Кандидат философских наук
Т.Хабарова
В «Московскую правду»
(В связи со статьёй Е.Тихонова
«Панацея или ловушка?» –
«Московская правда»
от 11 декабря 1987г., стр.3.)
Вряд ли следует сомневаться, что опубликованная «Московской правдой» полемика между кандидатом экономических наук Е.Тихоновым и Институтом экономики АН СССР послужит не умиротворяющим «разъяснением» или некоей консультацией для читателей, обуреваемых неразрешёнными вопросами и поистине обжигающими вестями с «экономического фронта», но вызовет лишь новое оживление, новую вспышку неутихающей дискуссии. Хотелось бы к этим обсуждениям присоединиться. Считаю, что газета поступила правильно, предоставив возможность подробно высказаться автору, ряд положений которого резко расходится с возобладавшей нынче в экономической науке точкой зрения. Остаётся лишь выразить надежду, что эта конструктивная линия не ограничится одним случайным «всплеском», но будет в дальнейшем продолжена.
Споры о роли прибыли в социалистическом хозяйствовании, её стимулирующих и экономически организующих потенциях не учитывают, – со всей очевидностью, – одной чрезвычайно важной, решающе важной в данном контексте вещи: историчности этой категории.
Прибыль – это, вообще говоря, денежное выражение стоимости прибавочного продукта. Сторонники наделения прибыли «особыми полномочиями» в социалистическом хозяйственном механизме аргументируют чаще всего так, что, мол, прибавочный продукт существовал и будет существовать всегда, ради этого возникает общественное производство, которое попросту теряет всякий смысл, если в нём не вырабатывается некий излишек над затратами. Их противники (как это делает, в частности, и Е.Тихонов) говорят о неадекватности прибыли как экономической категории социализму и ссылаются на трудноотрицаемые негативные, – если не катастрофические, – результаты более чем двадцатилетней (с 1965г.) ориентации на этот показатель в нашем народном хозяйстве.
Существо же дела состоит в том, что стоимость прибавочного продукта есть величина, сохраняющая сугубо исторический характер и основательно меняющаяся по своей структуре от одной общественно-экономической формации к другой, подобно всем прочим производственным отношениям. Конечно же, стоимость прибавочного продукта и для социализма, в его экономическом функционировании, должна иметь определяющее значение, и здесь «приверженцы прибыли» правы. Однако, в известном аспекте правы и их оппоненты, ибо ими «учуян» кардинальнейший промах: те, кто столько лет ратует у нас «за прибыль», берут её в форме, конкретно-исторически социализму не свойственной.
Собственно, во всём сказанном мною никаких необычайных новостей не содержится: это давнишняя проблема социалистической модификации стоимости, так и оставшаяся «подвешенной в воздухе» без удовлетворительного решения ещё со времён политэкономических дискуссий, предшествовавших реформам 60-х годов. Как складывается и проявляется стоимость при социализме, – в особенности её доходообразующая часть, стоимость прибавочного продукта (ибо с затратами всё более или менее ясно, они при любой общественной системе должны быть возмещены)? Согласованного, общепризнанного ответа на этот вопрос дано не было, а между тем, в отсутствие такого ответа все остальные экономико-теоретические (следовательно, и практические) поиски являются типичнейшим блужданием впотьмах. Раз не уточнена модификация стоимости, значит, нет и научно обоснованной базовой модели цены, а без твёрдого понятия о структуре цены, о чём ещё можно в товарной экономике говорить?
Впрочем, довольно обширная группа советских экономистов тогда же (т.е., лет около тридцати назад) защищала мнение, что социалистическая модификация стоимости была, в общих чертах, нашей народнохозяйственной и партийно-политической практикой найдена и что реализовалась она через тот экономический механизм, который в своём наиболее развитом виде выступил в период регулярного снижения опорных потребительских цен в 1947–1954 годах.
Скажу сразу же, что считаю этот взгляд в данном вопросе единственно и безусловно разумным и отвечающим действительности, и вот почему.
Модификация стоимости определяется способом формирования её доходообразующей составляющей (стоимости прибавочного продукта), а способ, каким в обществе консолидируется чистый доход, целиком зависит, в свою очередь, от производственного фактора, с которым связано господствующее отношение собственности.
Так, если в обществе господствует отношение земельной собственности, то подавляющая часть образующегося в общественном производстве чистого дохода будет экономически словно бы «налипать» на землю, – т.е., неизменно оказываться в руках у землевладельца. Этому соответствуют и специфические формы аккумуляции богатства (разновидности земельной ренты), которые в большинстве своём прекращают существование за пределами феодального строя.
При буржуазном общественном устройстве на первый план выдвигается уже не земля, а капитализированные средства производства («фонды»), стоимость прибавочного продукта принимает форму прибыли на капитал, процесс её консолидации подчиняется закону средней нормы прибыли. Дальше этого, увы, творческое воображение немалого числа наших политэкономов в последние десятилетия упорно не простирается: многие среди них никак не хотят понять, что при социализме стоимость прибавочного продукта аккумулируется, опять-таки, исторически уже совершенно иным способом, и «молиться» в социалистическом государстве на фондовую прибыль, пытаться воздвигнуть всё здание социалистической экономики на отношении «прибыли к фондам» – это всецело то же самое, как если бы кто-то пытался буржуазную экономику «упорядочить» на отношениях барщины и оброка.
Итак, – мы за прибыль, «за» прибавочный продукт, за его возможно большее количество и отменное качество, и пусть это служит регулирующим принципом жизнедеятельности социалистического общественно-производственного организма на всех его уровнях. С одним только существеннейшим уточнением: стоимость прибавочного продукта («прибыль») в системе социалистических отношений собственности не должна и не может образовываться по типу «фондовой» прибыли и «цены производства», – у нас модификация стоимости конкретно-исторически уже совсем другая.
Но какая же?
Среди основных производственных факторов при социалистическом строе на авансцену выходят не земля и не материально-технические средства производства, а живой труд. Ведь господствует в обществе трудящийся, причём его гегемония – это гегемония не «собственника», но именно труженика, а в будущем, в перспективе – творца, т.е. свободно самореализующейся всесторонне развитой личности.
Стало быть, как в предыдущих формациях доход «налипал» на землю, потом на капитал, так теперь он должен «липнуть» преимущественно на живой труд. Впервые в истории внешнее обнаружение стоимости, её модификация, до такой степени совпадает с её внутренней сущностью, – ибо живой труд при любом хозяйственном укладе, на любой ступени развития производства является единственным конечным продуцентом стоимостного дохода, только эта его роль в досоциалистических, эксплуататорских обществах «не признана» ни экономически, ни политически. Теперь же она получает общественное признание, высветляется и структурно, институционально закрепляется как в «материи» производственных (базисных) отношений, так и на уровне надстройки.
Между тем, труд сам по себе не есть товар, и в царстве стоимостных, товарно-денежных зависимостей его фактически представляют средства воспроизводства рабочей силы – предметы народного потребления. Вот их-то совокупность и должна при социализме выступать главным экономическим «аккумулятором» стоимости прибавочного продукта: именно в ценах на потребительские товары должна содержаться преобладающая доля чистого дохода общества. Цены же на продукцию производственно-технического назначения (в принципе – на всё, что не является предметом непосредственного потребления) должны быть в существенной мере «разгружены», «освобождены» от доходообразующей компоненты.
Но не иначе и обстояли дела в нашем народном хозяйстве во второй половине 40-х – первой половине 50-х годов, когда достаточно чётко обрисовалась и начала обильно приносить свои благотворные плоды так называемая двухмасштабная система цен – наконец-то нащупанный фронтальный «выход» советской экономической науки и практики на социалистическую модификацию стоимости: т.е., на такую структуру, на такое «уложение» всей товарно-денежной сферы, которое столь же отвечало сути и перспективам развития социализма, как «вольный» фондовый рынок отвечает сути и перспективам развития капиталистического производства.
Двухмасштабная система цен (социалистическая модификация стоимости) в последующем подверглась злобствующим бессмысленно-очернительским наскокам, – в которых не сквозило ни грана понимания объективной экономической природы социалистического устройства, – и в период с середины 50-х годов по «реформу» 1965–1967гг. оказалась практически нацело разрушена. Между тем, идейно-теоретическое и организационное открытие этой уникальной хозяйственной конструкции, одновременно и мощной, и удивительно «изящной», составило не меньшее достижение социалистического строительства в СССР, нежели обобществление аграрного сектора, индустриализация, культурная революция или функционирование советской экономики в годы Великой Отечественной войны. По существу, лишь после того, как был найден способ «лепить» общественный доход непосредственно на главенствующий в нашем (да и во всяком) производстве фактор – на живой труд, лишь после этого социализм вполне превратился в действительно новую историко-формационную целостность, где интересы трудящегося человека удалось «впечатать» на такую глубину, в такие заповедные недра экономического процесса, что не будь эта система в дальнейшем безответственно разгромлена, она поистине «автоматически», со «стихийной» силой работала бы на рядового труженика, подобно тому как буржуазная экономика «автоматически» работает на собственника капитала.
А отсюда, – по нашему твёрдому убеждению, – подлинной катастрофой для всего дела построения социалистического и коммунистического уклада в Советской стране явилась не надуманная «консервация сталинского механизма управления» (в каковой «консервации», якобы, особенно «повинна»… наша Победа над фашистской Германией в 1945г.),[1] – но напротив, катастрофой этой обернулся фактический разгром ключевых элементов «сталинского механизма», и в первую очередь, трактовки стоимости и ценны.
Как известно, за десятилетие 1954–1964гг. произошли аварийные, можно сказать, смещения в динамике ведущих народнохозяйственных показателей, обозначилась и стала навязчиво принимать неудержимо-лавинообразный характер тенденция к падению темпов экономического роста, началось долговременное снижение фондоотдачи (соответственно, и «разбухание» материалоёмкости), – т.е., называя вещи своими именами, развернулся процесс экстенсификации экономики, в самом строгом и буквальном смысле этого определения. И это было следствие не какой-то зловредной и неистребимой саморепродукции негодного-де «сталинского механизма», но прямой, статистически констатируемый итог безрассудных волюнтаристских ударов по нему. Невозможно уразуметь, почему мы должны считать наше экономическое развитие «при Сталине» экстенсивным, «командно-приказным» и т.д., – если в те времена у нас национальный доход возрастал вдвое быстрее производственных основных фондов, а ныне (начиная с 60-х – 70-х годов) фонды растут вдвое быстрее национального дохода? До сколь же недобросовестной умственной эквилибристики нужно опуститься, чтобы такое экономическое положение, когда затраты вдвое обгоняют в росте конечный результат, изображать как «саморепродукцию» такого положения, когда конечный результат производства, наоборот, рос вдвое быстрее производительного аппарата?
В корне несостоятельны и обвинения по адресу «сталинских методов» в том, что они, дескать, являлись «административно-бюрократическими», а не «экономическими». «Сталинская» эпоха, – в особенности в её завершающий, послевоенный период, – ознаменовалась, как было уже сказано, кроме всего прочего также и нахождением адекватной социалистическому общественному строю формы обнаружения и действия закона стоимости. Но какие же ещё методы заслуживают возведения в ранг «экономических», если не те, которые опираются, – вот именно, – на вскрытие и использование объективных закономерностей общественно-экономического процессирования? И напротив того; с гораздо большей основательностью и непреложностью упрёк в бюрократически-волюнтаристском распорядительстве следовало бы переадресовать тому явно ущербному, тупиковому развитию событий, которое уныло-однозначно протянулось в наши дни отнюдь не из «сталинских времён», но прямиком с конца 50-х годов, – когда дали почувствовать себя первые разрушительные «эксперименты» по замене органичной социализму модификации стоимости на модификацию, самым решительным образом социализму неорганичную и несвойственную.
Вернёмся несколько ближе к нашему рассуждению об исторических «перевоплощениях» стоимости прибавочного продукта.
Итак, в общественном устройстве, где политически утверждена власть трудящихся, чистый доход должен «скапливаться» по преимуществу в ценах на товары – «заместители» живого труда, т.е. на предметы массового потребления.
Следовательно, – социалистической «трудовой прибылью», извлекаемой в здоровом, плодотворном соответствии с объективными законами жизнедеятельности обобществлённой экономики, оказывается та часть централизованного чистого дохода государства, которая заключена в ценах предметов личного потребления под названием «налога с оборота» – названием, исторически закрепившимся, но никак не отражающим экономическую сущность данного платежа в условиях социализма. И не только не отражающим, но прямо затемняющим её, о чём в нашей экономической литературе не однажды говорилось.
Если слову «прибыль» придать вышеобрисованное значение, – что подлинной, правильно вычлененной «прибылью» (стоимостью прибавочного продукта) является при социализме экономическая величина, до сих пор ещё выступающая в качестве «налога с оборота», – то вот такую «прибыль» спокойно можно облекать всеми теми функциями и прерогативами, которые и ассоциируются традиционно с этим термином у представителей определённого («товарного») течения среди наших экономистов.
Подобно тому, как при частнособственническом хозяйствовании чистый доход «липнет» на землю (в форме земельной ренты), затем на средства производства (в форме «фондовой прибыли»), – так «трудовая прибыль» в социалистических условиях консолидируется в открытой, исторически более не затушёванной пропорции к затратам своего исконного и суверенного продуцента – живого труда. «Трудовая прибыль», – поистине, – должна служить у нас и интегральным критерием эффективности производства, и всеохватывающим «автоматическим» балансиром и регулятором народного хозяйства. Но, – подчеркну ещё и ещё раз, – прибыль именно трудовая (носящая нынче не способствующий ни теоретической, ни практической ясности «шифр» налога с оборота). Пагубнейшая среди всех ошибок, которые можно тут совершить (и которая, к великому сожалению, в настоящее время на самом деле совершается), – это взять прибыль в исторически безнадёжно устарелой, отжившей «фондовой» модификации и силиться «перестроить», «реформировать» весь наш народнохозяйственный процесс на столь фундаментально ложных предпосылках. Стоимость прибавочного продукта в облике «прибыли к фондам», «липнущей» на материально-технические издержки производства, – эта идея, действительно, социализму категорически противопоказана, и вот здесь-то как раз просматривается не преодолённый покуда «плацдарм», питающий чувство уверенности в своей правоте у экономистов-«антитоварников».
Как же работает социалистическая модификация стоимости?
Перенос основной массы чистого дохода общества в цены потребительского рынка и «освобождение» от активного участия в доходообразовании цен на машины и материалы прежде всего уже сугубо «экономически» приводят к колоссальному снижению себестоимости всей промышленной продукции в стране, – ибо в себестоимости любого промышленного изделия львиную долю составляют именно материально-технические затраты. «Себестоимостные» цены на средства производства, – с небольшой, жёстко ограниченной прибылеобразующей компонентой, – естественно рождают установку на их неуклонное понижение: ибо что же ещё следует делать с ценой, которая тяготеет к себестоимости изготовляемой вещи? С очевидностью, – понижать; не вздувать же! Можем воочию пронаблюдать, как экономически здравая связь между ценой и себестоимостью материально-технических средств запускает в действие искомый противозатратный механизм: оптовая цена, в принципе, в перспективе подлежащая всемерному понижению, служит мощнейшим «прессом», который побуждает рационализировать производство, причём добивается этого, не прибегая к угрозе безработицы и банкротства. Такова подлинно-социалистическая механика экономического принуждения – достаточно строгая, но в то же время внутренне гуманная и не покушающаяся на жизненно-значимые завоевания рабочего класса.
Цепная реакция снижения себестоимости своеобразной «волной эффективности» прокатывается по народнохозяйственному целому и результирует в систематическом падении себестоимости, а стало быть, и цены определяющих товаров потребительского ассортимента.
Необходимо обратить всяческое внимание вот ещё на какой момент.
Стоимость прибавочного продукта – это величина объективная, она не может быть кем-то «установлена», не может появиться на свет посредством каких-то вычислительных процедур. Так, в капиталистическом хозяйстве она формируется под действием закона средней нормы прибыли, причём со всей непреложностью выступает тот факт, что средняя прибыль есть некая «стихийно» организующая объективная данность экономики, «благосклонная» к тем, кто улавливает её требования и подчиняется им, но совершенно «немилосердная» к тем, кто в её внутренней логике не ориентируется. Тенденция же нормы фондовой прибыли к понижению выражает собою исторически-прогрессивное, пока ещё способствующее общему экономическому подъёму направление производительного развития при капитализме.
Но ведь аналогичный механизм (аналогичный, однако никоим образом не идентичный!) должен действовать и в социалистическом товарном производстве; и у нас должна существовать какая-то первоисходная, отправная «объективная данность» всей системы стоимостных отношений, на которую мы могли бы опереться со своими планами и расчётами столь же прочно, как на динамику фондовой прибыли опирается капиталистическое предпринимательство. И здесь нам надо уяснить, наконец, что ввиду перемещения общего экономического и политического «приоритета» от капитала (овеществлённого труда) к труду живому, для нас искомой аналогией, искомой «критериальной данностью» хозяйствования оказывается уровень розничных цен на важнейшие, основные товары, относящиеся к воспроизводству рабочей силы. Уровень базовых розничных цен – это для нас то же самое, что норма фондовой прибыли для хозяйствующих субъектов в капиталистических условиях.
Соответственно, и последовательное снижение уровня розничных цен, расчистка почвы для беспрепятственного проявления этой тенденции – для социализма ключевой вопрос долговременной экономической стратегии, не решив которого, мы попадаем примерно в такую же «бескомпасную» ситуацию, в какую погрузился бы частнопредпринимательский мир, если бы там вдруг «вывели из строя» механизм выравнивания прибыли на капитал.
Имеется только один источник, откуда при капитализме удаётся почерпнуть полновесную, экономически «здоровую», обеспеченную качественным товарным наличием прибыль: это вписаться как можно успешнее со своими издержками в более или менее независимо складывающуюся «цену производства» на изготовляемый товар, – учитывая, что в общем случае норма прибыли в цене объективно снижается. Вот и мы должны понять, что для нас источник роста полновесного, экономически здорового и обеспеченного качественным товарным наличием общественного дохода также только один, причём совершенно аналогичный: это специфический «зазор» между снижающейся ценой конечной продукции и её более круто снижающейся себестоимостью.
Снова и снова акцентируем, что «критериальные» цены социалистического планового хозяйства – цены на главнейшие предметы воспроизводства рабочей силы – должны в рассматриваемой нами конструкции регулярно понижаться. Точно так же, как стойкое нарушение понижательной тенденции капиталистической прибыли свидетельствует о неблагоприятных явлениях в сфере технического прогресса, подобно этому и у нас, если базовые потребительские цены длительное время не в состоянии сдвинуться с определённой отметки вниз, – значит, народнохозяйственный комплекс функционирует неэффективно, других доказательств и подтверждений общей экономической неэффективности не нужно, как и опровергнуть их ничто не может. Курс на снижение основных розничных цен в государстве трудящихся, – таким образом, – это проблема не просто «социальной политики» и тем паче не благотворительность властей по отношении к населению страны, но выполнение одного из непреклоннейших экономических «императивов» антиэксплуататорского устройства, который давно уже заслуживает быть осознанным именно как закон хозяйствования на фундаменте общественной собственности, всецело равноправный с прочими своими «собратьями» в семействе экономических законов социализма.
Кроме «трудовой прибыли» в форме налога с оборота, в социалистическую модификацию стоимости может включаться (как это и действительно имело место при «двухмасштабной» системе цен) известная часть прибыли «фондовой»: это чистый доход государственных предприятий, консолидировавшийся по принципу так называемой «минимальной прибыли» в размере около 5% от себестоимости выпуска. Резонным соотношением между трудовой и фондовой прибылью в социалистической экономике представляется приблизительно то, которое существовало на рубеже 40-х – 50-х годов, когда доля налога с оборота в денежных накоплениях народного хозяйства (помимо колхозов) достигала почти девяноста процентов. Но так или иначе, а достаточно заметная фондовая составляющая в чистом доходе социалистического общества практически всегда будет с неизбежностью присутствовать, и пути её наращивания – те же, что и для составляющей «трудовой»: более крутое, опережающее снижение себестоимости продукции при снижающейся оптовой цене.
И наконец, не следует думать, будто модификация закона стоимости при социализме подразумевает непременное принудительное снижение всех цен на рынке потребительских товаров; напротив, здесь открываются самые обширные возможности для гибкого ценового манёвра в зависимости от колебаний спроса и предложения. Линия на стабильность и методическое понижение должна выдерживаться лишь в отношении цен на предметы настоятельной необходимости, которыми очерчивается текущий «гарантированный» жизненный уровень масс. Если эта установка твёрдо соблюдается, то цены на изделия не массовидного, «престижного» потребления могут свободно «гоняться» за капризами моды; при условии, – однако, – что во-первых, не допускается затоваривания, а во-вторых, круг предметов, признаваемых «жизненно необходимыми», последовательно и неукоснительно расширяется и разнообразится. По той и другой группе товаров, – и с «фиксированными», и со «свободными» ценами, – налог с оборота должен вноситься в казну только после конечной реализации товара фактическому, конкретному потребителю.
Суммируя, – если у нас чистый общественный доход прирастает из следующих трёх экономических «мест»:
-
а/ из опережающего снижения себестоимости основных потребительских товаров при стабильных или менее круто снижающихся розничных ценах на них;
-
б/ из опережающего снижения себестоимости продукции промышленно-технического назначения при менее круто снижающихся оптовых ценах на неё;
-
в/ через налог с оборота по товарам личного потребления, цены на которые подвержены влиянию «игры» рыночных сил, –
– то такой чистый доход (как бы его ни называть) может быть принят, да и объективно выступает, в качестве критериального показателя социалистического общественного производства. Нацеленность на его максимизацию явилась бы для нашей экономики в точности тем же, чем для частнокапиталистического хозяйства является ориентировка на максимизацию буржуазно-предпринимательской «фондовой» прибыли: мы совершенно так же учли бы (диалектически «сняли») в одном показателе и научно-технический прогресс, и экономию сырья, материалов, энергоносителей, комплектующих изделий, и рациональную организацию трудового процесса, и коммерческую расторопность, как для удачливого капиталиста всё «интегрируется» в росте прибыли на вложенный им капитал, – если она растёт, то и обо всём остальном можно с уверенностью поручиться, что там «автоматически» царит полный порядок. Нетрудно убедиться, что именно такого рода картина витает перед умственным взором тех, кто категорически настаивает на «прибыли» как единственном и всеобъемлющем критерии эффективности социалистического хозяйствования. Да, – «прибыль», стоимость прибавочного продукта; но давайте всё же, товарищи, возьмём её в правильной, объективно-исторически присущей социализму форме. С другой стороны, предлагаемое решение удовлетворило бы, как кажется, и представителей точки зрения, получившей условное наименование «антитоварной»: ведь они также никоим образом не «против» возрастания чистого дохода, просто они отчётливо видят, что «товарники», превознося чистый доход, в то же время крепко путают в вопросе о его конкретно-исторической модификации.
Скажу бегло, в двух словах то, что можно ещё «втиснуть» в исчерпанный мною «лимит» письма в газету.
Во-первых, – о перспективах в экономике, которые объективно нас ожидают. Они таковы: если нам суждено оставаться социалистическим государством, преодолев сегодняшний несомненный и тяжкий «кризис роста», то мы прежде всего должны будем возродить и развить в нашей экономической жизни социалистическую модификацию стоимости. Сделать это будет абсолютно необходимо, – хотя ко всему этому комплексу экономических методов и инструментов придётся применять эпитет «сталинский», который многим нынче столь не по душе.
Во-вторых; совершенно очевидно, – как ранее уже говорилось, – что теперешние наши беды проистекли не от выдуманной «консервации» и «саморепродукции» сталинского наследия, а как раз от неразумного, головотяпского разрушения достигнутого страной к началу 50-х годов. Рядом волюнтаристских, научно необоснованных мероприятий середины 50-х – середины 60-х годов, включая пресловутую «хозяйственную реформу», правильный марксистский («трудовой») принцип консолидации стоимости прибавочного продукта оказался фактически заменён у нас на принцип «фондовый», социализму в корне чужеродный. Цены на машины и оборудование, получив противопоказанную им при социализме нагрузку преобладающего участия в доходообразовании, безудержно полезли ввысь. Между тем, «критериальная данность» социалистической экономики – уровень ведущих розничных цен – устанавливается объективно, конкретно-исторически, стронуть его с наличной отметки «по своему усмотрению» и нелегко, и весьма рискованно.
Из-за этого, – из-за того, что не была принята во внимание объективность и критериальность, для нашего уклада, ценового уровня по средствам самовозобновления рабочей силы, – повсюду начался «нагон» производительскими ценами цен у потребителя и возникли мощные дотационные «эхинококки», буквально опрокинувшие экономику, сделавшие её похожей на человека, который слишком низко надел спасательный пояс и вместо того чтобы плавать вверх головой, плавает вверх противоположным концом туловища. Из-за этой же потери объективно фиксирующего ценового «пояса» экономической целостности произошла разбалансировка народного хозяйства, отрыв стоимостного выражения общественного продукта от товарно-материального. Неверно консолидируемый доход обнаружил себя как дутый, «фантомный», лишённый доброкачественного товарного наполнения. Следствие этого хорошо известно – дефициты, со всеми сопутствующими им «прелестями». Кстати, не могу согласиться, якобы утверждения Е.Тихонова о практической бездефицитности нашей экономики начала 50-х годов «некорректны». Если бы возможно было «машиной времени» воскресить любой, самый заурядный московский продовольственный магазин той поры, то нынешнему покупателю более молодого возраста он показался бы, – и по ассортименту, и по качеству товара, и по культуре торговли, – чем-то вроде закрытого «распределителя» для городской элиты.
И наконец, на полную мощь «включился в работу» затратный механизм. Ведь принцип независимого стоимостного «плодоношения» фондов не может быть вырван из той конкретно-исторической действительности, где он сформировался, и внесистемно пересажен в совсем иную социально-экономическую обстановку. Чтобы фонды (материально-технические средства) могли служить прибылеобразующим фактором, нужна неограниченная свобода межотраслевого и внутриотраслевого перелива капиталовложений, свобода действия «конвейера» отбраковки рыночно-неэффективных инвестиций. Но это означало бы и восстановление также вполне «свободного» рынка труда, т.е. безработицы. Принятие же всех этих трёх условий в их нерасторжимой, естественноисторической системной связи равнялось бы свёртыванию решающих социальных завоеваний пролетарской революции.
Однако, если рыночная конкуренция капиталовложений отсутствует и неэффективные вложения не могут элиминироваться, то фондовое доходообразование превращается в нечто всецело иррациональное: прибыль начнёт «липнуть» попросту на голую денежную стоимость вовлечённых в производственный процесс материально-технических ресурсов. А отсюда появится порочная нацеленность на искусственное раздувание объёма ресурсов, используемых в производстве, – иначе говоря, на раздувание материальных затрат. Но это и есть то самое зло, от которого экономика наша страдает со второй половины 50-х годов и которое сегодня мы клеймим под названием «затратного механизма». Излишне уточнять, что получаемая подобным способом «прибыль» немногим отличается от той, которая образовалась бы, если бы мы просто печатали ассигнации на любую желаемую сумму и выпускали их в обращение, не заботясь, имеется ли у них какое-либо товарное покрытие.
В заключение хотелось бы ещё раз со всей настоятельностью подчеркнуть, что исторический подход, взгляд на всякое явление как на развивающееся, исторически обусловленное и исторически определённое – это наипервейшее требование марксистской научной, в том числе и политэкономической, методологии. Чем скорее мы поймём, что категории, характеризующие товарно-денежные отношения, суть не какие-то абстрактные вневременные истины, но должны быть рассматриваемы только в своей глубоко конкретной «заземлённости» на ту или иную историческую формацию и эпоху, – тем скорее сможем избавиться и от ошибок прошлого, и предотвратить новые, куда более «чреватые» ошибки, неудержимо накатывающиеся на нас всё по той же причине: из-за упрямого сохранения (вот уж доподлинно «консервации»!) и попыток дальнейшего культивирования фондовых схем в ценообразовании.
Мы напринимали законов, а теоретических решений, на которых, казалось бы, должны незыблемо основываться столь радикальные пертурбации в народном хозяйстве, – таких решений по целому ряду ответственнейших вопросов нет; причём, как ни странно, все совершенно спокойно этот факт признают, – как будто это самое естественное дело, играть жизненными интересами сотен миллионов людей на «базе» чьих-то чисто эмоциональных пристрастий и гадательных предположений, с грехом пополам облечённых в псевдонаучную форму. Чему и кому мы так спешим навстречу, – мстительному озлоблению кучки крикунов от «интеллигенции», вышедших из раскулаченных когда-то семей и теперь снедаемых никаким не «радением о благе Отечества», но единственно лишь подколодной жаждой «насолить», хотя бы задним числом, И.В.Сталину, пусть при этом окажется густо «насолено» и всему советскому народу? Разглагольствуем об «экономических методах», но между тем, можно ли представить себе худшее проявление капризного администрирующего своеволия, нежели сначала издавать законы и принуждать публику им подчиняться, среди прочего и через прокуратуру(!), а уж потом выяснять, имеются ли к этому какие-либо объективно обязывающие, научно доказательные предпосылки? А если ответ, диктуемый реалистическим марксистским анализом, прозвучит прямо противоположно тому, который при составлении закона «держали в уме»? (В действительности-то, кстати сказать, так оно и есть.) Что же, – опять подгонять научную аргументацию под априорные административные акты? Неужели мало этим занимались и недостаточно ещё горьки плоды подобного образа действий?
С вопросом о фактической нерешённости у нас проблемы социалистического модифицирования стоимости я, как автор, не единожды безрезультатно адресовалась, уже порядочно времени тому назад, в различные наши обществоведческие учреждения и «инстанции», среди них и персонально к академику-секретарю Отделения экономики АН СССР А.Г.Аганбегяну и директору Института экономики АН СССР Л.И.Абалкину. Невероятно, чтобы тот же Л.И.Абалкин или А.Г.Аганбегян «не понимали» исключительной, экстраординарной важности того, о чём идёт здесь разговор (пока, к сожалению, неконструктивно односторонний). Хотелось бы «приглашение» к открытой и честной, объективно неизбежной дискуссии попробовать повторить, ещё раз и самым настойчивым образом, через вашу газету.
Москва, январь 1988г.
[1] См., напр., В.Дашичев. Приоритет разума. «Московская правда» от 16 июля 1987г., стр.2.
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/113
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
