Члену Политбюро ЦК КПСС, председателю КГБ при Совете Министров СССР товарищу Ю.В.Андропову

Кандидат философских наук
Т.Хабарова

Члену Политбюро ЦК КПСС,
председателю Комитета государственной
безопасности при Совете Министров СССР
тов. Ю.В.Андропову

Минуло больше года, как я обратилась в Комитет, и если прошлой осенью моё, так сказать, «революционное подполье» на почве марксистских философско-политических взглядов насчитывало семь с половиной лет, то теперь уже, соответственно, – восемь с половиной. Со всей определённостью должна подтвердить, – тем настоятельней сделалось моё желание услышать, наконец, вразумительное заключение Вашего ведомства по столь труднообъяснимому поводу: что в Советском государстве, спустя шесть десятилетий после свершения в нём социалистической революции, человек годами проживает (и работает) на нелегальном положении, причиной чему служит единственно его несогласие с теориями «ненужности» вышеозначенной революции и «ненаучного происхождения» вышеупомянутого государства.

В связи с десятилетней годовщиной известных чехословацких событий в нашей печати появился ряд относящихся к ним материалов, подчас довольно любопытных, – настолько любопытных, что некоторые отрывки мне представляется уместным здесь процитировать.

Министр внутренних дел (тогдашний) ЧССР Павел и ещё другие руководители, на уровне заведующих отделами ЦК КПЧ и членов Пражского горкома партии, оказывается, занимались в 1968 году подготовкой планов открытия в Чехословакии… концлагерей. «Они /концлагеря. – Т.Х./ были предназначены для честных и порядочных людей только потому, что те не отказались от своих социалистических и коммунистических убеждений».[1]

«…контрреволюционная группа, засевшая в городском комитете партии Праги, начала говорить о том, что… “пора открывать концлагеря для принципиальных коммунистов”. …Павел стал составлять так называемые “чёрные списки”, в которые вносились имена честных и сознательных людей».

«Министр внутренних дел Павел… считал реакционерами каждого сотрудника органов безопасности, который в интересах защиты республики хоть каким-то образом пытался выступать против подрывных элементов…» «Было прямо сказано, что за людьми, которые остаются на партийных позициях, необходимо “шпионить”».

Антикоммунисты с партбилетами в кармане, в то же время, «усиленно охранялись».

«Всё, что предпринималось по линии госбезопасности, было направлено против принципиальных коммунистов и беспартийных, выступавших в защиту социализма».

«…под видом марксизма каждый мог практически проповедовать, что хотел. При этой формальной идеологической терпимости, однако, преследовались те, кто выступал в защиту идей научного коммунизма…»[2]

«Прошло десять лет. Сообщения об открытии концентрационных лагерей, распространявшиеся из Пражского городского комитета партии, документ о подготовке антикоммунистических мероприятий Павела могут казаться далёким прошлым. Однако уроки, которые они нам преподнесли, остаются и предостерегают, пишет “Руде право”».[3]

Судить, насколько уроки 1968-го года актуальны в нынешней Чехословакии, мне, естественно, трудно, но что касается их чрезвычайной – и в высшей степени прискорбной – «злободневности» для нашего общества, здесь мне не надо далеко ходить за доказательствами. Согласитесь, – к примеру, – что если я Вас сегодня спрошу, чем Ваша со Щёлоковым позиция по отношению к правооппортунистическому, антисоциалистическому идейно-политическому прохвостничеству и к честным людям, против этого прохвостничества выступающим, – чем Ваша со Щёлоковым позиция отличается от позиции чехословацких контрреволюционеров, готовивших «концлагеря для принципиальных коммунистов», Вы вынуждены будете признать: существенно ничем. Срок в Вашем распоряжении был более нежели достаточный, и если бы Вы хотели Вашими действиями (или Вашим демонстративным бездействием) по возможности многозначительней выразить, что печётесь, на сей день, не столько о безопасности социалистического государства у нас в стране, сколько о «безопасности» антисоциалистических прохвостов в нём, – этой цели Вы достигли практически вполне.

Можно, конечно, к этой констатации, – а это именно констатация трудноопровержимого факта, – подходить с такой точки зрения, что факты, не преданные гласности, вроде бы не совсем существуют; огласить же их, при сложившейся у нас в последние десятилетия антиленинской «системе» подавления всякой своевременной и разумной критики, было бы весьма непросто; короче говоря, «не пойман – не вор». Можно и так; но в государстве есть много людей, кому нечего прятать от своей коммунистической совести, и мы – честные и мыслящие граждане вот этого, В.И.Лениным основанного государства – хотим видеть на ответственных постах в своей стране руководителей, чьё «право на власть» зиждилось бы, равным образом, прежде всего на безупречной партийной честности. А не ворьё политическое, которое надо ловить с поличным. С этим придётся рано или поздно считаться, и никакой Леонид Ильич никого навсегда «спасти» не сможет от непреложной необходимости – иметь чистую совесть, если стремишься «стоять у руля» при социалистическом общественном строе.

Сотрудники Ваши, при встрече со мной около года назад, не оспорили, – да и не пытались оспаривать, – ни моей аргументации в целом, ни каких-либо её частностей, ни фактических данных, на которые я опираюсь, ни наиглавнейшего здесь факта – беззаконий, прекращения которых столько времени приходится понапрасну добиваться. Мне обещали помощь и даже поставили, некоторым образом, в упрёк, почему я «тянула» так долго с обращением в Комитет госбезопасности, почему не сразу пришла. Спрашивается, – в чём же оказалась загвоздка, что обещания эти не только остались невыполненными, но и на последующие свои письма в Комитет я вообще не дождалась ответа? Ведь обращалась я не в какую-то сомнительную лавочку, где на ходу режут подмётки, но в авторитетнейшее государственное учреждение, функции которого, помимо прочего, носят выраженный идейно-политический характер и которое, постольку, должно являть адресующимся сюда людям надлежащее политическое лицо, не говоря уже об общеобязательной правовой корректности. Со мной, безусловно, могли в чём-то и разойтись во мнениях, но тогда надо было по-честному аргументировать, попробовать отклонить приводимые мной факты, опровергнуть заключения, – а не надувательством заниматься, обманывать годами человека, чью правоту, по существу, полностью признали, равно как противоестественность, недопустимость того тяжелейшего положения, в которое он незаслуженно и беззаконно поставлен.

Считаю нужным вкратце вернуться к «возражению», что я-де «пришла слишком поздно»; то, что я не сей момент побежала с политическим доносом на своих коллег, но долгое время (даже потеряв работу по милости этих прохвостов!) пыталась по научной, административной, партийной линии добиться принципиального и нелицеприятного разговора о неблагополучии, которое мне открылось, – эго, думаю, характеризует меня не с дурной, а скорее с хорошей стороны. В Комитет государственной безопасности СССР я написала после того, как меня продержали без работы и вообще «за чертой» нормальной человеческой жизни семь лет; после того, как развёртывание событий и на научном, и на административном, и, – к сожалению, – на партийном «фронтах» убедило меня, исчерпывающе и всесторонне, что все мы (не я лишь одна) столкнулись здесь не просто с болтунами и «шалунами», но с сознательным, целеустремлённым, на всё готовым и на всё способным политическим вредительством, которое по своей закоренелости, разветвлённости, по глубине растлевающего проникновения в важнейшие сферы нашего общественного функционирования составляет нынче проблему именно безопасности Советского государственного строя как строя социалистического (а не только предмет и причину чьего-то личного жизненного конфликта). С этой-то проблемой, – и когда она, повторяю, всецело обрисовалась именно как таковая, как проблема серьёзнейшей государственно-политической значимости, – я и явилась в учреждение, специально созданное для рассмотрения вещей подобного рода, и явилась, по-моему, вовсе не «поздно», а в самый, что называется, раз.

С каких это пор сделалось «поздно» разоблачить и пресечь преступление оттого лишь, что оно затянулось и преступникам удалось сколотить достаточно мощную круговую поруку? Совершается, продолжает вершиться беззаконие, оно вершится сегодня, сейчас; сегодня страдают от него живые, реальные люди, – ничем, кроме своего ума, порядочности и гражданской смелости, перед обществом не «провинившиеся»; сегодня необезвреженные политические фигляры, – ещё дополнительно обнаглевшие от безнаказанности, – под личиной «теоретиков-марксистов» продолжают дезориентировать директивные органы страны, навязывая грубо-ошибочные «решения» запущенных вопросов, которые лишь усугубляют неполадки, и без того уже сплошь хронические. Сегодня фиглярские, напыщенно-безграмотные «теории», прямиком импортированные с западного идеологического рынка, продолжают разбалтывать и обезображивать нашу экономику, научную жизнь, институционально-политическую систему, – нанося нескончаемый, поистине ежечасный урон делу народа, интересам укрепления и закономерного развития социализма, престижу марксистско-ленинской мысли. Сидеть и ждать дальше, – на месте не только службы госбезопасности, но вообще любой политически-ответственной инстанции в государстве, – ещё каких-то, «более веских» причин и поводов для вмешательства, значит, попросту, пособничать этому вредительству и участвовать в нём, отнюдь не безотчётно; никаких иных объяснений тут нет и не может быть.

В целом ряде моих обращений (особенно недавних), где анализируется вышеочерченная идеолого-политическая проблематика, неоднократно и в весьма нелестном контексте упомянуто имя Л.И.Брежнева, – что «противоречит» усердно раздуваемому у нас, с некоторого времени, культу его персоны, а постольку здесь могут показаться желательными известные уточнения; каковые уточнения я дам с готовностью, ибо глубочайше уверена, – в подлинно-демократическом государстве не следует без меры плодить «запретных» для разумного обсуждения областей.

Мне с Л.И.Брежневым беседовать не приходилось, и я затрудняюсь утверждать окончательно, категорически, – лично ли ему принадлежит вредоносная «инициатива» по подмене марксистско-ленинской системы взглядов модернизированным каутскианством и бухаринщиной, или он до такой степени позволил заморочить себе голову «идеологическим» перерожденцам, его облепившим (которым он щедро раздаёт ключевые посты в идейно-теоретической сфере и бесконтрольные «полномочия» по истреблению марксистски мыслящих учёных).

Совершенно ясно, однако, – как бы там ни обстояли дела, – что никакое, сколь угодно торжественное провозглашение, со сколь угодно авторитетных трибун, никакое пропагандистское муссирование и никакой зажим критических возражений не превратят бухаринщину в «марксизм» и не возвысят до «научных истин» оппортунистические ухищрения, «раскушенные» ещё проницательностью наших основоположников и с тех пор регулярно обнаруживавшие свою деструктивную суть при всяком испытании непосредственной исторической практикой.

Моим убеждением является, что вот эта объективная очевидность должна быть – и со временем будет, несомненно, – во весь свой рост поднята Центральным Комитетом КПСС перед Л.И.Брежневым (равно как, в первую очередь, «перед самим собой»); ибо государство не может до бесконечности «руководствоваться» порочными установками, которые, мало сказать, не отражают объективно-исторических закономерностей его плодотворного, здорового развития, но длительный период откровенно и вопиюще идут с закономерностями этими вразрез. С целью приблизить неизбежный, оздоровляющий выход из нынешнего идеологически- кризисного положения вещей, мною, как исследователем-марксистом и сознательным советским гражданином, употребляются определённые усилия, – в доступных мне границах и масштабах; и я не усматриваю причин скрывать, что пребывание Л.И.Брежнева, с его антиленинскими «концепциями» и «методами», на занимаемых им сегодня постах считаю не только не сообразным никаким «высшим интересам» Советской власти, но наоборот – едва ли не главным препятствием на пути её закономерного исторического прогрессирования.

Скрывать этого я не намерена, – повторяю, – и безоговорочно отбрасываю любые могущие здесь возникнуть (и явно возникшие!) закулисные «заключения», якобы я и впредь именно постольку, именно вследствие своего несогласия с практической политикой и теоретическими «подходами» Л.И.Брежнева, а тем более вьющихся возле него подхалимов, должна оставаться без работы и вне закона. Антинародный «курс», навязанный стране Л.И.Брежневым и его окружением, ни к какому «построению коммунистического общества» в СССР не ведёт, объективно это есть курс на «самоликвидацию» социалистического уклада, на его «самоперемалывание» в некую отталкивающую разновидность государственно-«тоталитарного» капитализма. Материал, на котором основывается указанный исследовательский вывод, насчитывает свыше шестидесяти печатных листов научного текста, из которых двадцать с лишним находятся на сей день в распоряжении ЦК КПСС (причём, часть этого материала маринуется там годами), а ещё около сорока могут быть мною представлены буквально по первому требованию.

С материалами этими я не бегаю ни по западным, ни по «восточным» корреспондентам средств массовой информации, я адресуюсь с ними к Центральному Комитету своей, Коммунистической партии, в советские периодические издания и к руководству Академии наук, – из каковой системы была незаконно уволена; другими словами, действую строго в рамках конституционных, нравственных и прочих принципов государственного устройства, где у власти стоит партия рабочего класса, наипервейшая политическая заповедь которой, по В.И.Ленину, – адекватно выражать то, что сознаёт народ. А если в ЦК нынче, вместо того чтобы по-ленински относиться к проявлениям народной, «низовой» самосознательности, видят в критических разногласиях «крамолу», прячут их под сукно, да ещё репрессируют граждан, открыто и доказательно поднимающих больные вопросы, – какую, собственно, тень это может бросить на меня? Скорее, это лишь подтверждает своевременность моего выступления и научную основательность предпринятого мной анализа, – тем резче подчёркивая необходимость прекратить репрессии, отказаться от репрессивных и иных психопатологических «способов» разрешения бессмысленно затянувшегося конфликта и решать его по его идейно-политическому существу, – которое столь болезненно затрагивает судьбы вовлечённых в конфликт честных людей именно потому, что касается, прежде всего, вообще будущей судьбы самосознательных, коммунистически-правовых начал в нашем государстве.

24 ноября 1978г.

Приложение: копия письма составу Центрального Комитета КПСС от 14 ноября 1978г. (16 стр.)


[1] См. здесь и далее: В.Долежал. Плесень контрреволюции. «Литературная газета» от 28 июня 1978г., стр.14; Уроки прошлого предостерегают. «Известия» от 20 июня 1978г., сгр.3.

[2] «Правда» от 12 августа 1978г., стр.4.

[3] «Известия» от 20 нюня 1978г., стр.3.


Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/86
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru

ArabicChinese (Simplified)DutchEnglishFrenchGermanItalianPortugueseRussianSpanish