополучие, сколько именно произвольный отказ в «социальном уважении», в субъектном, личностном, морально-политическом довершении, признании индивидуального существования образует нестерпимейшую для человека «тайную гнусность» эксплуататорских общественных устройств.
Мотив «вовлечения масс в политику», поголовной, массовой причастности к политике поэтому сразу начинает набирать силу в любом высказывании, в любом выступлении В.И.Ленина, стоит ему впрямую коснуться смысла пролетарской революционной борьбы. «Политика в представлении буржуазного миросозерцания была как бы оторвана от экономики. Буржуазия говорила: работайте, крестьяне, чтобы получить возможность существования, работайте, рабочие, чтобы получить на рынке всё необходимое, чтобы жить, а политику хозяйственную ведут ваши хозяева. А, между тем, это не так, политика должна быть делом народа, делом пролетариата».[26] «Главное, основное в большевизме и в русской Октябрьской революции есть втягивание в политику именно тех, кто был всего более угнетён при капитализме». «Суть большевизма, суть Советской власти в том, чтобы, разоблачая ложь и лицемерие буржуазного демократизма, отменяя частную собственность на земли, фабрики, заводы, всю государственную власть сосредоточить в руках трудящихся и эксплуатируемых масс. Они сами, эти массы, берут в свои руки политику, то есть дело строительства нового общества». (Курсив мой. – Т.Х.)[27]
Способом втянуть массы в политическую жизнь (в «дело строительства нового общества») является, – через идею господства пролетариата, диктатуры пролетариата, иначе говоря, – способом этим является, повторим, работа над развитием конституционных основ, конституционной системности социализма, методическое «наращивание», проверка, улучшение, «вылизывание», если не убояться неожиданного слова, «структуры собственности» в стране. «Втягивание в политику» есть вопрос (и процесс) конкретизации кардинальных конституционных прав трудящихся. Массы, – мы могли бы теперь суммировать, – «вступают в политику» в качестве законодателя, но не в качестве практиканта при учреждениях исполнительной власти. В свою очередь, массовый прилив свежих народных соков к «корневищу» законодательной деятельности прекращает хроническую, вплоть до наших дней, узурпацию законодательных функций исполнительными властями. В узурпации же этой – вековой «секрет» бюрократизма; ибо ведь бюрократизм именно «втискивается» между гражданином и законом, между законом и народом, мешая закону «срабатывать» и таким образом словно бы издавая самостийные плохие законы взамен изданных парламентом хороших. Воистину, нельзя не поражаться, прослеживая ныне дальние «стратегические проникновения» ленинского мышления, – хотя бы на примере этой блестящей догадки о законодательном, «конституционном» характере политической, управленческой активности масс.
Взглянем теперь на два боковых, нижних «языка» нашего трилистника.
С совершеннейшей очевидностью, ни тот, ни другой не выражают собою «основной задачи социалистического переворота»: не выражает этой задачи проблема непрерывной «абсорбции» пролетарской властью вначале классово-чужеродных управленческих кадров, а в дальнейшем – вообще классово-чужеродных управленческих достижений; не выражает этой задачи проблема воспитания «своих» в классовом аспекте работников сферы управления. В особенности важным здесь является второй пункт: подготовка «своих», пролетарских, рабоче-крестьянских, народных управленцев есть движение параллельное, но не дополнительное к процессу массовых «вхождений» в управление, к процессу созидания новой, массовой «общегосударственной связи и дисциплины».[28] В будущем для обслуживания «всеобщего законодательствования» масс потребуется множество таких профессионалов, и самой высокой квалификации, самой высокой «пробы». Существование управленческой «механики» при коммунизме – обширной, вполне профессиональной, с «пожизненным» высокоспециализированным персоналом – не только не противоречит идеалам «сквозной» массовой власти, власти «объединённого труда» (В.И.Ленин), но составляет заметнейшее технологическое условие актуализации коммунистической социально-правовой стратегии.
В самом деле, ведь массы в управлении «претендуют» на роль законодателя, а не исполнителя-технолога. Человек, который не чувствует сугубой склонности, призвания к административно-распорядительской, банковской, снабженческой или судебной карьере, может ведь, самым тривиальным образом, не захотеть всем этим заниматься. И при разумном социальном строе такой «непризванный» индивид даже должен не захотеть; ибо сегодняшний интерес, подчас излишне «трепетный», к занятиям этого рода зачастую подогревается, что таить греха, не столь их «внутренней» профессиональной привлекательностью, сколько внешней «престижностью», надеждой – увы, пока обоснованной – оказаться в более фамильярных отношениях с законом, нежели «обыкновенные» смертные. Все эти охотники до интимных шалостей с действующим законодательством сразу «заскучали» бы в органах управления, если бы нам удалось, – а нам с непременностью удастся, – выковать структурную «решётку», которая очистила бы исполнительское управленчество от их узурпаторского «промысла».[29]
Что касается нашего «непризванного» коммунистического индивида, он, повторяем, наверняка встретит решительнейшим протестом формалистические по своей сути попытки вменить ему в обязанность перманентное «совместительство» любимого дела с отбыванием повинности в исполнительных инстанциях управленческой службы. Следует ли отсюда, что он не хочет «участвовать в управлении»? Разумеется, не следует. Чего он не хочет – он не хочет специализироваться в управленческом исполнительстве; а участвовать в «политике», в активном, осмысленном совершенствовании своего общества, в морально-политическом бытии своего народа он не только хочет, но жаждет всеми силами своей души. Рациональная критика, конструктивный контроль, находчивый, сметливый совет, деловое предложение, новаторская инициатива, у себя ли на производстве, или относительно каких-либо факторов «внешней» общественной жизни, – вот гамма его подлинного, законодательствующего участия в управлении страной, в управлении совокупным производственным процессом. И конечно, чтобы его управленческая «причастность» не оказалась формально-иллюзорной, она должна быть непосредственной, – другими словами, соответствующие управляющие центры должны в нужный момент слышать его «напрямик» с его рабочего места и с его «гражданского места», минуя слишком малочувствительные для этой цели «обычные» каналы представительной демократии.
Чем вы гарантируете подобную «социальную слышимость» в многомиллионной общине? Разработанностью, развитостью, «изобретательностью» конституционно-правовой структуры и «вышколенным», дисциплинированным, высокосознательным, добросовестным «бюрократическим обеспечением» этого механизма, более ничем. «Демократия, – писал В.И.Ленин, – не означает только “выборы, выставление кандидатов, их поддержку и т.д.”. …Надо также… в миллионной организации иметь известный процент ходатаев, бюрократов (без хороших бюрократов не обойтись много лет)».[30]
Именно необходимое наличие прочной «канвы» хороших бюрократов-исполнителей в действительной системе «непосредственного демократизма» делает ненужным для «законодательствующей» стороны демократического процесса владение специализированными подробностями «искусства управлять». Чтобы высказать содержательное, выношенное, морально-грамотное суждение и отстаивать его, если понадобится, в честном бою, – для этого специально-управленческая эрудиция требуется не более, нежели любая другая, не относящаяся к существу поднятого конкретного вопроса.
Мы видим воочию, таким образом, дезориентирующий характер распространившихся сегодня у нас идей, будто вовлечь массы трудящихся в управление значит натаскать всех подряд в манипуляционно-объектных управленческих премудростях и затем отдать «общественникам» – освоившим, по предположению, «научные основы управленческой деятельности» – нынешнее «штатное» управительское функционирование «в области управления людьми» («людьми как таковыми»), в «сфере норм коммунистического общежития».[31]
Разумеется, описанный «демократический» подход шагает плечом к плечу с известной уже нам, хотя бы от В.Г.Афанасьева, теорией предстоящего замкнутого всевластья «аппарата специалистов» в «производственно-экономическом управлении», «в сфере производства».[32]
«Сфepа норм коммунистического общежития», сфера «отношений между людьми как таковыми» и «сфера производства» – обpaтим внимание – для наших теоретиков суть некие различные «полости» коммунистического историко-социального единства. Человек «как таковой», однако, есть именно и прежде всего производитель, и никакого управления «людьми как таковыми», в отрыве, в абстракции от «производственного лица» управляемых индивидов, не может быть. В этом свете следует оценивать выдумки касательно «более полного воплощения» коммунистического самоуправления в «сфере общежития»[33] – и «менее полного», надо понимать, его воплощения в производственной сфере. Господствует, «самовоплощается» в обществе, в любой его сфере, тот, кто господствует в производстве. Вы узаконили непререкаемую власть «специалистов» над производством (а при коммунизме что не будет «производством», говоря по существу?) – перестаньте обманывать людей посулами «более полного коммунистического самоуправления» в свободное от работы время. Иных путей, кроме поголовного субъектного соучастия в целостном, «тотальном» производственном процессе, – иных путей к действительному «внепроизводственному» общественному самоуправлению нет. Сентиментально-словоохотливый снаружи, этот «демократизм», с «более полным» и «менее полным» самоуправлением, не в состоянии скрыть своей окостенело-«молчаливой» элитаристской сути при первом же приложении к нему марксистских социально-философских и логико-философских критериев.
Стократ реалистичнее и марксистски-выдержаннее схема приобщения масс к управлению, набросанная И.В.Сталиным в 1928г.
«Сидеть у руля и глядеть, чтобы ничего не видеть, пока обстоятельства не уткнут нас носом в какое-либо бедствие, – это ещё не значит руководить. …Чтобы руководить, надо предвидеть. …Одно дело, когда десяток – другой руководящих товарищей глядит и замечает недостатки в нашей работе, а рабочие массы не хотят или не могут ни глядеть, ни замечать недостатков. Тут есть все шансы на то, что наверняка проглядишь, не всё заметишь. Другое дело, когда вместе с десятком – другим руководящих товарищей глядят и замечают недостатки в нашей работе сотни тысяч и миллионы рабочих, вскрывая наши ошибки, впрягаясь в общее дело строительства и намечая пути для улучшения дела. Тут больше будет поруки в том, что неожиданностей не будет, что отрицательные явления будут во-время замечены и во-время будут приняты меры для ликвидации этих явлений». «А что требуется для того, чтобы развязать силы и способности рабочего класса и вообще трудящихся и дать им возможность приобрести навыки к управлению страной? Для этого требуется, прежде всего, честное и большевистское проведение лозунга критики снизу недостатков и ошибок нашей работы. Если рабочие используют возможность открыто и прямо критиковать недостатки в работе, улучшать нашу работу и двигать её вперёд, то что это значит? Это значит, что рабочие становятся активными участниками в деле руководства страной, хозяйством, промышленностью». «Было бы ошибочно думать, что опытом строительства обладают лишь руководители. …Миллионные массы рабочих, строящие нашу промышленность, накапливают изо дня в день громадный опыт строительства, который ценен для нас ничуть не меньше, чем опыт руководителей. Массовая критика снизу, контроль снизу нужен нам, между прочим, для того, чтобы этот опыт миллионных масс не пропадал даром, чтобы он учитывался и претворялся в жизнь».[34]
Вспомним, что прискорбную фабулу «сидеть у руля и глядеть, чтобы ничего не видеть» нам с чрезвычайной яркостью продемонстрировал не столь давний, воистину шоковый дебют «новой экономической политики» Болеслава Ящука, каковую катастрофу подготовило и спровоцировало – согласно последовавшему партийному анализу – именно упорное пренебрежение критической, «законодательствующей» инициативой трудовых масс.[35]
В цитированных высказываниях И.В.Сталина «оконтуривается» картина пролетарского «общественного предусмотрения», картина организации действительного социального предвидения в условиях господства рабочего класса. Сопоставьте данным фрагментам любую сегодняшнюю «научную» трактовку проблемы, с характерным обожествлением «научных прогнозов», – и убедитесь, что стопроцентный этот позитивизм, всласть вошедший в роль «подлинной науки», вчистую «выстригает» из социалистического управленческого цикла самый его нерв, самую его сущность – реальное, «текущее» массовое, народное волеизъявление. Вот коренная, никаких компромиссов не допускающая разница между марксистским пониманием «социальной логики» управленческого предвидения – и фактической смысловой нагрузкой нынешних представлений об управленческом, социально-политическом прогнозировании и прогнозе.
Ср., напр.:
«…в современных условиях управлять – это значит прогнозировать.(!)… органы государственного управления призваны разрабатывать прогнозы, руководствоваться ими и решать свои проблемы на их основе». «…цели органов государственного управления формулируются на основе прогнозов…» «Прогноз сообщает информацию о целесообразности принятия того или иного решения, содержит оценку последствий принятия соответствующего решения, обусловливает сроки его действия…» «Прогнозирование приобретает политический смысл, ибо в соответствии с прогнозами вырабатывается система политических оценок управления(!), мотивы и критерии этих оценок».[36]
Массам в таких схемах, с совершеннейшей ясностью, нечего делать. «В соответствии с прогнозами» здесь предпочтут вариться в собственном соку, покуда «обстоятельства не уткнут носом» в очередное бедствие и мы не услышим вновь о всевозможных малоприличествующих социализму вещах. В докладе Э.Герека VI съезду ПОРП содержится своевременное с точки зрения общей марксистской теории замечание относительно «недостаточной продуманности» «опыта 1956 – 1959 годов».[37] Мы бы решились продолжить, что и более поздний опыт мирового социалистического содружества, в особенности в связи с 1968, 1970 годами, нуждается в неменьшем и тщательнейшем диалектикологическом «препарировании», в самой широкой, «проникающей», реалистически-рекомендательной политико-философской систематизации.
[1] «Известия» от 14 декабря 1971г., стр.3.
[2] «Вопросы философии», 1972, №6, стр.128.
[3] В.Г.Афанасьев. Научное управление обществом. ИПЛ, М., 1968, стр.279.
[4] Там же, стр.279–280.
[5] С.Ольшовский, VIII пленум ЦК ПОРП.
[6] «Правда» от 27 сентября 1972г., стр.5.
[7] «Юридическая литература», М., 1971.
[8] Стр.165–166; курсив мой. – Т.Х.
[9] «Мысль», М., 1971.
[10] Стр.97–99.
[11] Г.Гусак, XIV съезд КПЧ.
[12] Г.Гусак. Доклад на торжественном заседании, посвящённом 25-й годовщине освобождения Чехословакии. «Правда» от 8 мая 1970г., стр.2.
[13] Г.Гусак, XIV съезд КПЧ.
[14] «Литературная газета» от 28 октября 1970г., стр.15.
[15] «Известия» от 15 января 1971г., стр.2.
[16] Г.Гусак, XIV съезд КПЧ.
[17] Вацлав Гула. Пути развития чехословацкой экономики. «Правда» от 13 января 1971г., стр.4.
[18] «Известия» от 15 января 1971г., стр.2; курсив мой. – Т.Х.
[19] «Литературная газета» от 22 июля 1970г., стр.9.
[20] «Советское государство и право», 1964, №9.
[21] Стр.15–16, 24.
[22] А.Н.Косыгин. Доклад на Пленуме ЦК КПСС 27 сентября 1965 года. ИПЛ, М., 1966, стр.18, 42, 43.
[23] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.40, стр.270.
[24] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.41, стр.400, 404.
[25] Там же, стр.408.
[26] Там же, стр.406.
[27] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 42, стр.368.
[28] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.36, стр.384.
[29] А без них, вновь отметим, «штатные» управленческие системы никакой социальной «ненормальности», никакой «опасности» для судеб коммунизма собою не представляют.
Ср. Дж.Нидам. Общество и наука на Востоке и на Западе. Наука о науке, стр.162–163: «…в течение столетий бюрократия была великим инструментом социальной организации людей. …и в будущих столетиях бюрократия никуда от нас не уйдёт, если человечество намерено сохраниться. Фундаментальная проблема состоит не в уничтожении, а в гуманизации бюрократии, с тем чтобы использовать лишь нужную часть её организующей силы на благо людям. Но так или иначе бюрократия всегда будет существовать».
[30] Полн. собр. соч., т.42, стр.276–277.
[31] См., напр., А.К.Белых. Управление и самоуправление. «Наука», Л., 1972, стр.121–124.
«Это было бы только обобществлением частных сплетен, полицией нравов худшего сорта, подчинением всех и каждого назойливому и бесконтрольному надзору соседей и знакомых», – подметил некогда в связи с внутренне-аналогичным – увы, аналогичным – движением мыслей К.Каутский, разбирая книгу Антона Менгера «Новое учение о нравственности». СПб., б.г., стр.127.
«Вопрос, который всего больше подвергся обсуждению, – говорил Гегель, – это, в каком смысле следует понимать участие частных лиц в государственных делах. …Дело в том, что агрегат частных лиц часто называют народом… в этом отношении единственной целью государства является то, чтобы народ не получал существования, не достигал власти и не совершал действий в качестве такого агрегата. Такое состояние народа есть состояние бесправности, безнравственности и неразумия вообще… Часто можно было слышать, как такое состояние представляли как состояние истинной свободы. Дабы имело какой-либо смысл входить в рассмотрение вопроса об участии частных лиц в делах государства, надлежит предположить не существование чего-то неразумного, но уже организованный народ, т.е. такой, у которого существует правительственная власть». Гегель. Философия духа, стр.324–325.
[32] А.К.Белых, ук. соч., стр.9, 114, 122.
[33] А.К.Белых, ук. соч., стр.122.
[34] И.В.Сталин. Соч., т.11, стр.35–36, 37, 73–74.
[35] «…кризис нарастал ряд лет и имел глубокие причины. Главной из них было ослабление и, наконец, глубокое нарушение необходимой в условиях нашего строя связи между руководством партии и рабочим классом и другими слоями трудящихся». Выступление Э.Герека на VIII пленуме ЦК ПОРП. «Правда» от 10 февраля 1971г., стр.4.
[36] Управление. Социология. Право, стр.48, 44, 52, 49. Курсив всюду мой. – Т.Х.
[37] «Правда» от 7 декабря 1971г., стр.3.
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/81
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
