«Свободные профсоюзы» и иные события в ПНР в свете марксистской концепции двух фаз коммунистического революционного процесса

Кандидат философских наук
Т.Хабарова.

Главному редактору журнала «Коммунист»
тов. Р.И.Косолапову

(Приложение к статье
«Марксистско-ленинское учение о двух фазах
коммунистической общественно-экономической формации
и теория “развитого социализма”»)

Считаю целесообразным ещё раз вернуться к разговору о моей статье по вопросам так называемого «развитого социализма» (и его соотношения с действительной марксистско-ленинской концепцией социалистического и коммунистического способа производства), – каковая статья была отослана мною в журнал в марте 1978г.

 

Стало быть, – как гласит полученное мной в январе минувшего года письмо, – вы «не будете полемизировать» со мной «относительно понятия “развитой социализм”» по той причине, что понятие сие «вошло в официальные документы».

Хотя и со всяческим сожалением, но приходится всё-таки признать, что официальные документы у нас (даже документы наивысочайшего партийно-государственного уровня) по сию пору отнюдь не застрахованы, – как подтверждает жизненный опыт, – от проникновения в них ошибочных, теоретически порочных и политически-дезориентирующих формулировок и «установок», а иногда попросту беспочвенных демагогических посулов и прочих вещей, которым (казалось бы) там вовсе не место. Убедительнейшим, в высшей степени красноречивым образцом этому может служить бесславно заканчивающая ныне свою «карьеру» Программа КПСС, многие страницы которой вызывают сейчас лишь чувство неловкости и раздражения против безответственных хвастунов «от коммунизма», чьими стараниями авторитет марксистски-научного предвидения и сам коммунистический идеал оказались столь фундаментально скомпрометированы. В особенности это относится к параграфам, живописующим молочное реки в кисельных берегах, которые якобы должны были разлиться по стране к 1980-му году, – тогда как в действительности мы видим пустые прилавки в магазинах и слышим, что обеспечение населения едой, «быстрый подъём (!) отраслей группы “Б”» превратились в «задачу первостепенного экономического и политического значения», в «стратегическую задачу нашего времени».[1]

Само собою, – вся тяжесть «продовольственной проблемы», как и многих других (хотя бы тщательно замалчиваемого разгула преступности в стране), предназначена нам, – непривилегированным, «второсортным» гражданам государства, но не тем, кто подобные проблемы создаёт; и уж никак не вралям, которые натолкали заведомых «уток» в ответственнейший партийный документ и на этом «основании» десятилетиями требуют для себя не только приоритетного, безоговорочного доступа к жизненным благам, но ещё и безоговорочного признания какой-то их «научной», «теоретико-философской», «идейной» непогрешимости. И вот именно поэтому-то, – потому, что все экономические, политико-правовые и непосредственно-человеческие издержки подобного вранья всегда падают всецело и исключительно на нас, мы – рядовые граждане Советского государства – не хотим, чтобы вообще в нашей идеолого-теоретической жизни существовало и провозглашалось «некритикуемым» антинародное враньё, по поводу которого нельзя было бы «полемизировать», так как врали, видите ли, уже успели его протащить в ту или иную официальную бумагу.

 

Следует тут же уточнить, впрочем, что и мои собственные намерения по части какой бы то ни было «научной полемики» с адептами «развитого социализма» вы также истолковали не совсем правильно: дело в том, что ведь и я-то, строго говоря, «полемизировать» в обычном смысле слова не собираюсь, – и это, кстати сказать, в моих письмах в редакцию журнала неоднократно и вполне определенно подчеркнуто. «Полемизировать» же я не имела в виду (да и не смогла бы, если бы даже захотела) потому, что какая-либо разумная, серьёзная почва для «академической» теоретико-философской дискуссии в данном случае начисто отсутствует, – всё связанное с «развитым социализмом» относится скорее к области беспринципного политического манипуляторства, нежели к процессу приумножения марксистски-научных знаний о закономерностях коммунистического преобразования мира.

«Это период, когда все стороны и элементы структуры общественной жизни получают оптимальное развитие». «…период, в ходе которого… устраняются имеющиеся недостатки».

«Полнота проявления системы экономических законов социализма составляет основной, наиболее общий критерий развитого социалистического общества…» «Исходным и самым общим критерием развитого социализма является наличие у социалистического общества собственной основы…»[2] Можно подумать, что вообще на белом свете способно существовать мало-мальски вразумительное социальное устройство, которое этой самой «собственной основы» было бы напрочь лишено.

«В обобщённой форме особенность общественных отношений в условиях развитого социализма состоит в достижении более высокого уровня общественно-экономических отношений…»

«Главная сущностная характеристика развитого социализма заключается в том, что это целостно, комплексно зрелый и развитой социалистический общественный организм…»[3]

Спрашивается, – это что, по-вашему, «наука»? С чем и о чём тут «полемику» –то вести? Надо быть или всецело случайным человеком на поприще разработки марксистско-ленинской теории, неким фельетонным персонажем, – или сознательно проституировать свой статус учёного, – или столь же сознательно и продуманно вредить закономерному ходу коммунистического строительства, чтобы суметь, во-первых, охалтурить марксизм до подобного плетения словес, а во-вторых (вот уж воистину, не дрогнув!), выдавать это идейное и концептуальное косноязычие за какую-то «основу политического курса государств социалистического содружества на ближайшее время и на перспективу».[4]

«Мы полемизировать не будем…» Само собой, – не будете; откуда ж на подобном концептуальном и идейно-политическом «уровне» аргументы возьмутся, чтобы «полемизировать». «Полемизировать» здесь не о чем, а вот назвать соответствующим именем этот (и не только этот, разумеется) очаг халтуры и политической проституции, добиться, чтобы у широкой общественности по возможности скорее и во всех деталях открылись глаза на ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ВЕЩЕЙ с разработкой наиважнейших разделов марксистско-ленинского учения, жизненно-значащих для судеб всей нашей государственности, – добиться этого совершенно необходимо, и как раз этим-то, но вовсе не «полемикой» с вами, я – как нетрудно, наверное, было бы уже заметить – с самого начала и занимаюсь.

 

Сегодня у нас официально (и многократно) подтверждено, по существу, что среди опорных отраслей народного хозяйства в итоге нет уже таких, нынешнее состояние и грядущие перспективы которых не громоздились бы перед руководством страны, перед всеми нами «в массе» как тяжёлая проблема, требующая безотлагательного и качественно- обновляющего решения. И только об одном, последнем (по порядку, отнюдь не по значимости) участке нашего общественного развития не прозвучала пока ещё в официальных отчётах горькая, но необходимая народу истина: этот участок – сам марксизм-ленинизм, как источник направляющих представлений об исторически-обусловленных законах и повседневного функционирования, и поступательного движения нашего строя.

Между тем, царящий здесь развал на свой лад не только но менее, а гораздо более глубок и катастрофичен, нежели ситуация в том же, скажем, капитальном строительстве или на транспорте; ведь разброд в экономике – непосредственное, хотя и не всегда прямолинейное следствие разброда и путаницы на уровне руководящей партийно- государственной доктрины, и покуда этот неверный «доктринальный», идеолого-политический ориентир не выправлен в корне, бесполезно надеяться и пытаться улучшить дело разными «целевыми программами» и прочими компилятивными выдумками, которые – как и практика в изобилии показывает – лишь способствуют разрастанию паразитической технобюрократии, вызывая тем самым новые и новые приступы прогрессирующего «народнохозяйственного паралича».

Сколь это ни противоестественно и ни прискорбно, – но на протяжении длительного времени «развитие» марксистско-ленинской науки у нас в стране фактически целиком находится под контролем правых двурушников, тех самых «антисоциалистических сил», в которые мы с такой готовностью тычем пальцем, когда они подвизаются где-либо в Чехословакии или в Польше, и которых упорно, вопреки поистине кричащей очевидности, не желаем заметить у себя; причём, за последние полтора десятилетия этого гибельного, подлинно-драматичного для страны праворевизионистского хозяйничанья в марксизме вся ответственность ложится, несомненно, на Л.И.Брежнева, – каковое обстоятельство и было, в числе прочего, решительнейшим образом акцентировано в моей статье.

Систематическое брежневское попустительство и покровительство правым махинаторам, широкая «опора» на их измышления в непосредственной партийно-государственной политике плюс собственное поспешное и некомпетентное «соавторство» в этих измышлениях самого Л.И.Брежнева, невозбранное предоставление авторитетнейших трибун для проповеди праворенегатского обскурантизма, – всё это привело (ибо не могло рано или поздно не привести) к плачевным практическим результатам, целый «букет» которых – или, пользуясь модным словечком, комплекс – мы сейчас и наблюдаем, начиная со стагнационного, по существу кризисного положения в народном хозяйстве.

Такой же застой господствует и в сфере надстроечных, политико-правовых отношений, – ибо не следует обманываться видимостью «бурлящего» тут на поверхности суетливого бумажно-бюрократического «законотворчества»: никогда ещё, наверное, в государстве нашем не выпускалось столько бесполезных, лишь ненужно «закрепляющих» разные негативные тенденции законодательных актов и не возникало столь разительного контраста между пустопорожней «законодательной» суетой и реальной нерешённостью проблем, от которых на деле зависит прогресс нашего общества как правового, всесторонне гарантирующего человеческую личность организма.

Словом, – наилучшей «долгосрочной программой», которой Л.И.Брежнев мог бы ныне воодушевить советский народ, было бы, если бы он перестал цепляться за власть, «сплачивать» вокруг себя манипуляторов и подхалимов, репрессировать людей, выступающих с критикой его «воззрений», и по-честному объявил о своим уходе, – по примеру другого политического банкрота, Косыгина, с которым вместе довели экономику за пятнадцать лет до того, что в ней в мирное время, будто после разрухи или гражданской войны, продовольственные неурядицы сделались центральным вопросом. Хватит с нас его «долговременных программ»; всем граждански- сознательным людям в стране ясно, как день божий, что он не понимает (да и не стремится, вернее всего, понять) закономерностей, по которым объективно предопределено развиваться нашей общественной формации, не улавливает целостной, сущностной картины этого развития; вся его «программа» заключается единственно лишь в том, чтобы подольше продержаться у власти самому и благоустроить – также по возможности «потеплее» – своих присных. Но подобное «программирование» на постах Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета СССР, безусловно, не может быть – и не будет – до бесконечности терпимо.

Снова подчеркну, – заканчивая рассмотрение перспектив «полемики» между нами, – что моя работа по поводу «развитого социалистического общества» была (и остаётся по сей день), как со всей определенностью заявлено на первых же её страницах, не попыткой «полемизировать» с сотрудниками журнала, а критическим выступлением против непрекращающегося…засорения и оболванивания марксизма праворенегатскими «концепциями», исходящими от Л.И.Брежнева и его «научного» окружения. Соответственно, – я не только не вижу причин «отзывать» работу из редакции, но прощу считать её ПРЕДСЪЕЗДОВСКИМ МАТЕРИАЛОМ, поданным в порядке обсуждения стоящих перед страной и партией проблем; острейшей же, подлинно ключевой среди таких проблем является назревшая и перезревшая констатация того факта, что «взгляды» Л.И.Брежнева суть ПРАВЫЙ ОППОРТУНИЗМ, А НЕ МАРКСИЗМ, что развал в экономике как раз и есть прямой, наиболее непосредственный результат этого антиленинского «курса» и что преодолеть его – значит прежде всего восстановить классовую истину и надлежащие концептуальные соотношения на идеолого-теоретическом «этаже». Чем дольше эта, вот именно, классовая истина пребывает невосстановленной, тем глубже общество наше увязает в искусственно созданном буржуазно-реставраторском тупике, тем вероятнее ненужный и разорительный политический кризис при неизбежном выходе из тупика (как, собственно, почти уже и получилось в Польше) и тем тяжелее ответственность политических ловчил самого разного ранга, которые десятилетиями упихивали в «архивы» и в мусорные корзины своевременную, скрупулёзно обоснованную критику, разрушали нормальный контакт между партией и рядовыми гражданами страны, помогали плодить в государстве беззакония и извращения, отравлявшие жизнь честным людям и бессмысленно позорившие наш общественный строй.

* * *

Связь с жизненными реалиями, с непосредственной революционной борьбой и созидательной деятельностью «своего» класса, уменье проанализировать противоречия, которые развёртываются в ходе этого созидания и этой борьбы, и не просто проанализировать, но подсказать пути преодоления возникающих трудностей и конфликтов, – таков, бесспорно, окончательный критерий истинности, общественной конструктивности всякого социально-философского построения, и под этим углом небезынтересно взглянуть на польские события последних месяцев, ибо здесь перед нами – как раз ярчайший пример до крайности обострившихся противоречий в развитии социалистической страны, противоречий, требующих прежде всего марксистского идейно-теоретического осмысления и не могущих остаться вне поля зрения марксистов как в самой Польше, так и за её пределами.

Сразу же констатируем ту очевиднейшую вещь, что панорама событий в Польше целиком подтверждает мой анализ современной расстановки сил в мировом коммунистически-революционном процессе – т.е., анализ с классических, «ортодоксальных» марксистских позиций – и что, с другой стороны, теория «развитого социализма» (как и следовало ожидать) ни единого вразумительного слова по поводу вышеуказанных конкретных событий покамест произнести не может. Но вы ведь, – насколько помнится, – претендовали на основе сей «теории» определять «политический курс государств социалистического содружества на ближайшее время и на перспективу»? Сознайтесь же по-честному, – прежде чем продолжать морочить людей (а возможно, и самих себя), – что для главных действующих лиц нынешней польской эпопеи, и для польского рабочего класса, и для думающих коммунистов в ПОРП, ваш «развитой социализм» – надоедливый зуд осенней мухи, не больше; там совсем другие встали перед государством проблемы – реальные, а не вычитанные с потолка, и как эти реальные проблемы решать – про то ваше «огромное достижение марксистско-ленинской мысли» на сей день стыдливо молчит.[5]

Между тем, – что касается Польши, – в марксистском освещении всё происходящее здесь выглядит следующим – весьма традиционным – образом; здесь конфликтно обострилось ОСНОВНОЕ (как я буквально без устали твержу во всех своих работах) противоречие всякой общественно-экономической формации, в том числе и первой (социалистической) фазы коммунизма: наличествующая структура производственных отношений НЕ УДОВЛЕТВОРЯЕТ внутренним возможностям дальнейшего прогресса – а отсюда субъектно предъявляемым требованиям и запросам – главной производительной силы общества, трудящихся масс.

Производственные же (базисные) отношения имеют своим концентрированным выражением, – как известно, – отношения политико-правовые, и «концентрируются» они прежде всего вокруг определяющей базисной конструкции: вокруг формы собственности на средства производства, вокруг вопроса об участии трудящихся, «непривилегированных» слоёв населения в управлении общим социопроизводственным процессом и о необходимости расширения такого участия по сравнению с тем, что к настоящему моменту уже достигнуто. Самое «устаревание» производственных отношений и означает ведь в марксизме не что иное, как их постепенную элитаризацию: постепенное образование в обществе «глухой», регрессивной монополии на управление средствами производства, а постольку нарастающее противостояние между «элитой» и главной производительной силой, чей доступ к принятию жизненно-важных для неё решений оказывается непозволительно, нетерпимо затруднён.

При социализме, – вообще говоря, – всем вышеописанным процессам, хотя в определённых рамках они и протекают, не положено выливаться в какую-либо разновидность открытого граждански-политического противоборства; коммунистическая партия, вооружённая учением марк-сизма, должна периодически, «в плановом порядке» восстанавливать нарушающееся соответствие между базисными структурами и потребностями развития производительных сил, должна уметь фиксировать ту грань, за которой начинается «торможение» производительных сил устаревающим базисом, своевременно и решительно осуществлять в нужный момент очередную ДЕЭЛИТАРИЗАЦИЮ (демократизацию) форм собственности, организационно-управ-ленческих отношений в стране.

«…при социализме, – как полагал И.В.Сталин, – дело обычно не доходит до конфликта между производственными отношениями и производительными силами… общество имеет возможность своевременно привести в соответствие отстающие производственные отношения с характером производительных сил. Социалистическое общество имеет возможность сделать это, потому что оно не имеет в своём составе отживающих классов, могущих организовать сопротивление. Конечно, и при социализме будут отстающие инертные силы, не понимающие необходимости изменения в производственных отношениях, но их, конечно, нетрудно будет преодолеть, не доводя дело до конфликта».[6]

Само собой разумеется, – всё это лишь при условии, что партия руководствуется, вот именно, учением марксизма-ленинизма, а не праворенегатскими фантазиями; в последнем же случае, – каковой, к великому прискорбию, фактически перед нами и предстал, – момент для «безболезненного» взаимосогласования между базисом и революционизирующими переменами в недрах производительных сил может быть упущен и начнёт развёртываться открытый «базисный конфликт»; причём, оторвавшаяся от масс (как результат праворевизионистского вранья) партийная верхушка как раз и способна оказаться той «инертной» социальной группой, которая организует сопротивление благотворным, освежающим сдвигам.

Собственно, – не что иное в Польше сейчас и происходит; события там уже хлынули в русло открытого «взрывообразного» разрешения скопившихся противоречий, весь вопрос теперь в том, насколько далеко они продвинутся по указанному (в общем-то, все-таки нежелательному) пути и как вернуть их «на путь истинный» – т.е., в рамки полностью контролируемого преодоления объективной социодиалектической противоречивости.

Схема, или фабула открытых «базисных противостояний» в марксизме бессчётно описывалась, смысл её, вкратце, – принудительная «деэлитаризация» народными массами отношений по присвоению средств производства; мне – чисто субъективно – импонирует афористическое изложение данного предмета И.В.Сталиным, каковое изложение я здесь лишний раз и воспроизведу:

«На основе конфликта между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями, на основе экономических потребностей общества возникают новые общественные идеи, новые идеи организуют и мобилизуют массы, массы сплачиваются в новую политическую армию, создают новую революционную власть и используют её для того, чтобы упразднить силой старые порядки в области производственных отношений и утвердить новые порядки».[7]

По существу, все первые ступени вышеобрисованной схемы в Польше уже пройдены:

  • на базе конфликта между новыми запросами, новой зрелостью главной производительной силы и окостеневшими производственными отношениями возникли «новые общественные идеи», сгруппировавшиеся вокруг концепции «свободных профсоюзов» и отнюдь не во всём совпадающие с «официальной» идеологией;

  • концепция «независимых профсоюзов» организовала и сплотила массы, – образовавшие, и впрямь, некую «новую политическую армию»;

  • массы создали если не власть, то во всяком случае внушительнейший центр принятия решений, идейное и экономико-политическое влияние которого сопоставимо с соответствующими возможностями «официальных» властей.

 

Среди требований, выдвинутых польскими трудящимися, нет – как это и должно быть в соответствии с марксистской оценкой обстановки – ни единого, связанного о «развитыми социализмами», «научно-техническими революциями» и прочими домыслами, лишь понапрасну затемняющими дело и абсолютно не нужными «массовому», рядовому гражданину; требования забастовщиков устремлены в одну точку, и точка эта – ДЕЭЛИТАРИЗАЦИЯ, деэлитаризация и ещё раз деэлитаризация сложившихся (широко понимаемых) форм распоряжения средствами производства, экономическими и политическими условиями применения рабочей силы.

Сугубо закономерно, что по центральному пункту Гданьского соглашения – о праве рабочих на забастовки и на создание «независимых профсоюзов» – авторы соглашения «стихийно» заручились столь впечатляющим «единомышленником», как В.И.Ленин; ведь он предупреждал (и об этом давно бы пора уже вспомнить), что свобода, в определённых границах, стачечной борьбы рабочего класса неизбежна и необходима при переводе государственных предприятий «на так называемый хозяйственный расчёт, то есть по сути в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала»,[8] что стачечная борьба представляет собой органический элемент социалистического хозяйствования, когда оно построено на «фондовом» принципе прибылеобразования, – но это практически и имеет место ныне в СССР и в восточноевропейских социалистических странах.

«Это обстоятельство, – пояснял В.И.Ленин, подразумевая функционирование промышленности на принципах “хозрасчёта”, – в связи с настоятельнейшею необходимостью повысить производительность труда, добиться безубыточности и прибыльности каждого госпредприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятий или ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому и по отношению к госпредприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защиты классовых интересов пролетариата и трудящихся масс против их нанимателей».

«Отсюда вытекает, что в данный момент мы никоим образом не можем отказаться от стачечной борьбы, не можем принципиально допустить закона о замене стачек обязательным государственным посредничеством».[9]

Сомнениям не подлежит, однако, – и у В.И.Ленина об этом также ясно сказано, – что «конечной целью стачечной борьба может быть лишь укрепление пролетарского государства и пролетарской классовой госвласти путём борьбы с бюрократическими извращениями этого государства, с его ошибками и слабостями».[10]

 

Сполна очевиден и ярко-«деэлитаризационный» характер прочих пунктов договорённости, достигнутой между правительством ПНР, ЦК ПОРП и «новыми» польскими профсоюзами (смещение со своих постов руководителей того или иного ранга, дискредитировавших себя в глазах трудящихся; ликвидация разнообразных каналов паразитически-«элитарного» распределения и потребления материальных благ; предоставление широким «низовым» кругам населения более ощутимых, более весомых возможностей высказать своё мнение через органы массовой информации, и т.д.). Сама жизнь, – причём, наредкость убедительно, – продемонстрировала нам здесь, что обеспечение динамичного, уверенного «соответствия» между уровнем развития производительных сил к структурой экономического базиса есть задача, в последнем своём итоге, не «техническая», но человеческая, политико-правовая, и что марксистски-основательно приступить к её решению – значит заняться прежде всего не «программами научно-технического прогресса», а усовершенствованием, реорганизацией сложнейшего комплекса отношений, при помощи которых осуществляется практическое, реальное СОЕДИНЕНИЕ «НИЗОВОГО» ПРОИЗВОДИТЕЛЯ СО СРЕДСТВАМИ ПРОИЗВОДСТВА, соединение не столько в безлико-технологическом, сколько в общественно-экономическом, политико-управленческом смысле (ибо для марксистов – как и для широких масс – не политика вытекает из технологии, а наоборот, стратегия технологических улучшений диктуется классово-политической установкой).

Но, – далее, – если всё вышесказанное верно, разумный выход из создавшегося положения прочерчивается сам собой: партии надо определённейшим образом «перехватить», «перенять» на себя инициативу проведения тех антиэлитаристских, демократизационных перемен, которые самими массами столь категорично поставлены а повестку дня. (Вне всяких сомнений, можно выбрать и наиболее глупый, предательский по отношению к рабочему классу путь: придраться «с пристрастием» к тем мелкобуржуазным, подрывным элементам, которые – увы – успели-таки примазаться и тут; можно воспользоваться ими как предлогом и попробовать попросту подавить разверзшийся конфликт обманом, силой оружия и т.п. Следует, – однако, – отдавать себе отчёт, что болезненно «набрякшее» объективное противоречие не будет этим ни преодолено, ни устранено, а лишь «отсрочено» в своём неотвратимом разрешении, да и то, как думается, ненадолго. Спустя короткое время оно разыграется «с удвоенной яростью», а чем глубже конфликт этот скатывается к открытому, обоюдно-озлоблённому столкновению, тем больший урон окажется нанесен идеям социализма и делу социализма – и не только в Польской Народной Республике, но и во всём социалистическом сообществе, ибо страны сообщества, начиная с СССР, все без исключения стоят на пороге аналогичных базисных преобразований.)

 

С точки зрения марксистской «двухфазной» концепции коммунистического революционного процесса ответить на вопрос, что это за преобразования, можно вполне удовлетворительно, – и именно такого рода анализ проделан мною в статье, которую вы поспешили упрятать в архив.

В первую очередь, обратимся снова к плодотворнейшей ленинской мысли относительно того, что в условиях «фондовой» политики цен, «фондовой» политики формирования дохода от социалистического хозяйствования, – т.е., когда прибыль в цене продукции начисляется пропорционально овеществлённому, а не живому труду, – при таких предпосылках стачечное движение рабочих выступает одним из преимущественных методов борьбы рабочего класса за свои права, борьбы с «бюрократическими извращениями пролетарского государства и всяческими остатками капиталистической старины в его учреждениях».[11]

Секрет – и весьма немудрёный – здесь в том, что при «фондовом» прибылеобразовании, когда теоретически и практически допускается, якобы самый факт обладания средствами производства уже служит источником некоего дохода, – на этой почве вокруг средств производства могут возникнуть (и неизбежно возникают, как показывает опыт) отношения специфической манипулятивной «псевдособственности» на них со стороны распорядительски-управленческого аппарата. Степень манипулирования фондами в чисто-корыстных, приобретательских целях, – иначе говоря, – может оказаться такова, как если бы тот, кто ими подобным образом манипулирует, в действительности и являлся их собственником; но это по существу равносильно «воскрешению», «моделированию» в экономике социализма конфликта между трудом а капиталом, между нанимаемыми и нанимателями (В.И.Ленин),[12] откуда логически и вытекает обращение трудящихся к исторически-выработанным и исторически-проверенным способам разрешения таких коллизий. Не следует забывать также, что ввиду наличия в народнохозяйственной сумме цен огромного клина «ложных стоимостей», вызванных к жизни не какими-либо производительными, общественно-полезными затратами, а исключительно отношениями «псевдособственности» на средства производства, – ввиду появления и массированного распространения «лжестоимостей» фондовое доходообразование неминуемо влечёт за собою раскручивание спирали «цены – заработная плата», но иных приёмов «укрощения» инфляционной спирали, помимо забастовок с требованиями повысить зарплату, у рабочего класса нет, и он, безусловно, к этому своему оружию рано или поздно прибегнет, – коль скоро партия коммунистов не догадывается покончить со спиралью сама.

Стало быть, – вот перед нами и первейший, кардинальнейший марксистско-ленинский теоретический вывод по «польскому кризису»:

если мы не хотим, чтобы совершенствование базисных отношений в обществе, «подравнивание» их ко внутреннему напору производительных сил (или, что то же самое, борьба трудящихся за «укрепление пролетарского государства и пролетарской классовой госвласти»), – если мы не хотим, чтобы всё это осуществлялось столь архаичным и разрушительным способом, как регулярная организация массовых забастовок, –

– значит, не надо вообще практиковать в экономике «ФОНДОВЫХ» МЕТОДОВ ФОРМИРОВАНИЯ ПРИБАВОЧНОГО ПРОДУКТА, – методов, грубо-элитаристских и инфляционных по самой своей природе, а надлежит полностью, всецело вернуться к формированию дохода от производственной деятельности пропорционально затратам живого труда, строго по принципам трудовой трактовки стоимости.

Следовательно, по-настоящему нужно бы прежде всего решительно очистить систему ценообразования, систему плановых и отчётных показателей в стране ото всех, без малейшего исключения, экономических величин, которые основываются на идее автономного «плодоношения» материальных затрат, на идее, будто какой-либо среди вещественных факторов производства может что-то внести в прибавочный продукт «сверх» и «помимо» вклада, внесённого затраченным живым трудом. Совокупность производственных отношений была бы освобождена, – в результате, – от инфляционной спирали, ближайшей причины кризиса, и вместе с нею от целого клубка извращённых, антисоциалистических по своему характеру зависимостей, обслуживающих феномен «псевдособственности» на производственные фонды.

В подробностях задерживаться на этой стороне дела здесь нет ни возможности, ни смысла, но главное, – пожалуй, – я повторю, имея в виду, что считать захлестнувшийся у соседей проблемный узел специфически «польским» по крайней мере наивно: проблемы эти не просто «также и наши», но они в первую очередь наши, даже более того – лишь поскольку они наши, постольку (в общем-то) они в настоящее время и чьи-то ещё.

Итак, если говорить об общественно-экономической, базисной платформе для предотвращения и недопущения в дальнейшем подобных эксцессов (чтобы рабочих сама ситуация вынудила на открытый конфликт с коммунистическим партийным руководством), то такая платформа может быть обеспечена лишь следующим:

необходимо корректно, тщательно «вырезать» из базисной структуры социалистического государства круг отношений «псевдособственности» на основные экономические факторы, – другими словами, отказаться от принципа установления прибыли в цене, хотя бы в малой степени, пропорционально вещественным, «фондовым» затратам (от принципа, навязанного и нашей стране, и ряду социалистических стран Восточной Европы правооппортунистическими экономическими «экспериментами» середины 60-х годов).[13]

 

Между тем, это ещё полдела – срезать гнилостный «базисный нарост», порождённый правореставраторскими «реформами» (т.е., вернуться к марксистской трудовой модели построения цен, которая свой наиболее отчетливый вид приобрела, пожалуй, у нас в стране где-то во второй половине 40-х – начале 50-х годов:

  • централизованный доход социалистического государства извлекается главным образом через товаропотребительские цены и механизм «налога с оборота»;

  • цены на средства производства содержат прибавочный продукт в некоем минимальном размере, а в каких-то случаях даже и вовсе его не содержат, – ибо конечная народнохозяйственная эффективность, «прибыльность» машины выясняется и реализуется не тогда, когда изготовлена сама эта машина, но когда с её помощью изготовлен определенный фактически потребляемый предмет;

  • подъём жизненного уровня народа осуществляется прежде всего через систематическое понижение цен на товары, составляющие костяк, основу массового потребления, – с чем, естественно, не может не быть сопряжено создание бесперебойного и обильного предложения таких товаров).

Но всё это, – повторяем, – лишь полдела, поскольку наряду с необходимостью ликвидировать явно чужеродные, не органичные социализму «псевдособственнические» аномалии тут назревает, прокладывает себе пути (как и в статье у меня разобрано) гораздо серьёзнейший и мощнейший базисный сдвиг, связанный с устареванием самой системы характерно- социалистического «формального равенства», с глубинной, непоправимой общественно-политической, экономической, «человеческой» обветшалостью к несовременностью самих отношений «РАБОЧАЯ СИЛА», «НАЁМ РАБОЧЕЙ СИЛЫ», когда они выступают (вернее, пытаются выступать) в качестве способа присвоения огосударствлённых средств производства трудящимися в социалистической стране.

Сызнова пересказывать здесь приводимую в статье аргументацию никакой нужды, – по всей видимости, – нет; следует лишь всячески подчеркнуть, что польские перипетии и в этом аспекте выглядят так, как если бы они не стихийно протекали, а были разыграны по заранее составленному сценарию, призванному продемонстрировать и подтвердить всепобеждающую жизненность и правоту марксистско-ленинской науки о закономерностях общественного развития в её КЛАССИЧЕСКОМ изложении, не замутнённом «новейшими» ренегатскими вывертами.

Согласно же классическому марксистскому изложению вопроса,

отношения «формального» равноправия (присвоение обобществлённых средств производства по типу «рабочей силы») начнут устаревать не когда-то в туманном грядущем, но – по предвидению В.И.Ленина – тотчас вслед за тем, как «фабричная дисциплина» победившего пролетариата окажется распространена на всё общество и будет достигнуто «фабричное» равенство труда, – а также равенство дележа продукта «по работе»; т.е., в сущности, жизненный цикл отношения «рабочая сила» в условиях пролетарского обобществления средств производства исчерпывается периодом «построения социализма в основном».

Структура отношений «рабочей силы», «найма рабочей силы», фабрично-уравнительного «трудового договора» весьма существенно ограничивает рядовому трудящемуся доступ к управлению средствами производства; достаточно признать тот тривиальнейший факт, что в заключаемых нами нынче «трудовых договорах» вообще ни единым словом не упомянуто возможное наше участие в управлении производственным процессом в не содержится никаких вразумительных гарантий на этот счёт. А отсюда и получается, что выступление рядового работника с критикой, с анализом неполадок в организации производства или с обновляющей инициативой заканчивается, как правило, не устранением неполадок и не внедрением дельных предложений, но попросту увольнением их автора.

Соединение работника со средствами производства всего лишь по «фабричному», формально-эгалитарному принципу чревато, – таким образом, – известной отчужденностью между ними, неполнотой присвоения, и на этой неполноте присвоения паразитирует главный порок собственно-социалистического государства – бюрократизм; при этом, в соответствии с закономерностями динамики базисных отношений, чем дольше структурный комплекс «рабочая сила» функционирует в обществе и чем более он, следовательно, устаревает, тем агрессивней становится и «бюрократическое извращение». А постольку, – ввиду интенсивного разрастания бюрократической опасности при формально-эгалитарной системе, – классики научного коммунизма (прекрасно угрозу эту осознававшие и уделившие ей в своих сочинениях немало проницательных страниц) не предусматривали и не могли предусматривать в границах первой фазы становления коммунистического общественно-экономического уклада никаких стагнационных «полос» для процветания элитаристской технобюрократии, но все сходились на том, что едва лишь формально-эгалитарное владение средствами производства укрепится вполне и создаст приемлемый технологический аппарат, как тотчас же надо начинать продвигаться от формального равенства, к ФАКТИЧЕСКОМУ – к такому, при котором трудящийся вступает в «общение» со средствами производства прежде всего мыслящим и граждански-заинтересованным творцом, носителем творческой способности, скорее чем обезличенной и нивелированной единичкой «рабочей силы».

Никак не случайность, – отсюда, – что первая в истории коммунистических учений и реального коммунизма развёрнутая программа вот этого самого перехода от «фабричного» равенства а фактическому (программа, суммарно обозначавшаяся лозунгом САМОКРИТИКИ И КРИТИКИ СНИЗУ) сформировалась и была выдвинута в нашей стране уже к концу 20-х годов, – хотя по условиям внутренней и международной обстановки её тогда и не удалось должным образом воплотить на практике; она как раз нацеливалась на блокирование «бюрократических извращений», на достижение некоего качественно-иного – нежели всё, что было до тех пор, – масштаба и глубины вовлечения рядового гражданина в управление обобществлённым хозяйством, на массовое, «узаконенное» выявление в производственном процессе уже не просто «рабочей силы» людей, но их творческой способности, их творческой инициативы.

Сегодняшняя общественно-политическая «диспозиция» в Польше также самым впечатляющим образом подтвердила классические научно-коммунистические положения относительно недопустимости стагнационного застревания на фабрично-эгалитарной стадии, – будет ли этот застой называться «развитым социализмом» или как-то ещё; никому в ПНР сейчас никаких «развитых социализмов» не нужно, напротив, – все устремления сосредоточились именно на том, от чего эта дезориентирующая доктрина старательно «бегает»: на проблеме ДЕБЮРОКРАТИЗАЦИИ основной формы собственности в государстве, на проблеме приближения политико-управленческих структур к массам, обеспечения определённого качественно-высшего уровня самостоятельности и ответственности широких масс как непосредственного участника общеуправленческого процесса на всех его «этажах».

 

С этой точки зрения присмотримся чуть внимательней к центральному требованию и центральному факту нынешней польской экономико-политической коллизии: к «независимым» профсоюзам.

Подоплёка вышеуказанного явления самая что ни на есть понятная: «официальные» профсоюзы обюрократились, не выражали действительных интересов рабочего класса, действительного мнения рабочих о ситуации как непосредственно на производстве, так и в целом по стране, – да и не только профсоюзы; коль скоро дело дошло до «попыток вынудить под угрозой забастовки и даже путём оккупации помещений и административных зданий замену воеводских государственных и политических властей и руководителей некоторых предприятий»,[14] — коль скоро дело до этого дошло, то надо признать, – по всей видимости, – что трудящиеся, отвернувшиеся от прежних форм профессионального и политического объединения в пользу «Солидарности», по-человечески во многом правы.

С противоположной стороны, безоговорочно правы и сознательные, интернационалистски мыслящие польские коммунисты, кто в условиях острейшей политической напряжённости продолжает отстаивать руководящую, авангардную роль рабочей партии в социалистическом обществе – в том числе, конечно, и в профсоюзном движении – и твёрдо намерен не допустить, чтобы в лице «новых» профсоюзных организаций возник (как отмечалось уже друзьями Польши) некий «агрессивный антисоциалистический тред-юнионизм».[15]

Со всей очевидностью, обрисовавшаяся здесь дилемма вовсе не та, что профсоюзы должны «освободиться» от партии – или, напротив, партии следует избавиться от «свободных профсоюзов»; подлинная, решающая вопрос альтернатива создавшейся общественной неуравновешенности и нестабильности открывается лишь в том случае, если партия, государство и профсоюзы вместе найдут способ преодолеть нетерпимо разросшееся ЭЛИТАРИСТСКОЕ (бюрократическое) ИЗВРАЩЕНИЕ властных, «присвоенческих» структур, а тем самым – в конечном итоге – будет восстановлено нарушенное динамическое СООТВЕТСТВИЕ между ушедшим вперёд в своём, развитии главным элементом производительных сил и высотой общественно-экономического базиса, высотой «базисного потолка».

Мы привыкли представлять себе переход «ко второй фазе коммунизма» (или, что то же самое, от формального к фактическому равенству) как некую блаженно-умиротворяющую награду за понесённые ранее – уже понесённые – тяготы и труды. Между тем, скачкообразные сдвиги в производственных отношениях – в самой структуре общества,[16] — отграничивающие одну общественно-экономическую эпоху от другой, они ведь, – сдвиги эти, – вовсе не воздаяние за борьбу, они – ЭТАПЫ в этой борьбе и её орудия, полностью подчиняющиеся её логике и её объективно-закономерным «срокам»; каждый из них знаменует собою не только финиш определенного периода, но и служит активным «структурным заделом» следующей стадии развития, и наступают они именно потому, что вот этой следующей стадии развития пора, необходимо начинаться и что иначе она начаться не может, в то время как предшествующая стадия исчерпана и оставаться на ней далее тоже уже нельзя.

Стало быть, – вот так-то и вышло, что по истечении тридцати с лишним лет социалистического строительства (почтенный, в общем-то, срок!) УСТАРЕЛА в сопредельной с нами братской стране СИСТЕМА «ФАБРИЧНОГО РАВЕНСТВА»; устарела, не действует, НЕ ПРИЕМЛЕТ её больше главный элемент производительных сил, – не приемлет до забастовок, до «оккупации административных зданий и помещений», и посему данный уклад производственных отношений – формально-эгалитарную систему овладения общественными условиями производства – надо МЕНЯТЬ, надо «повышать» тип общественного равенства от формального до фактического, «творческого», не дожидаясь никаких «длительных полос» развитого социализма, ибо «развитого социализма» не будет, а будет (если продолжать плавать «шишкой в проруби») контрреволюция или война с собственным рабочим классом, что в своём роде ещё чище контрреволюционного мятежа.

Мы имеем превосходный случай пронаблюдать здесь, насколько повелительно, если можно так выразиться, сущностно-структурные сдвиги в динамике общественного организма (периодические «скачки» производственных отношений от одного качественного уровня к другому, более высокому) вынуждаются и детерминируются не голым, умозрительно взятым «научно-техническим прогрессом», а имманентным саморазвитием главной производительной силы. Ведь производственные отношения – это не пассивно-поверхностная «рамка» для существующих вне исторического времени и пространства «производительных сил вообще» (как наладили у нас изображать); прежде всего это формы общественно-продуктивной ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ определённого класса, каковой класс и есть главное в составе производительных сил, и формы эти меняются отнюдь не оттого, что в обществе бурно приспевает «материально-техническая база», которой якобы в наличествующих рамках тесно. Перемены тут вершатся как раз по противоположной причине: оттого, что инженерно-техническая сторона общественного производства в один прекрасный день перестаётприрастать, обогащаться; оттого, что класс-производитель в данных формах общественно-производственной активности, в данных формах соединения со средствами производства прогрессировать дальше не в состоянии – они ДЛЯ НЕГО устарели и «тесны», а не для техники. А уж как результат и «база» техническая в таких ситуациях обычно всегда топчется на точке замерзания – просто-напросто некому её развивать, иссякла у производящего класса его созидательная инициатива. С мёртвой точки здесь можно стронуться только так, что будут качественно преобразованы, углублены вот именно формы проявления общественно-производительной инициативы трудящимися массами (а они-то, собственно, по-другому и называются «производственные отношения», «отношения людей по производству»); обновлённые производственные отношения обнаружат свою существеннейшую и ценнейшую потенцию «двигателя производительных сил», и окажется, наконец, прорван нынешний порочный круг: в стране не складываются требуемые жизненные условия для рабочего класса, потому что нет нужной производительности труда, а производительность труда, какая нужно, не складывается потому, что нет для трудящихся отвечающих моменту жизненных условий.

 

Марксистский экономико-философский и политико-философский анализ убеждает, – таким образом, – что на польском участке совместного, так оказать, фронта движения к коммунизму современные высокоразвитые социалистические государства вплотную вышли на рубеж, где должна начаться вторая фаза коммунистического революционного процесса: «вторая фаза коммунизма» (что тут поделаешь!), сколь бы неожиданно ни прозвучала подобная формулировка в создавшейся ныне, достаточно драматической ситуации.

Маркс и Энгельс предупреждали в своё время, что коммунизм нельзя истолковывать как пассивную абстракцию «идеального» общественного строя на будущее: это не отвлечённый «эталон», с которым когда-то в будущем нужно сообразовать действительность, а практическое движение, «которое уничтожает теперешнее состояние».[17]

Со второй фазой коммунизма сегодня именно так и обстоят дела: она должна начаться совершенно необходимо, во избежание тяжелейшей контрреволюционной «отдачи» в развитии и откатывания назад; система общественного равенства, построенная на фундаменте «рабочей силы», из формы прогрессирования общественного производства давно уже превратилась, – как принято у марксистов говорить, – в его оковы, и абсолютно необходимо начать заменять её таким способом соединения трудящегося со средствами производства, когда он в значительно большей, в качественно обширнейшей мере реализует при «контакте» с обобществлёнными средствами производства свою творческую инициативу.

Но чтобы право на труд – творчество постепенно укоренилось, распространилось и стало столь же фундаментальной, всепроникающей «обыденностью» экономической и политической жизни, какой является нынче право на труд – применение «рабочей силы», с этой целью надо, – по-видимому, – подыскать понятию «творчества» дееспособную граждански-политическую, конституционную «расшифровку», которая допускала бы не меньшую чёткость и определённость законодательного оперирования ею, нежели допускают категории, обслуживающие производственно-отношенческий комплекс «труда по найму».

Марксистской наукой в Советском Союзе уже в первые полтора – два десятилетия по свершении Великой Октябрьской социалистической революции искомый политико-правовой «эквивалент» или «аналог» понятию о творческом трудовом отношении был всецело и вполне точно установлен: это – КРИТИКА, свобода, конструктивно-критического волеизъявления. Ведь творчество – это всегда, непременно привнесение в общественную жизнь чего-то нового, а новое утверждается лишь через «борьбу со старым», разумно же упорядоченная (институционализированная) «борьба со старым» в подлинно-демократическом государстве и есть критика.

Следовательно, если мы верно определили путь, как перейти в странах социализма (не только в Польше, разумеется!) от нынешнего лишь «формального», «фабричного» уровня осуществления основных прав граждан к уровню более глубокому и зрелому («творческому»), то путь этот – вот он перед нами:

  • свободу критического волеизъявления надо сделать одной из центральных личностно-конституционных гарантий, причём она должна обладать не меньшей государственной и общественно-политической значимостью, нежели право на труд в его современной трактовке;

  • надо разработать для свободы критической инициативы подробный её «статут» или «кодекс», который охватывал бы собою и регламентировал типичнейшие случаи, типичнейшие «стечения обстоятельств», возникающие в связи с общественной, «массовой» потребностью в реализации гражданами этого права.

С узаконением и подробной «кодификацией» права на критику, – не помешает подытожить лишний раз, – мир социализма получил бы в своё распоряжение эффективнейший надстроечный инструмент, при посредстве которого можно было бы радикально усовершенствовать, ДЕЭЛИТАРИЗОВАТЬ окостеневшие формы собственности, практически полностью утратившие на сей день какую-либо общественно-производственную работоспособность; тем самым производительные силы и базис непрерывно развивающегося (а не «развитого»!) социалистического общества оказались бы возвращены к новому, качественно-высшему «взаимосоответствию», открылся бы новый простор созидательному энтузиазму масс, и коммунистическое строительство (включая его научно-технический аспект), вне всяких сомнений, на годы вперёд обрело бы новый внутренний стимул, в котором оно уже длительное время столь остро нуждается.

 

Сердцевину нового комплекса гражданских прав – отношений на предмет реализации личностью уже не её «рабочей силы», но её продуктивно-творческих возможностей, – должен составить (как нетрудно усмотреть) принцип всеобщности, или МАССОВОСТИ права на критику, его всеобщераспространённости и конституционной всеобщедоступности в государстве; а это означает, что свобода критики должна при любых обстоятельствах, в любых условиях трактоваться в первую очередь как индивидуальное право, как право индивида, но не особая привилегия той или иной группы, общественной прослойки, ассоциации, организации и т.д.

В точности наподобие того, как нынче человеку для подачи, скажем, на определенное предприятие заявления о зачислении на работу не требуется чьих-то надзирающих, «опосредующих» санкций, но довольно самого этого предприятия, КЗоТа и незапятнанного статуса гражданина СССР, – вот ТОЧНО ТАК ЖЕ и изложение гражданином продуманного критического мнения по любому мыслимому поводу нельзя обусловливать и «опосредовать» никакими «надзорными» групповыми привилегиями, но выступление с критикой само по себе, безо всякого стороннего посредничества, должно иметь силу полномочного правового акта, который не просто «повис в воздухе», а повлёк за собою – будучи, как говорится, «задействован» – совершенно конкретные правовые последствия, в регламентированные законом сроки; и для этого, – как и в случае возбуждения гражданского иска или уголовного дела, – не надо испрашивать согласия у некоей третьей организации или в некоем собрании у его большинства.

Мы попробуем применить вышеуказанный принцип, – в качестве примера, – хотя бы к нынешней формально-уравнительной избирательной системе, как она выглядит в настоящее время практически во всех социалистических государствах; выглядит же она удручающе, – ибо иначе невозможно расценить такие факты, когда люди стихийно оккупируют «административные здания и помещения», с целью выкурить оттуда «народных избранников». Спора нет, – наверное, это не лучший способ усовершенствовать избирательный процесс; но что его необходимо коренным образом усовершенствовать, что «народные избранники» не должны быть неподотчётными народу и ненавистными ему самозванцами, – это никаким сомнениям не подлежит, и вообще шутить с этим дальше нельзя, как уже убедились в Польше, а вскоре, если не предпримем разумных упреждающих шагов, полной мерой убедимся и мы.

Между тем, под углом зрения всеобщности права на конструктивно-критическое волеизъявление дефекты в существующей избирательной процедуре, во-первых, прекрасно видны, а во-вторых – вполне, как кажется, устранимы; там есть несколько структурно «перенапряжённых», уже давно не работающих узлов, и не работают они именно по той причине, что подразумеваемые и провозглашаемые ими гарантии (как будто бы) критического контроля масс над ходом избирательного процесса и формированием органов власти на деле являются не ПРАВАМИ в надлежащем смысле этого слова, но объектом типичнейшей антиправовой монополии особых групп.

Существеннейший момент при выдвижении кандидата в депутаты – возможность для основной избирательской массы подвергнуть выдвигаемую кандидатуру критике или вообще отвести её, заявить ей отвод; если бы право отвода у нас (да и в целом по социалистическим избирательным системам) было именно гражданским, ЛИЧНОСТНЫМ правом, а не закрытой привилегией, антиконституционной по своему характеру, то, безусловно, ни в Польше, ни где-либо ещё не приключались бы столь прискорбные «единодушные» избрания, после которых граждане, – якобы «единодушно» проголосовавшие, – учиняют забастовку и чуть ли, впору сказать, не за шиворот вытаскивают «избранника» с насиженного кресла. Самоочевидный корень зла тут в том, что «право» отвести выдвинутую кандидатуру, – если это можно, в сегодняшнем его облике, вообще называть правом, – предоставлено не МАССОВОМУ ИЗБИРАТЕЛЮ как таковому, а только лишь участникам предвыборных собраний; иначе говоря, мизерному меньшинству всех тех, кому надлежит за «выдвинутого» подобным антидемократическим путём кандидата проголосовать. Следует ещё учесть при этом,

  • что рядовой избиратель никогда заранее не знает, какое именно предприятие или учреждение в его округе «выделено» для проведения упомянутой кардинальнейшей политической акции – собрания по выдвижению кандидата в депутаты;

  • что даже если бы он и оказался каким-то образом проинформирован, всё равно, не будучи работником соответствующего предприятия, служащим соответствующего учреждения, он наверняка не сумеет на это собрание попасть;

  • что избирательный округ может охватывать миллионы граждан, обладающих правом голоса, – как, например, при выборах в Совет Национальностей Верховного Совета СССР, – а собрание по выдвижению депутатской кандидатуры организуется однажды, и присутствует на нём, вплоть до самых торжественных случаев, не более нескольких тысяч человек;

  • что утверждённый собранием кандидат в депутаты далее даже по закону, – если говорить о советском избирательном законодательстве, – становится абсолютно «неуязвим» для избирательской критики, ибо Закон о выборах 1978 года щедро одарил нас «правом участвовать в предвыборной агитации», но обошёл молчанием куда важнейшее право критиковать «соискателя», баллотирующегося подчас заведомо на высокий государственный пост.

Стоит просуммировать всё вышеизложенное – и делается ясно, что по существу при той модели избирательного права, какая ныне является общепринятой (с теми или иными второстепенными модификациями) в большинстве социалистических стран, средства своевременно отклонить от баллотировки и избрания непригодную, несостоятельную кандидатуру основная масса избирателей практически лишена. А в результате на ответственнейших постах оказываются проходимцы, которые впоследствии своей некомпетентностью, зазнайством, головотяпством, своим отталкивающим морально-политическим обликом дискредитируют в глазах масс самое понятие социалистического народовластия и объективно вынуждают людей искать прибежища от этого общественного зла в самодеятельных организациях типа «свободных профсоюзов».

 

Совсем иную – и гораздо более разумную – увидим мы картину, когда правом выступить с отводом кандидату в депутаты будет наделён (как это непременно и должно быть) попросту каждый получивший право голоса гражданин; и не только об отводах здесь надо поднимать разговор, а вообще «право голоса» в широкой и точной интерпретации данного термина, «право на участие в выборах» должно органически (или, если угодно, автоматически) включать в себя личностную, индивидуальную полноту обладания всем спектром политических возможностей, связанных с функционированием этого наиважнейшего института. Сюда принадлежат:

  • возможность выставить на выборах свою собственную кандидатуру, – поскольку без этого утверждаемое в конституционном порядке «право быть избранным» превращается, рано или поздно, в пустой звук и в предмет недобросовестных политических манипуляций;

  • уже упоминавшаяся возможность возбудить «дело об отводе» против кандидата в депутаты любого властного органа на территории страны, вне зависимости от места проживания и работы как самого кандидата, так и избирателя, заявившего отвод;

  • «парная» к предыдущему пункту возможность возбудить «дело об отзыве», – также против депутата любого выборного органа на территории государства и также вне зависимости от того, где живут и работают как отзываемый депутат, так и отзывающий его избиратель;

  • в дальнейшем, безусловно, – и право законодательной инициативы.

Сплошь и рядом, – при теперешней социалистической «конструкции власти», – бывает так, что человек, становящийся депутатом, скажем, высшего законодательного собрания в стране, имеет (или приобретает) служебные полномочия, действующие по всей её территории (хотя бы министр, возглавляющий какую-то крупную отрасль народного хозяйства, председатели различных госкомитетов и ведомств, партийные функционеры известного ранга и т.д.). О человеке этом именно как о политическом руководителе определённого масштаба судят по собственному, непосредственному опыту сталкивающиеся с ним и со стилем работы в его ведомстве люди из самых разных уголков государства. Спрашивается, – почему же как раз эти-то люди, которые лучше, обстоятельней прочих распознали и могут оценить государственные качества данного руководителя и депутата, почему как раз их-то авторитетного мнения не должно быть слышно при его «облечении властью», и всего лишь на том анекдотическом «основании», что он баллотируется на свой пост не там, где эти свои управленческие качества проявляет, а проявляет их – увы – не там, где баллотируется?

Возьмём такой, – хотя бы, – жизненный пример: человек занимает должность в Академии наук СССР или в соответствующем отделе центрального партийного аппарата, сидит – практически – в Москве, здесь же сосредоточены главнейшие из руководимых им учреждений (а постольку и кадры, у которых со временем складывается аргументированное суждение об уровне его руководства, отнюдь не всегда благожелательное); почему же, – опять-таки, – избирательский вердикт касательно целесообразности или нецелесообразности его фигурирования в составе Верховного Совета СССР выносится всецело и исключительно где-то в Киргизии, в Ошской области, где деятель этот появляется, наверное, от силы раз в несколько лет, где не найти мало-мальски заметной научно-организационной единицы подведомственного ему профиля и где девяноста девяти процентам избирателей, – гадать не приходится, – его фамилия попросту ничего не говорит?

Сказанное нужно целиком отнести ко множеству (и превеликому) высокопоставленных должностных лиц, чья служебная компетенция не ограничена территориально; невозможно понять, – повторим снова и снова, – почему же, в таком случае, мы стремимся территориально столь жёстко ограничить, «локализовать» свободу граждан излагать свои соображения по поводу того, успешно ли отправляет данное лицо порученные ему государственные обязанности? С уровнем и стилем государственной деятельности руководителей крупнейших ведомств и министерств, суда и прокуратуры, органов охраны правопорядка и т.д. ежедневно, ежечасно «знакомятся» на собственном жизненном опыте миллионы людей во всех концах страны; у каждого из них может сформироваться развёрнутая позиция (в том числе и резко-критическая) относительно научно-технической политики такого-то министерства, эффективности такой-то управленческой системы; люди могут указывать и на злоупотребления – вплоть до открытого выражения сомнений в том, насколько такой-то руководитель заслуживает депутатского статуса. Считается ведь в порядке вещей, что тот же глава исполнительной власти беспрекословно осуществляет свои управленческие прерогативы повсюду в стране – и именно постольку, поскольку является «избранником народа»; но вот в момент, когда это его избранничество политически и юридически оформляется, мы слышим вдруг, что судить и решать о нём как о будущем полномочном народном представителе (равно как о прошлой его деятельности на занимаемом посту) дозволено почему-то лишь гражданам города Москвы – и то лишь номинально, и то далеко не всем, а только ничтожной в процентном отношении горстке участников политически- «конспиративного» собрания по выдвижению его кандидатуры; причём, среди них многие на собрании этом окажутся неожиданно для самих себя. А если здравая, подкрепленная (допустим) фактами и теоретическими выкладками отрицательная оценка тех или иных аспектов общего руководства народным хозяйством прибудет с Камчатки, Алтая или хоть бы из Подмосковья, – она по нынешней процедуре в момент выборов не имеет абсолютно никакого ни политического, ни юридического значения, она даже не засчитывается в качестве голоса, поданного «против»!

В избирательных комиссиях, – как выясняется, – преспокойно могут побросать в корзину официально заявленные отводы кандидату в депутаты, жалобы на превышение им власти, должностную и государственную недобросовестность, злоупотребления с его стороны, протесты против вручения ему почетного депутатского мандата, – сколько бы таких протестов ни поступило; и вовсе не потому, что факты не подтвердились, – нет, их и проверять-то никто не позаботится, а просто – не присутствовали вы на предвыборном собрании, значит, и факты ваши, ваши обиды, возмущение, доказательства, всё это в данном случае никого не интересует: избрание депутата преподнесут как «единодушное» и «всенародное», хотя бы количество жалоб на него и негативных оценок в его адрес, открыто сформулированных во время избирательной кампании, было сопоставимо с числом номинально поданных за него голосов (а я думаю, что с парадоксами такого типа не одна избирательная комиссия у нас в последние годы уже столкнулась).

 

С только что обрисованным «театром абсурда» политическим необходимо в самой наиближайшей перспективе и самым энергичным образом кончать, и кончать в первую голову У НАС, тогда и в иных краях вещи вернутся на предназначенные им места, – в иных краях, где люди сегодня ищут решения проблемы в «свободных профсоюзах» (и спасибо ещё, если не в разных «комитетах общественной самозащиты»). Весьма нелогично, – к тому же и наредкость непредусмотрительно, – чтобы могущественнейшая держава социалистического лагеря НЕ лидировала в столь серьёзном деле, как «официальное открытие» (да позволено будет так выразиться) второй, структурно-наивысшей стадии или «фазы» коммунистической революции. А она, вторая эта фаза – хотелось бы всеми силами подчеркнуть – по существу уже началась, началась до известной степени спонтанно, и перед здравомыслящим марксистски-партийным руководством тут нет другого пути, кроме как её возглавить. Следует всячески принять во внимание, что «независимые профсоюзы» – отнюдь не абстрактно-«трудовая», политически инертная организация; как бы «благоразумно» они себя некоторое время ни вели, структура эта – ярко политическая, она таит в себе упорнейшую взрывную тенденцию по отношению к устаревшему фабрично-эгалитарному базису нынешних социалистических общественных устройств, и если указанную тенденцию не направить в нужное русло «сверху», она неотвратимо и необоримо «снизу» будет пробиваться, причём эти спонтанные «извержения» в общем-то вполне нормальной и закономерной политической активности масс могут вылиться – именно поскольку они спонтанны, партийно не контролируемы – в достаточно уродливые формы.

Судьбу и историческое лицо современного социализма определяет не «надклассовый» научно-технический прогресс, а идущие в глубине социалистических производительных сил общественно-материальные процессы революционного саморазвития главного производящего класса, вместе со сплочёнными вокруг него широчайшими слоями трудового народа. Народные же массы сегодня, – в большей или меньшей степени, но по всем формально-эгалитарным государствам социалистического содружества наций, – бесповоротно ОТВЕРГАЮТ приниженную и в сущности вторичную общественную роль, которую навязывает им расплодившийся у нас каутскиански-бухаринский квази-«марксизм»: роль «предпосылки» производственно-технологического прогресса, предпосылки «мобильной, гибкой и способной к “переналадке” по мере быстрых перемен в технике и технологии»;[18] причём, – как молчаливо подразумевается, – «техника и технология» сия должна управляться неподотчётной массам «иаучно» – бюрократической элитой. Везде народ хочет сам, – и не «по форме» лишь, а вот именно ФАКТИЧЕСКИ, во всей полноте этой марксистской дефиниции, – владеть и распоряжаться средствами производства; и не так, чтобы трудящемуся человеку терпеливо «подналаживаться к технике» (сиречь, к кастовым интересам технобюрократии), но как раз наоборот, – чтобы процессы объективно-закономерного совершенствования средств производства эксплицитно, выявленно «задавались» и направлялись, наконец, их исконным естественноисторическим ориентиром: потребностями развития класса-производителя, потребностями его социального освобождения, общественно-политического возвышения и субъектно-творческого самораскрытия.

Своим классовым инстинктом народ хочет досконально, всесторонне, без каких-либо политических и экономических «недоговорённостей» утвердиться в целостности производительных сил и производственных отношений нашей формации именно как субъектно-творческое, безусловно направляющее и управляющее начало, субъектно-творческий фактор её исторической динамики. Поскольку же, – просуммируем вновь, – дорогу любой крупномасштабной реконструкции в общественно-экономическом базисе (а отсюда и в инженерно-техническом компоненте производительных сил) прокладывает хранящая революционный импульс надстройка, то и выдвигается в повестку дня вопрос о надстроечном, политико-правовом «аналоге» идеи труда как творчества, и аналог этот, этот «политический двойник» субъектно-творческого отношения к средствам производства есть КРИТИКА, социально «всепроникающая» личностная свобода выступить, на каком угодно гражданском поприще, с доказательной и устремлённой к общественному благу критической инициативой.

В предшествовавшем рассмотрении принцип «свобода критики» был проанализирован нами применительно к общей нынешней картине представительно-демократического (избирательного) механизма в условиях современного, – как мы бы его охарактеризовали, – перезрелого формально-эгалитарного социалистического строя; но по всему вышеизложенному надо сделать одно весьма существенное примечание.

Социалистический «формальный», «фабричный» эгалитаризм отнюдь не так уж «плох» сам по себе; на ранних ступенях становления нового способа производства он есть вообще единственно возможная политико-демократическая конструкция, он исторически оправдан и постольку исторически необходим. С течением времени, – однако, – любые, самые распрекрасные для определённых конкретно-исторических обстоятельств общественные отношения устаревают, такова уж их, как говорится, планида; вот и комплекс фабрично-уравнительных отношений по формированию высших властно-управленческих органов в государстве, – вот и этот комплекс устарел, соответственно устареванию ещё более глубоких, фундаментальных сопряжений в структурных недрах всей системы общественного труда; никакой иной беды, кроне этой – вполне естественной и предвиденной классиками, – здесь не произошло. Открыто и бескомпромиссно констатировать тот факт, что такие-то общественные взаимозависимости (некогда, быть может, и результативные) отжили свой век, что продукты их распада захламляют собою общественно-политическую арену и в этом «структурном хламе» гнездится всякого рода социальный паразитизм, – трезво всё это констатировать никак не значит отрицать, что для своего времени указанные отживающие формы выглядели (и на деле являлись) крупнейшим успехом революционных исканий, достижением, от которого нет возврата назад. Единственно лишь под таким углом и следует воспринимать теперешний наш «поход» против того нагромождения институциональных ветхостей и анахронизмов, зрелище которого являет нам сегодня типичная (средняя, так сказать) представительно-демократическая система социалистической страны.

Но и при всех своих недостатках (связанных, – повторяем, – в основном с закономерным естественноисторическим феноменом «устаревания») она, – система эта, – всё-таки несравнимо лучше, нежели рыночно-конкурентная буржуазная многопартийность, и всякий, кто в поисках обнадёживающей перспективы обратил бы взоры к механизмам межпартийной или межфракционной конкуренции, впал бы тем самым в серьёзнейшую ошибку. Ведь буржуазный парламентаризм одряхлел, – в своём роде, – ещё непоправимей; причём, если относительно нашего демократического процесса теоретически выяснено и намечено, как его реформировать, то в современных демократиях «западного» образца всё, воистину, покрыто мраком неизвестности, – хотя нынче даже самые ревностные восхвалители тамошней «политической свободы» начинают отдавать себе отчёт, что и там почему-то у власти всё настырней и во всё большем количестве мельтешат люди, которых по-настоящему и близко бы к ней подпускать не следовало, и что этой пагубной наклонности нельзя позволить развиваться беспредельно.

Между тем, – как мы выше и стремились продемонстрировать, – у нас (не в СССР исключительно, а вообще в социалистических условиях) суммарное направление предстоящей реорганизации избирательного цикла просматривается более чем удовлетворительно; особенно же ценным представляется то, что хотя политические результаты подобного мероприятия будут – согласно давнишнему ленинскому предупреждению – «громадны», оно никакого, если так можно выразиться, переполоха чрезвычайного в государстве не потребует и за собой не повлечёт. Сегодняшняя «несущая конструкция», каркас формально-уравнительного социалистического демократизма может, в общем и целом, оставаться практически нетронутым, – и довольно долгое время; изменения же, которые необходимо в нём произвести, такого свойства, что сколько-нибудь основательные, весомые возражения против них по существу исключены. Нельзя подыскать сколь-либо членораздельных контраргументов против того, чтобы все избирательные гарантии, которые ныне оказываются, на поверку, групповыми (а значит, и потенциально элитарными) прерогативами, – чтобы все они были решительно обращены в подлинно-массовое, всенародное достояние, сделались собственно ПРАВАМИ как таковыми, т.е. ПРАВАМИ ЛИЧНОСТИ, но не групповыми ритуалами, тщательно от «простонародья» изолируемыми.

Пусть у нас, – представим себе на минуту, – развёртывается избирательная кампания, она пошла привычным, «традиционным» чередом, но в неё внесено следующее уточнение: с сегодняшнего дня право отвода кандидату в депутаты и право выдвижения своей собственной кандидатуры перестали быть закулисными «обрядами», они принадлежат теперь каждому гражданину, обладающему избирательским «голосом». С сегодняшнего дня любой рядовой избиратель, где бы он ни работал и ни проживал, имеет право, – по определённой, законом установленной форме, конечно, – заявить отвод кандидатуре в любой Совет народных депутатов (в том числе, естественно, и в Верховный Совет СССР), выдвинутой любым, по территории страны, избирательным округом; причём, если указываемые в заявлении об отводе, несовместимые с депутатским статусом факты подтверждаются, – а также при наличии нерассмотренных, непроверенных отводов, – кандидатура снимается с баллотировки.

Вне всяких сомнений, результатом первого не «круга» организованных таким образом подлинно «свободных», СОЦИАЛИСТИЧЕСКИ-свободных выборов будет, что управление и власть очистятся от антипартийного хулиганья, политических конъюнктурщиков и манипуляторов, казнокрадов, бездельников, пролезших на ответственные посты благодаря родственным связям, и прочих носителей «бюрократического извращения», по чьей вине возникает в социалистическом обществе та степень взаимоотчуждения между политическим руководством и массами, следом за которой идут уличные беспорядки, забастовки, «независимые профсоюзы» и т.д.

«Свободные профсоюзы» – предельно наглядный плод того, что рабочие систематически, на протяжении долгих лет были лишены возможности воспрепятствовать засилью в профсоюзном руководстве людей, которых рабочая масса не желала и не считала допустимым там видеть, которые никого ни в чём не умели убедить и своими действиями (или своим бездействием) компрометировали саму идею профессионального объединения трудящихся.[19]

Свобода, «независимость» профсоюзного движения, разросшаяся до масштабов острого общественно-политического конфликта, – это, как легко удостовериться, целиком проблема систематической и длительной ненадлежащей работы выборного механизма, вследствие чего номинально выборные органы (в особенности высший их «эшелон») в слишком уж заметной степени укомплектовывались лицами, которые по сути не были туда делегированы теми, кого они декларативно «представляли». Но в этом-то смысле разве одни только профсоюзы должны быть «свободны»? Стоит вникнуть чуть глубже – и сразу видно, что «свобода», о которой здесь зашла речь, есть хорошо знакомый марксистам вопрос о ликвидации бюрократической извратимости социалистически эгалитарного базисного («производственно-отношенческого») и политико-правового устройства; но ведь это, собственно, коренной вопрос преодоления водораздела между двумя фазами коммунистической общественно-экономической формации, и «освобождению» от мелкобуржуазного перерожденчества и элитаризма должны в гораздо строжайшей мере, нежели профсоюзы, подвергнуться и партия, и государственная власть. С того дня, когда сама партия найдёт в себе силы «освободиться» от элитаристского паразитизма как от экономико-политического явления и возглавить нынешний мощно-стихийный порыв масс к «свободе» от него, – с этого дня не только «независимые профсоюзы» не в состоянии будут с ней конкурировать в глазах рабочих, но и вообще разговор о дальнейшей политической конкурентоспособности каких угодно схем, почерпнутых из арсенала буржуазной демократии (или хотя бы лишь навеянных её идеями), для нас исторически будет окончательно и бесповоротно «закрыт».

 

Скажем в заключение ещё буквально несколько слов и о других направлениях (кроме избирательной реформы), по которым пойдёт институционализация критически-творческой народной инициативы при социализме – критической инициативы, трактуемой как надстроечное «концентрированное выражение» уже не социалистического фабрично-уравнительного, а фактически («творчески») уравнительного присвоения средств производства, каковой тип присвоения характерен скорее для второй, высшей фазы коммунистического миропреобразующего процесса. (С началом же указанной высшей фазы, – вряд ли нужно бояться повторений, – достигается радикальное «освобождение» нового способа производства от наиболее тягостного наследия эксплуататорского прошлого: от структурных предпосылок возникновения в лоне новой формации всевозможных перерожденчески-паразитических «элит».)

Итак, помимо избирательной реформы надо бы назвать здесь, например,

усовершенствование договорно-трудовых отношений в том плане, что гарантия беспрепятственного («ненаказуемого») выступления с конструктивной, обоснованной критикой недостатков в производственной и иной деятельности «нанимателя» (если, конечно, недостатки там обнаружатся) должна юридически входить в трудовой договор с любым нанимаемым работником, столь же обязательной и естественной частью договора, как и условия касательно оплаты труда или распределения рабочего времени. (Возьмусь утверждать, что добросовестная реализация одного лишь этого нехитрого нововведения наверняка погасила бы, в истории со «свободными профсоюзами», половину её накала; притом погасила бы спокойно, и никакого надрыва ненужного вокруг простых вещей не получилось бы.)

Следующий, уже очевидно неминуемый пункт напрашивающихся улучшений – это явно ненормальные и дискриминационные взаимоотношения рядового гражданина, «человека с улицы» с прессой (и вообще со средствами и органами массовой коммуникации). Спора нет, – печать в социалистическом обществе не может бессистемно и хаотично отображать на своих страницах все и всякие существующие и возникающие в государстве мнения, она проводит (и должна проводить) линию последнего по времени съезда партии, и не приходится особенно удивляться той неизбежной «селекции», которую в результате претерпевают направляемые в прессу читательские высказывания по их «тональности», конкретному содержанию и прочим идейно- политическим «параметрам».

Столь же бесспорно, однако, и другое – что проведение определённой (причём относительно краткосрочной, если вдуматься) политической установки не может и не должно равняться полному, абсолютному отказу от обнародования самомалейшей критики, связанной как непосредственно с этими установками в их целостности,так и с основными, «укрупнёнными» аспектами их практического воплощения.

Восьмой съезд ПОРП, – вот именно «последний по времени» перед августовским кризисом 1980г., – проходил всего за полгода до того, в феврале; курс, принятый руководством Э.Герека, в докладе Э.Герека съезду характеризовался как «проверенная на практике стратегия строительства развитого социалистического общества».[20]

«Эта стратегия, – говорилось также в вышеупомянутом докладе, – сочетает общие закономерности социализма с опытом и условиями нашей страны, отвечает потребностям и стремлениям поляков».

«Этот курс, подтверждённый жизнью, снискал поддержку всего народа».[21]

«В тезисах ЦК ПОРП к VIII съезду мы представили программу социально- экономического развития страны на 1981-1985 гг. Эта программа была поддержана и одобрена в ходе предсъездовской дискуссии». «Партия и народ полностью поддержали оценки и программные намётки тезисов ЦК».[22]

Считанные месяцы спустя мы услышали уже не о «проверенной на практике стратегии», но о чём-то совсем противоположном: о «серьёзных ошибках в экономической политике и общественной жизни»;[23] о «пренебрежении экономическими законами социализма», накоплении «глубоких структурных диспропорций» в народном хозяйстве страны, о том, что «практически народное хозяйство развивалось без плана» и что в итоге произошло «расстройство народнохозяйственного механизма».[24] Ничего не скажешь, – хорош «подтверждённый жизнью курс».

Свой истинный, неприкрашенный облик обрела и так называемая «полная поддержка и одобрение» партией и народом несостоятельных директив.

«Самая важная наша задача, – вынужден был признать С.Каня на VI пленуме ЦК ПОРП, – это восстановление общественного доверия к народной власти, доверия рабочего класса, всех трудящихся к партии. Мы должны обеспечить прочные узы органов власти с народом. Они были ослаблены, и это привело к взрыву опасного своими последствиями недовольства».[25]

Среди других, равным образом важных и неотложных задач по расчистке тупика, в который завела народную Польшу «стратегия строительства развитого социалистического общества», указывались

  • подготовка экономической реформы, «пересмотр экономической политики, перестройка общественной и государственной жизни, а также действий самой партии»;[26]

  • «создание нового законодательства, в частности законов о профсоюзах, рабочем самоуправлении, высших школах, контроле печати»;[27] «развёртывание работы по изменению закона о местных советах»,[28] — принятого, кстати, всего лишь в 1975г.;

  • и даже, наконец, «создание системы мер, препятствующих отходу от правильной марксистско-ленинской линии»![29]

Суммарный вывод из всего вышеперечисленного возможен только тот, что никакой «проверенной на практике стратегии» в действительности не существовало, а был клубок застарелых и болезненных, халатно запущенных проблем; серьёзный поиск оздоровляющих решений по ним фактически отсутствовал, его подменяли всё те же злополучные, закулисные по отношению к народу ритуалы, посредством которых по хорошо обкатанной, давно всем известной методике мастерится иллюзия пресловутого «единодушного одобрения» концепций, на деле ничего общего с подлинными чаяниями масс не имеющих.

Но совершенно невероятно, – невероятно и по соображениям здравого смысла, и по какой хотите «науке», – чтобы в тридцатипятимиллионном государстве никто, ни один человек вплоть до августовской катастрофы не видел, не осознавал и, самое главное, НЕ ПЫТАЛСЯ НАПРЯМИК, ЧЕСТНО ВЫНЕСТИ НА ОБЩЕСТВЕННОЕ ОБСУЖДЕНИЕ именно вот эту суть, проблемное ядро, концептуально-политический «нерв» надвигающегося взрыва: что нет в действительности у партийно-государственного руководства чёткой, марксистски- проработанной стратегической перспективы, налицо лишь некое застойное месиво нерешённых и упорно не решаемых вопросов, месиво, прикрытое липовым «всенародным одобрением» и практически равносильное «отходу от правильной линии» марксизма-ленинизма.

Спрашивается, – кому же, в конце концов, вся эта «липа» нужна? Недолго осталось ждать, когда и у нас созреет аналогичная ситуация; ведь и у нас мифотворчество на тему «развитого социализма» с самого своего, как говорится, зачатия и по сей день являлось и является тем же, чем оно, наконец, со столь разительной наглядностью выказало себя в Польше, – пустым, умственно беспомощным и политически безнравственным камуфляжем, маскирующим отсутствие внятных представлений о будущем страны там, где без подобных представлений попросту нельзя находиться и где неспособность таковые представления выработать служит неоспоримым свидетельством дальнейшей «профессиональной непригодности».

В.И.Ленин в своих произведениях поистине бессчётно предостерегал против попыток «браться за частные вопросы без предварительного решения общих» и непоколебимо отстаивал в качестве «единственной действительно практической политики» лишь политику «широко принципиальную».[30] И впрямь, – в той же Польской Народной Республике на финише «правления» Э.Герека, куда ни глянь, всё расклеилось: хроническое недовыполнение важнейших плановых заданий, неудовлетворительная динамика производительности труда, перенапряжённость в топливно-энергетических, сырьевых отраслях и на железнодорожном транспорте, падение рентабельности сельского хозяйства, распыление капиталовложений, огромная внешняя задолженность и нерациональное использование иностранных кредитов, стихийней рост потребления, превышающий экономические возможности государства, политически неприемлемые контрасты в уровнях доходов населения и т.д. и т.п.[31] (Не правда ли, знакомые всё лица? До того знакомые, что уж и не приведи господь. Не буду цитировать соответствующие фрагменты из выступлений наших, советских плановиков и партийно-хозяйственных руководителей: и так ясно, думается, по ком здесь звонят колокола…)

Между тем, дискуссия ведь формально имела место, организовывалась, – вроде бы и придраться не к чему; но беда в том, что во всех наших дискуссиях и обсуждениях на сегодняшний день жёстко разграничены два концептуальных «этажа» или слоя: один – это слой дозволенных, так сказать, дебатов, где конкретизируются, дополняются, уточняются, иногда даже и «оспариваются» – в основном по мелочам – задаваемые «сверху» безапелляционные общие решения, а на втором, «элитном» этаже при закрытых дверях происходит «внутренняя утряска» самих этих общих решений, и вот туда-то доступ свежему, нешаблонному критически- конструктивному взгляду и повороту мысли, родившемуся непосредственно в массах, уже всецело и намертво преграждён – причём нередко «силовыми» мерами. Но таким образом нарушено фундаментальнейшее ленинское указание относительно необходимости самой тщательной, всесторонне-демократичной проработки именно общих,проблемно- «принципологических» контуров каждого очередного отрезка или этапа в политическом развитии.

Может ли, – в самом деле, – какая бы то ни было научная (подлинно-разумная, иначе говоря) политико-философская истина откристаллизоваться келейно, в антидемократической обстановке, в атмосфере злостного, искажающего реальную картину «отсева», – а по существу подавления, в том числе и откровенно-репрессивного, – критически «контрапунктирующих» с нею мнений и подходов?

Вдруг, буквально откуда ни возьмись, сваливается на вас «учение о развитом социалистическом обществе», каковое учение – вот уж действительно, скромность украшает любого «первооткрывателя»! – «правомерно поставить в один ряд с крупнейшими теоретическими открытиями в области научного коммунизма».[32] Сыплются многонамекающие ссылки на некие анонимные «коллективные усилия КПСС и братских партий», – усилия, неизвестно где, когда и при каких обстоятельствах предпринимавшиеся, – посредством которых вышеозначенное «выдающееся научное открытие» было-де произведено на свет; в качестве решающего довода, тотально «опечатывающего» все недоуменные вопросы, фигурирует «личный вклад Леонида Ильича Брежнева» – достаточно недвусмысленный совет хорошо пораскинуть мозгами, прежде чем критиковать. И сразу – «в официальные документы», «в один ряд с крупнейшими»… Это на основании каких же заслуг? Выдающиеся открытия в области научного коммунизма, во-первых, при зарождении своём не прятались от напряжённейшего, самого горячего идейно-политического и логико-философского дискутирования, но наоборот, именно в этом горниле и доказывали свою боеспособность, свою концептуальную непобедимость и своё право нести светоч коллективного разума впереди борющихся пролетарских масс. А во-вторых, за всеми подлинными открытиями пролетарски-научной мысли водилось ещё одно нехитрое обыкновение, – которое в эпоху «развитого социализма» считается, видимо, для научной теории необязательным и излишне старомодным: они, открытия эти, подтверждались практикой классовой борьбы пролетариата и органически входили в неё как инструмент «развязывания» движущих её к намеченной цели объективно-диалектических противоречий.

Следует в разбираемом контексте «жирной чертой» – и не одной, добавим, – подчеркнуть: то, что провалилось с треском в ПНР (и едва удерживается на краю подобного же провала в других государствах, достаточно долго функционирующих «в режиме» низшей фазы коммунизма), – это не какие-то частичные, подчинённые, прагматические методы хозяйствования, которые можно-де сравнительно легко заменить, не затрагивая самой доктрины «развитого социалистического общества», но там провалилась сама эта доктрина,принципиальная предпосылка, претендовавшая по отношению к текущей политике на роль теоретико-философской платформы и основы. Её, доктрину эту (или, если угодно, «стратегию») утрясли «между собой» и с Леонидом Ильичом; а с народом польским и с польским рабочим классом согласовать забыли. А отсюда и произошло там то, что произошло: внутренне невыверенная, нарочито ограждённая от творчески-демократической дискуссии и лишившаяся тем самым наисущественнейшего для неё объективно-логического «согласования» принципиальная установка не смогла правильно организовать вокруг себя и нацелить весь необъятный массив частно-практических вопросов, массив этот незамедлительно «пополз», деструктурировался, и общественная практика оказалась обречена, говоря словами В.И.Ленина, «на худшие шатания и беспринципность». Собирать теперь этого «шалтая-болтая» по кускам бесполезно и бессмысленно; невозможно никакое марксистски-грамотное прочтение вопроса об общей, скажем, инвестиционной концепции «в условиях развитого социализма» (или в условиях «строительства» развитого социализма), ибо сама догма касательно мифического развитого социализма и его «строительства» неспособна динамически скоординировать государственную политику капиталовложений, «спрофилировать» её на полтора – два десятилетия вперёд, и покуда эта негодная догматическая «предзаданность» несуществующих и не могущих существовать социально-экономических условий не будет решительно отброшена, толку с капиталовложениями не добиться, – так и не перестанем тонуть либо а «незавершёнке», либо в катастрофическом превышении сметной стоимости, либо в чём-то ещё (а вернее, во всём вместе взятом).

То же самое, – естественно, – относится и к проблемам сельского хозяйства, общей экономико-производственной рациональности и эффективности, товарного покрытия потребительских нужд, ко внешнеэкономическим связям и т.д.; повсюду здесь надо не сочинять «целевые программы» ad hoc, по каждому отдельному направлению, но избавляться от надуманного и неработоспособного общего принципа (точнее – догмы, а не принципа), который извращает, рисует в ложном свете всю панораму воссоздания коммунистического общественного строя и постольку (заставляя «слепо натыкаться» на себя в каждом отдельном случае) тяжко тормозит взвешенное, сбалансированное принятие всех без исключения конкретно- практических решений, какие попадают в радиус его тлетворного воздействия.

Следовательно, – прежде всего не сама по себе, «врассыпную» взятая частноэкономическая и прочая «конкретика», но вот именно ОБЩИЙ ПРИНЦИП, выполняющий определённую руководящую роль в любой достаточно развёрнутой социально-политической и социально-экономической «диспозиции», должен быть разумно открыт для критического изучения, критического «прощупывания» его массами; и это касается, конечно, не только истории с «развитым социализмом». При наличии цепких, удачно расставленных концептуальных ориентиров, когда ими надёжно схвачена, «оконтурена» объективная логика движения самой действительности, – при наличии таких ориентиров огрехи в частностях устранимы и не грозят, как правило, большой бедой; но вот если нет концептуального «ключа» к ситуации, тут никакие, самые искренние и прилежные старания отладить каждый конкретный участок «по отдельности» уже не помогут, и как ни верти, всё будет выходить лишь «тришкин кафтан» в бесчисленных его вариантах. А в результате и возникает этот характерный, злокачественный общественно- политический сбой, который стал повторяться и вредить нам уже в совершенно нетерпимой степени: всё, – казалось бы, – обговорено, «поддержано и одобрено», и люди вправду старались, выкладывались, и рекомендаций полезных много было выдвинуто, но попробовали по этим «поддержанным и одобренным» проектам действовать – и на поверку получается одна какая-то сплошная ерунда; дела не идут, энтузиазм и инициатива расхоложены, народ разочарован, неудовлетворен, кто ударился в погоню за благами, бесконтрольно обогащается, кто бастует, «свободные профсоюзы» создаёт…

Социалистическим перспективам, программным целям, идеалам в итоге нанесён ущерб, и подчас весьма болезненный; иными словами, случилось то самое, чего как будто бы поначалу и стремились избежать, отказываясь открыто и непредубеждённо обсудить перспективы и цели эти с народом. На деле же народ, отстранённый от живого, подлинно-интеллектуального соучастия в разработке, развитии своих собственных основополагающих идейно- теоретических представлений, стихийно принялся искать выхода в забастовках и «независимых профсоюзах», а идейно-теоретическое развитие, в свою очередь, будучи отторгнуто от непосредственной интеллектуальной жизни народных масс, попало в руки манипуляторам и погрязло в дебрях псевдомарксистской схоластики и софистики.

Суммируя, – на массовую «низовую» критику в социалистическом обществе не должны налагаться никакие «табу» содержательно-доктринального, что ли, характера (например, известные утверждения нельзя обсуждать и критически исследовать потому, что в них «внёс вклад Леонид Ильич» или что они «вошли в партийно-правительственные постановления» и т.д.); только при таких предпосылках критика снизу сможет выполнить объективно-исторически «предписанную» ей функцию ДВИЖУЩЕЙ СИЛЫ всего коммунистического развития: т.е., роль политико-правового инструмента, посредством которого стихия объективной социально- диалектической противоречивости институционализируется, возводится в предмет ясного, спокойного общественного постижения и осмысления, а тем самым и общественного контроля. Сегодня у нас (у нас – значит повсюду в лагере социализма, в том числе и в Польше) каналы массовой коммуникации в большинстве своём действуют как специфическое информационное – а лучше сказать, антиинформационное – «сито», в котором наглухо, без следа и разумного отзвука, застревают именно смелые, принципиальные критико-аналитические выступления, подходы, предложения; но ведь лишь от них-то, собственно, лишь от принципиальных выступлений можно ждать подлинно-оздоровляющего эффекта, когда дело касается неблагополучия в целой отрасли народного хозяйства или на крупном, чётко вычленяемом направлении общественного прогресса (уже не говоря о прогрессе общественного организма как такового).

Злосчастное это «сито» необходимо со всей поддающейся мобилизации решимостью «раскупорить» и прочистить; но для этого надо со свободой критической инициативы в сфере публичного слова поступить совершенно так же, как мы в нашем рассмотрении поступили с ней применительно к избирательной процедуре: нужно, чтобы свободы слова и печати были глубоко и недвусмысленно ИНДИВИДУАЛИЗИРОВАНЫ, «доведены до личности», чтобы они из расплывчато заявленной «возможности использования печати, телевидения и радио»[33] превратились в детально регламентированное МАССОВОЕ право, в право каждого политически-дееспособного гражданина в определённых ситуациях ПОТРЕБОВАТЬ обнародования его мнения, в установленном законом порядке, причём в таких случаях сопротивление обнародованию гражданского высказывания должно расцениваться именно как нарушение одного из важнейших конституционных прав и подлежать обжалованию через суд.

С таким политико-организационным «приобретением» мировой социализм практически начисто избавился бы ещё от одного, и весьма плодовитого, рассадника «бюрократически- извращенческой» гнили: от политических проституток в системе массовой информации, которые ныне «информируют» общественность во многом (если не в основном) отнюдь не соответственно действительному всенародному, государственному интересу и действительному социально-коллективному осознанию, но подчас прямо вопреки ему, ставя на первый план – совершенно беззастенчиво и безнаказанно, да ещё со всевозможными кривляньями, – узко-кастовую, конъюнктурную выгоду махинаторов и спекулянтов, тем или иным путём протёршихся к власти.

Беззастенчивость же и безнаказанность здесь проистекают оттого, что честный, болеющий за какое-то определённое дело человек, подвергающий нелицеприятной критике самоочевидные порой перекосы и злоупотребления, предстаёт нынче перед прессой не как обладатель твёрдо очерченного ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРАВА, но в качестве грубо дискриминируемого «просителя», которому можно «ответить» чем угодно, вплоть до откровенного хулиганства, и взаимоотношения с которым надлежащей законосообразной регламентацией, в сущности, не охватываются.

Между тем, злоупотребления, отклонения и перекосы, равно как непосредственные их виновники, до криминальных своих «кондиций» дозревают не в один день, и параллельно этому их «созреванию», как правило, накапливается и ищет разумного, законного выражения себе критическое отношение, тревога, а то и возмущение общественно-сознательных и «общественно-обеспокоенных» честных граждан; и чтобы в стане социализма не разверзались со столь постыдной регулярностью перипетии, которые впоследствии приходится характеризовать как «горькие», «драматические» и «чреватые национальной катастрофой», – чтобы этого не случалось, надо политически «научиться», наконец, вот эти голоса честных людей слышать прежде, обязательно прежде, чем рабочие явятся в некий обком или исполком с «сидячей забастовкой» и с намерением «распределять» имущество, награбленное рвачом и захребетником, которого кто-то за их спиной «единодушно избрал» на противопоказанный ему пост.

«Сидеть у руля и глядеть, чтобы ничего не видеть, пока обстоятельства не уткнут нас носом в какое-либо бедствие, – это ещё не значит руководить. …Чтобы руководить, надо предвидеть. …Одно дело, когда десяток – другой руководящих товарищей глядит и замечает недостатки в нашей работе, а рабочие массы не хотят или не могут ни глядеть, ни замечать недостатков. Тут есть все шансы на то, что наверняка проглядишь, не всё заметишь. Другое дело, когда вместе с десятком – другим руководящих товарищей глядят и замечают недостатки в нашей работе сотни тысяч и миллионы рабочих, вскрывая наши ошибки, впрягаясь в общее дело строительства и намечая пути для улучшения дела. Тут больше будет поруки в том, что неожиданностей не будет, что отрицательные явления будут во-время замечены и во-время будут приняты меры для ликвидации этих явлений».[34]

 

С марта 1978г., когда была написана моя работа (судьба которой послужила поводом и причиной для теперешних заметок), жизнь – как должен признать всякий, у кого есть глаза, – проделала с «учением о развитом социализме», со «стратегией строительства развитого социализма» и пр. жёсткий и вполне убедительный эксперимент, – откинув край завесы над тем застоем, какой на поверку скрывается за вышепоименованными «стратегиями» и «учениями» и преодоление которого для Польской Народной Республики, например, являет нынче собою «огромную партийную и общенациональную задачу».[35] Нет ни малейших оснований сомневаться, что не сегодня завтра завеса эта самим ходом вещей будет сорвана до конца и перед лицом подобной же неизбежности окажутся и остальные государства, которые покамест официально «строят развитое социалистическое общество» (или считается, якобы они его уже «построили»).

Сугубо показательно и закономерно, что предварительный документ чрезвычайного съезда ПОРП, – как было оповещено, – носит название, начинающееся словами: «Установки программы развития социалистической демократии».[36] Недалеко то время, когда и нам придётся собирать какой-нибудь – вернее всего, также чрезвычайный – форум с аналогичной повесткой дня: с разговором о программе развития, в первую очередь, именно нашей ДЕМОКРАТИИ, наших структурно-конституционных и в конечном итоге базисных отношений, – а не «научно-технического прогресса и его социальных последствий».

Внимательно наблюдая за развёртыванием событий, нетрудно подметить, что по сию пору содействие, которое мы в состоянии оказались предложить польским товарищам, – чисто- экономического или военного характера, тогда как ценнейшая и авторитетнейшая – концептуальная «помощь» с нашей стороны или вовсе отсутствует, или (в том виде, в каком она практически «подаётся») причиняет им несравнимо больше вреда, чем пользы; не затрагивая уже того щекотливого момента, что ответственность за всю затею со «строительством развитого социализма» (а постольку и за спровоцированный означенным «строительством» общенациональный кризис) несут в громадной мере – если не целиком – наши горе-«идеологи».

Вне всяких сомнений, снятие нынешних невротических «табу» с марксистских материалов, классово-откровенно, спокойно и компетентно анализирующих «теорию развитого социалистического общества», – равно как и его в высшей степени прискорбную «практику», – снятие этих бессмысленных «табу», во-первых, весь диалог между братскими партиями сразу перевело бы в новое, куда более оживлённое и конструктивное русло, а во-вторых, и нас самих предохранило бы от многих (неминуемых в противном случае) «непредвиденностей», отдалённым прообразом которых могут служить те, что разыгрываются сегодня в ПНР.

Москва, январь 1981г.


[1] См. «Правда» от 22 октября 1980г., стр.2; «Известия» от 23 октября 1980г., стр.4.

[2] См. «Вопросы философии», 1977, №7, стр.17; «Вопросы экономики», 1977, №8, стр.34; «Коммунист», 1978, №17, стр.23.

[3] «Вопросы философии», 1979, №6, стр.50; 1980, №7, стр.11.

[4] См., хотя бы, «Вопросы философии», 1978, №3, стр.10.

[5] Характерно, – кстати сказать, – что тот же, например, А.Г.Егоров (один из наиболее безапелляционных, покуда я могла судить, провозвестников «развитого социализма») раз как-то – с трезвостью, во всём прочем контексте несколько даже неожиданной, – признал:

«…цельной и стройной системы категорий, раскрывающих диалектику зрелого социализма, мы пока не имеем. …существует немало работ, исследующих закономерности социально-экономического развития зрелого социализма, но механизм действия этих закономерностей в них не выявлен, а это не даёт возможности отследить конкретные способы разрешения тех или иных противоречий, возникающих в жизни, находить конкретные формы перехода из одного состояния в другое, более высокое». («Вопросы философии», 1978, №8, стр.161. Курсив мой. – Т.Х.)

Следует заметить по затронутому поводу, что вообще любая подлинно-прогрессивная научная (и тем наипаче социально-философская) концепция складывается и появляется всегда в первую очередь именно как средство разрешения противоречий, обнаружившихся в познании и в самодвижении объекта, на который данная концепция и направлена. А потопу довольно-таки удивительно слышать, что образовалась, мол, некая эпохально-новая теория социалистического общества, однако же с фактически наличествующими противоречиями в его развитии по-прежнему неизвестно, как быть. Если с помощью подобного «величайшего достижения» действительные, налично-сущие противоречия и проблемы социальной практики разрешению не поддаются, если оно фактически не работает, – значит, никаких «достижений» и вообще никакой теории тут попросту нет, и всякий, кто упорствует в обратном, лишь бестолку оттягивает день, когда больные вопросы нашего экономико-политического развития испытают на себе по-настоящему «врачующий», проницательный и конструктивный марксистский подход.

[6] И.Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат, 1952, стр.51.

[7] И.Сталин. Вопросы ленинизма. Госполитиздат, 1953, стр.600-601.

[8] В.И.Ленин. ПСС, т. 44, стр.342.

[9] Там же, стр.343-344. Курсив мой. – Т.Х.

[10] Там же, стр.344. Курсив мой. – Т.Х.

[11] В.И.Ленин. ПСС, т.44, стр.344.

[12] См. там же.

[13] Стоимость прибавочного продукта при социализме должна формироваться в пропорции к затраченному живому груду, но практически это означает – в пропорции к стоимости воспроизводства рабочей силы, ибо с течением времени исчерпывающе выяснилось, что каким-либо реальным экономическим измерителем затрат рабочей силы, помимо стоимости жизненных средств, пошедших на её воспроизводство, мы в сущности не располагаем. А отсюда несложно усмотреть, что обширнейшая доля извлекаемого в социалистическом народном хозяйстве и централизуемого в нём дохода объективно содержится в ценах на предметы потребления, как имеющие самое близкое касательство к воспроизводству рабочей силы, но не в ценах на орудия труда (ибо эти последние прямого, неопосредованного отношения к воспроизводству рабочей силы не имеют).

Сосредоточение преимущественной массы централизуемого социалистическим государством дохода в товаропотребительских ценах – и, соответственно, «отток» прибавочного продукта от цен на средства производства – не есть никакое «завышение» цен потребительских товаров «над их стоимостью» и равным образом никакое «занижение» цен на средства производства; никаких «завышений» и «занижений» цены против стоимости тут не было никогда, а было (не в мелочах, конечно, – в принципиальных чертах) совершенно правильное, точное и надлежащее определение стоимостей и цен различной продукции в соответствии с их подлинной, ТРУДОВОЙ основой, каковая основа и выявляется ярче всего именно в социалистическом обобществлённом, но не частнособственническом хозяйстве.

Предпринятые в русле экономического «реформаторства» 60-х годов попытки «подтянуть», якобы, цены на средства производства «к стоимости» путём усиленного «загружения» их прибылью дали в результате, – и это всякому теперь очевидно, – лишь бесконтрольный рост себестоимости промышленной продукции в общегосударственных масштабах и массированный «нагон», «подпирание» розничных цен как заготовительно-закупочными ценами на сельскохозяйственное сырьё, так и оптовыми ценами тяжёлой промышленности. А это, в свою очередь, поистине каждодневно ставит планово-хозяйственные органы перед необходимостью «отодвигать» розничные цены вверх, открыто или замаскированно, при помощи всяческих уловок, – но подобный процесс вынужденного (и постольку, опять-таки, бесконтрольного) «бегства» розничных цен от оптовых и закупочных привёл в той же Польше к тому, что в действительности там нынче и получилось.

(«К сожалению, – говорил С.Каня на 6-ом пленуме ЦК ПОРП, – руководство партии, руководство правительства видело возможность устранения диспропорций прежде всего в повышении цен. Одновременно этому сопутствовало сокрытие, замазывание действительного положения в экономике». «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5. Курсив мой. – Т.Х.)

[14] См. Пленум ЦК ПОРП. «Правда» от 3 декабря 1980г., стр.4.

[15] См. Позиции социализма незыблемы. Статья в газете «Руде право». «Правда» от 30 ноября 1980г., стр.4.

[16] См. В.И.Ленин. ПСС, т. 1, стр.137.

[17] См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 3, стр.34.

[18] См., хотя бы, Л.А.Гордон, А.К.Назимова. Производственный потенциал советского рабочего класса: тенденции и проблемы развития. «Вопросы философии», 1980, №11, стр.26.

[19] В «Правде» под рубрикой «вопросы теории» можно было прочитать, якобы нынешняя волна забастовочного движения в странах социализма объясняется «безответственным, потребительским отношением» забастовщиков к обществу, что забастовки – «это свидетельство в основном либо неумения трудящихся пользоваться своими правами во всей их полноте, либо проявления своеобразного нетерпения отдельных отрядов трудящихся, стремления тех или иных трудовых коллективов вытребовать себе особые условия во вред их планомерному улучшению для всех». (М.Баглай. Профсоюзы в условиях социалистического общества. «Правда» от 26 декабря 1980г., стр.2.)

Апологетический, примитивно-охранительный характер подобного «объяснения» очевиден, – охранительный даже не просто по отношению к сложившимся порядкам, это бы ещё ничего, но по отношению именно к тому в них, что закоснело, отмерло, бестолку путается у общественного прогресса «под ногами». Автор статьи утверждает, будто ни малейших «пробелов в положении и правах профсоюзов при социализме» сегодня не имеется, равно как нет «социальной почвы и причин для политической конфронтации профсоюзов с государством» (там же). Социальной почвы и причин нет, а конфронтация налицо; не разумней ли было бы, – вместо того чтобы отрицать эмпирически-удостоверяемые факты, – не разумней ли было бы признать, что никакие общественные явления, тем более столь серьёзные и тревожные, без объективных причин не происходят, попытаться обнаружить названные причины и указать пути к их искоренению, а не провозглашать их несуществующими?

Адресованные рабочим обвинения в «безответственном потребительстве», на наш взгляд, политически и человечески бестактны; если кто у нас нынче и вытребовал себе «особые условия во вред их планомерному улучшению для всех», так это во всяком случае не трудящиеся, а «коммунисты», которые считают естественным и «нравственным» из года в год отовариваться отборными продуктами по «засекреченным» от прочей публики каналам, – прекрасно зная, что в то же самое время в обычных, «неконспиративных» торговых заведениях люди вынуждены выстаивать изнурительные очереди за элементарными вещами, вроде куска колбасы, или вовсе уходить оттуда с пустыми руками.

[20] «Правда» от 12 февраля 1980г., стр.5.

[21] Там же, стр.4.

[22] Там же, стр.5, 4.

[23] См. Выступление С.Кани на пленуме ЦК ПОРП. «Правда» от 8 сентября 1980г., стр.4.

[24] См. соотв.: Пленум ЦК ПОРП. «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5; В сейме ПНР. «Правда» от 6 сентября 1980г., стр.4; «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5.

[25] «Правда» от 8 сентября 1980г., стр.4.

[26] См. Пленум ЦК ПОРП. «Правда» от 3 декабря 1980г., стр.4; «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5.

[27] «Правда» от 3 декабря 1980г., стр.4.

[28] «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5.

[29] Там же.

[30] См., хотя бы, В.И.Ленин. ПСС, т. 15, стр.368. Разрядка моя. – Т.Х.

[31] См. VIII съезд ПОРП. Доклад Э.Герека. «Правда» от 12 февраля 1980г., стр.4; В сейме ПНР. «Правда» от 6 сентября 1980г., стр.4; Пленум ЦК ПОРП. «Известия» от 6 октября 1980г., стр.5.

[32] См. Верной дорогой, ленинским курсом. «Правда» от 3 февраля 1978г., стр.2.

[33] См. Конституция (Основной Закон) СССР, ст. 50. Политиздат, М., 1977, стр.22. Разрядка моя. – Т.Х.

[34] И.В.Сталин. Соч., т. 11. Госполитиздат, М., 1952, стр.35-36.

[35] См. Выступление С.Кани. «Правда» от 17 января 1981г., стр.4.

[36] См. Выступление С.Кани. «Правда» от 23 декабря 1980г., стр.4.


Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/96
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru

ArabicChinese (Simplified)DutchEnglishFrenchGermanItalianPortugueseRussianSpanish