Идеология решает всё

Секретарь-координатор
Большевистской платформы в КПСС
Т.Хабарова

Коммунистическая идея победит,
когда твёрдо встанет
на «второе дыхание».
Приблизить этот час – наша задача

Доклад на Расширенном пленуме
Оргкомитета БП в КПСС

Москва, 13 июля 1996г.

ВО ВСТУПИТЕЛЬНОМ СЛОВЕ мне хотелось всячески подчеркнуть, до какой степени история возникновения Большевистской платформы – идейно и организационно – была, является и останется неотъемлемой частью истории КПСС, т.е. истории главной партии нашей страны на протяжении всего XX столетия. Да и в двадцать первом, – надо полагать, – никуда она, эта партия, не денется, разве лишь сменит в очередной раз название.

«Создание Большевистской платформы в КПСС, – таким абзацем открывается основной документ Минской конференции, – преследует цель – вернуть Коммунистической партии Советского Союза организационно-политический облик и идейно-нравственную роль передового отряда трудящихся нашей страны в их борьбе за осуществление своих объективно-исторически обусловленных классовых интересов, т.е. за строительство социалистического и коммунистического общества. Мы предполагаем тем самым объединить и сплотить все здоровые, прогрессивные, социалистически и патриотически настроенные силы, имеющиеся в настоящий момент в нашем обществе, и на этой основе дать решительный отпор буржуазной контрреволюции, с каждым днём всё опасней и драматичней захлестывающей нашу социалистическую Родину».[1]

Иначе говоря, чётко и ясно была поставлена задача: большевизировать КПСС, сделать её вновь партией ЛЕНИНСКО-СТАЛИНСКОЙ, после почти сорокалетнего процесса ревизионистского перерождения и разложения. Процесса, который и закончился, вполне закономерно, открытым национальным предательством высшего партийно-государственного руководства, его смыканием с классовым противником за рубежом и сдачей противнику без боя фактически всех позиций, обеспечивающих национальную безопасность страны.

При учреждении Большевистской платформы было в полном объёме проявлено понимание того, что рычагом разрушения Советской союзной государственности послужила сама же КПСС, и послужила она таким рычагом именно потому, что утратила свою изначальную большевистскую суть, что какая-то червоточина поразила её идейную сердцевину и оттуда уже не распространялся животворный импульс, сплачивающий и поднимающий массы, а распространялись мертвечина и растление, отчего и проистекли все прочие беды. Следовательно, и восстановить разрушенное можно, только пустив в ход тот же самый рычаг. Но чтобы партия вырвалась из своего исторического затмения и сыграла, как прежде, созидательную роль, а не разрушительную, в груди у неё должен быть снова зажжён светоч большевизма.

Нужно самым отчетливым образом себе представлять, что без этого никакой конструктивной роли партия выполнить не сможет: т.е., без радикального идейного перевооружения, но одновременно это должен быть и подъём на принципиально новый уровень осмысления объективной действительности. Лишь с этой новой идейной, концептуальной высоты открываются и практические пути преодоления катастрофы, в которую оказалась ввергнута страна.

Конечно, сказанное нельзя истолковывать так, что сначала надо сидеть, в отрыве от жизненной практики создавать теорию, а потом в отрыве от систематической теоретической работы решать практические задачи. В реальной жизни эти процессы тесно переплетаются между собой. Каждому этапу развития теории соответствует своя форма практической борьбы, и каждый новый шаг борьбы тут же предъявляет более высокие требования к теории.

Поэтому Большевистская платформа, хотя и конституировалась первоначально как идейное течение внутри партии, вместе с тем, с самого своего возникновения была и неизменно оставалась предельно вовлечена в ту политическую борьбу, которая кипела и кипит вокруг нас.

С этой точки зрения и следует подходить к оценке того, что сделано, что не сделано и что ещё предстоит сделать.

Что такое современный большевизм?

Революционность постреволюционной эпохи.И все-таки вторая фаза, а не «вторая революция».Создание «собственных основ развития»: экономика.Сталинские годы – взлёт или тупик?Создание системных основ в политико-демократической сфере.Построение социализма в СССР.Закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил.Живём ли мы при госмонокапитализме или в оккупированной стране?

ВОПРОС, на который в первую голову необходимо ответить, это – что такое большевизм в нашу эпоху? Как должно выглядеть современное большевистское учение? В какой исторической точке развернулся глубинный, долговременный отход партии от большевизма и почему мы считаем, что именно этот отход послужил причиной всех воспоследовавших бедствий?

Революционность постреволюционной эпохи

Возьмём одно из канонических, так сказать, определений большевизма: большевизм – это РЕВОЛЮЦИОННОЕ крыло коммунистической мысли и коммунистического движения, в противоположность крылу реформистскому, эволюционному. Что должна была означать революционность большевизма после успешного осуществления пролетарской революции, в условиях, когда власть оказалась у большевиков в руках?

В принципе, – очевидно, – революционность в этих условиях должна означать теоретическую и практическую готовность довести до победоносного завершения дело революции, выполнение всемирноисторической миссии пролетариата, а миссия эта заключается в построении бесклассового общества: общества, где будет всецело искоренено эксплуататорское, утилитарное отношение к человеческой личности, где личность в любых аспектах своей жизнедеятельности будет рассматриваться только как самоцель, но не как средство для достижения неких посторонних ей целей.

Это в общих очертаниях; а если копнуть немного глубже? Что такое вообще революция? Революция – это качественный скачок, это акт перехода общества в новое качественное состояние, окончание одного этапа в развитии общества и открытие другого, более высокого. Стало быть, революционна та партия, которая обладает готовностью и способностью осуществить назревшее качественное преобразование в жизни общества, перевести общество на новую, более высокую ступень его развития.

До Октября, – а точнее, по Октябрь включительно, – социальная революция, как правило, принимала вид открытого классового противостояния, которое в значительной мере не контролировалось ни той, ни другой стороной, сопровождалось – сплошь и рядом – вмешательством извне, массовой гибелью людей и материальных ценностей, разрушением производительных сил и пр. Не надо забывать, например, что у нас в стране к концу 1920г. продукция ведущих отраслей промышленности (чёрной и цветной металлургии, горнодобывающей, основной химической и др.) упала до нескольких процентов от довоенного уровня, доходная часть госбюджета, в товарном исчислении, – до полутора процентов от того же уровня, и т.д.[2] Конечно, это суровая неизбежность, но хорошего в этом, как ни верти, мало.

Теперь встает такой вопрос: имеют ли место крупные качественные сдвиги в общественном развитии после завоевания власти пролетариатом и его социальными союзниками?

Спора нет, – естественно, имеют; не могут не иметь.

Исследуя процесс становления коммунистического общества, классики марксизма выделили, прежде всего, крупнейший качественный перелом:

  • от частично ещё товарного производства – к производству полностью бестоварному;
  • от распределения, до сих пор именуемого у нас «распределением по труду» (в действительности это есть в основном ещё распределение по стоимости воспроизводства рабочей силы) – к распределению по разумным потребностям;
  • от представительно-демократического государства, доставшегося нам по наследству от буржуазии, – к системе непредставительной демократии, или поголовного участия в управлении;
  • от реализации способности человека к труду во многом ещё в рамках отношения «рабочая сила» – к реализации её полностью в рамках отношения «труд-творчество», «труд как первая жизненная потребность всесторонне развитой личности».

Совершенно очевидно, что исходный и конечный пункты этого движения – это фундаментально различные качественные состояния общественного устройства; постольку между ними простирается период не просто постепенного количественного перетекания или перерастания одного в другое, но где-то здесь осуществляется и качественный скачок.

Но должен ли этот качественный скачок явиться революцией в том смысле и в том виде, в каком являлся ею, скажем, Октябрьский переворот?

И надо всемерно подчеркнуть, что классики решительно отвергли вот такую ортодоксально революционную, – если можно так выразиться, – трактовку крупных качественных преобразований в обществе в эпоху после свершения пролетарской революции. Они предпочли акцентировать не момент взаимоотрицания и противостояния сменяющих друг друга узловых этапов на пути движения пролетариата к его всемирноисторической цели, но как раз момент преемственности, момент максимально полного усвоения последующим этапом всего того конструктива, который накапливается на этапе предыдущем.

И это при том, что никто из основоположников никогда не идеализировал раннюю стадию движения; никто из них не закрывал глаза на тот огромный негатив, который естественно и неизбежно присущ ранней стадии и от которого при переходе на высшую стадию надо будет самым радикальным образом избавляться.

Достаточно вспомнить те буквально уничтожающие характеристики, которые Маркс в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» дает первоначальной ступени коммунистического восхождения (впоследствии как раз эту ступень и назвали социализмом).

Коммунизм в его первой фазе, – пишет Маркс, – «является лишь обобщением и завершением отношения частной собственности». «…категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей…» «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет». «Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой… общиной как всеобщим капиталистом».[3]

И я ещё, между прочим, не самые убийственные определения выписываю.

К слову сказать, если бы у нас почаще и повнимательней заглядывали в труды основоположников доктрины, то, во-первых, не требовали бы от социализма, чтобы уже в его рамках были уничтожен классы и товарно-денежные отношения, не рисовали бы социализм в сусально-розовых тонах. Во-вторых, не пасовали бы перед троцкистской и неотроцкистской критикой социализма, потому что наиболее беспристрастным и беспощадным критиком этого типа общественного устройства был сам Маркс. В-третьих, не ставили бы словосочетание «реальный социализм» в иронические кавычки и сами не обрушивались бы на него со всяческими поношениями, ибо, – как нетрудно убедиться, – то, что мы реально построили, получилось, ей-богу, не в пример лучше, чем могло и должно было выйти строго по теории. И наконец, не искали бы причин «порчи» социализма в разных, в общем-то, привходящих обстоятельствах: дескать, мелкобуржуазность изо всех щелей полезла, или номенклатура обнаглела, или кто-то совершил мифический «термидор» и т.д.

Дело не в этом, а просто собственные, изначально ему присущие структурные характеристики социалистического строя – они сами по себе крайне напряжённые и острые. И главное средство против того, чтобы эти острые углы не начали вдруг отовсюду выпирать, причём чем дальше, тем сильнее, – это не задерживаться, не засиживаться на социалистической стадии развития, не пропустить нужный пункт, где надо энергично оттолкнуться и со всем накопленным позитивным багажом перебираться на следующий этап.

И все-таки вторая фаза,
а не «вторая революция»

Несмотря на тот не очень-то привлекательный портрет «коммунизма в его первой форме», который Маркс изобразил в своих философских трудах, классики коммунистического учения всё же, – о чём было уже сказано, – категорически отклонили искушение трактовать переход ко второй, высшей форме как революцию в прежнем, ортодоксальном понимании этого термина.

В.И.Ленин в «Государстве и революции», опираясь на уже вполне сбалансированные высказывания Маркса из «Критики Готской программы», однозначно говорит о ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ, НИЗШЕЙ И ВЫСШЕЙ ФАЗАХ коммунистического общества,[4] коммунистической общественно-экономической формации, и о конструктивном, всецело упорядоченном переходе от одной из них к другой, – хотя и подчёркивает «громадность» ожидаемого со временем политического различия между ними.

Почему приходится сегодня столь подробно на этом останавливаться?

Ещё в советское время некоторыми нашими учёными предпринимались попытки рассматривать социализм не как одну из фаз коммунистического общества, но как самостоятельную общественно-экономическую формацию. Этим попыткам был дан тогда же аргументированный отпор. Тем не менее, в наши дни они возобновились, на сей раз под названием теории «коммунистической революции». Так, авторы одной из версий этой теории, В.А.Ацюковский и Б.Л.Ермилов пишут: «…социализм является самостоятельной общественно-экономической формацией, а вовсе не первой фазой коммунизма, как это принято считать, и ему присущи все стадии развития формаций – прогрессивная на первом этапе, зрелость на втором, и загнивание на третьем, последнем этапе».[5]

В изложении Ацюковского и Ермилова теория «коммунистической революции» выглядит, правда, ещё сравнительно миролюбиво, но у неё есть и гораздо более агрессивные варианты, которые прямо смыкаются с троцкизмом и с его установкой на «вторую социалистическую революцию». Ибо, если вы перед троцкистами будете развивать такую точку зрения, что, мол, социализм в СССР рухнул совершенно закономерно, по причине собственного внутреннего «загнивания», они вам тут же ответят: а мы что говорили? Социализм в СССР рухнул закономерно, потому что Сталин строил его неправильно. Так или иначе, его надо было весь переделывать, а поэтому и Горбачёв со своей «перестройкой» получился как бы кстати. По существу, «перестройщики» лишь взяли на себя разрушительную часть новой революции, которая – с ними или без них – всё равно была необходима. Теперь нужно не сплоховать и построить тот социализм, какой следует (уже придумали, например, «народный»).

В результате, вся эта предполагаемая новая революция («коммунистическая» или «вторая социалистическая») объективно оказывается направлена не столько против реставрации капитализма в стране, сколько против нашего «тоталитарного» прошлого и против реальных достижений социалистического строительства.

Ниже я ещё вернусь к этому сюжету, здесь же отмечу лишь, насколько вопиюще не вяжется с марксизмом эта трактовка социалистического общества как самостоятельной формации, у которой жизненный путь непременно заканчивается «загниванием» и революцией традиционного типа. У Маркса в тех фрагментах из «Критики Готской программы», которые в данном контексте используются В.И.Лениным, вся динамика соотношения первой и второй фаз коммунизма принципиально иная. Никакого «загнивания» первой фазы там нет и в помине, а речь идёт совсем о другом: о том, что на первой фазе незрелое коммунистическое общество ещё не развивается полностью «НА СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ ОСНОВЕ», ещё несет на себе отпечаток старого общества, из недр которого оно вышло.[6]

Следовательно, социалистический этап должен закончиться не «загниванием», а выработкой такой основы развития, которая органична коммунистической формации и отвечает достижению целей, объективно стоящих перед революционным пролетариатом. Переход на эту «собственную основу развития» и является для становящегося, взятого в динамике коммунизма водоразделом между его первой и второй, низшей и высшей фазами, или ступенями.

Создание
«собственных основ развития»:
экономика

Вот такую наводку дает нам Маркс, и это нужно очень хорошо запомнить; а пока мы можем сформулировать, что революционность большевизма в послеоктябрьскую эпоху должна была означать идейно-теоретическую готовность и практическую способность, во-первых, своевременно отследить объективно назревающий в жизни общества скачок, по масштабу неменьший, чем любая из предыдущих революций, и во-вторых, осуществить этот скачок «мирно», средствами нормального государственного управления, но не гражданского конфликта.

И нам даже весьма определённо указали, что это будет за скачок, где он будет нас поджидать: это будет рубеж между первой и второй фазами коммунистической формации. И даже более того: хотя и не очень конкретно, но все-таки предупредили, что содержание скачка будет связано с окончательным становлением «собственной основы развития» нашего строя.

Что же следует понимать под нахождением «собственной основы развития» строящегося коммунистического общества? На современном языке, – очевидно, – под этим следует понимать созревание нового общественного организма до уровня СИСТЕМЫ, а едва ли не главнейшим признаком системы является отработанность в ней ОБРАТНЫХ СВЯЗЕЙ.

Мне не однажды доводилось повторять, что у нас по сию пору даже самые убеждённые, казалось бы, сталинисты никак не привыкнут ставить в заслугу И.В.Сталину одно из грандиознейших его деяний: ПОСТРОЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ КАК СИСТЕМЫ, открытие системных обратных связей в ней. А решающая системная связь в экономике – это связь между формой собственности и формой аккумуляции чистого дохода (естественно, с последующим его присвоением).

В различных материалах Большевистской платформы эта проблема множество раз затрагивалась, поэтому здесь я лишь констатирую, что в сталинский период была успешно найдена соответствующая общественной собственности на средства производства форма присвоения трудящимися совокупного чистого дохода: это регулярное снижение базовых розничных цен и всемерное расширение фондов неоплачиваемого общественного потребления. Был найден и хозяйственный механизм, обеспечивающий согласованное функционирование социалистической формы собственности и социалистического принципа доходообразования; сердцевиной этого механизма выступила так называемая двухмасштабная система цен.

Благодаря действию двухмасштабной системы ценообразования основная доля общественного чистого дохода как бы проталкивалась или выдавливалась по всей общественно-технологической цепочке на рынок общественно-конечного продукта, т.е. на потребительский рынок, и принимала здесь вид «централизованного чистого дохода государства» в цене товаров народного потребления. Как я не упускаю случая подчеркнуть, неправильное наименование централизованного чистого дохода государства – налог с оборота.

При задействовании этого механизма были допущены некоторые досадные перестраховки, и среди них одна из наиболее неконструктивных – это номинальное взимание налога с оборота в казну прежде, нежели товар будет реализован розничному покупателю. Но ошибка эта устранимая, и представим себе, что она устранена. Тогда у нас получится следующая картина.

Товары с государственных предприятий поступили на рынок, в их цене заложен централизованный чистый доход государства. Но пока товар реально не продан, этот ЦЧДГ фактически находится не у государства в казне, а в кошельке у розничного покупателя, и его надо оттуда «выманить». Почему наш социалистический товаропроизводитель, а заодно с ним и структуры, планировавшие розничный товарооборот, сплошь да рядом относились к нам не столь внимательно, как бы нам этого хотелось? Да потому, что товаропроизводитель имел возможность номинально рассчитаться с государством, поставив продукцию не конкретному покупателю в руки, а всего лишь на склад. А если бы было возведено в закон, что налог с оборота поступает в казну только по результатам фактической розничной реализации товара, то можно было бы увидеть, как завертелось бы предприятие-поставщик, да и плановые органы зачесали бы в затылке. Вот тогда социалистический внутренний потребительский рынок действительно превратился бы, – в определённом смысле, – в регулятор экономики, причём в регулятор великолепнейший, потому что на нём государство как хозяйствующий субъект встречало бы, в качестве равноправного экономического контрагента, того самого рядового гражданина, ради благополучия которого оно, собственно, и хозяйствует; и этот рядовой гражданин, рядовой покупатель осуществлял бы подлинный «контроль рублём» (как у нас любили в своё время говорить) за деятельностью государства по распоряжению доверенными ему общественными средствами производства.

При таком подходе проблема наполняемости прилавков оказалась бы решена бесповоротно и без всякого урона для других социально-экономических гарантий, не создавая в стране армии безработных, бездомных, беспризорных и прочих отверженных. А ведь «наполненные прилавки» – это, по существу, главное и едва ли не единственное, чем козыряет сегодня и пытается нас побивать оккупационный режим.

Ещё в конце 50-х годов, в разгар кипевших тогда экономических дискуссий, были произнесены поистине золотые слова о том, что двухмасштабная система цен является не чем иным, как СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДИФИКАЦИЕЙ ЗАКОНА СТОИМОСТИ.[7] Причём, это не какая-то ущербная, но напротив, всемирноисторически высшая и совершеннейшая из модификаций этого закона, потому что она представляет собой механизм своего рода самоизживания стоимостных, товарно-денежных отношений. В самом деле, политика снижения цен (естественно, на базе снижения затрат через внедрение достижений научно-технического прогресса), а также расширение сферы бесплатного удовлетворения потребностей, создание изобилия материальных благ при одновременном воспитании у людей культуры их потребления и способности разумно ограничивать себя, – всё это означало бы непрерывное сокращение объёма меновой стоимости, циркулирующей в обществе, покуда роль товарно-денежных отношений не сошла бы на-нет. Стоимостной, товарный характер производства и распределения нельзя отменить декретом, его можно именно лишь изжить, органично и постепенно.

Со всей очевидностью, – как только был найден, хотя бы в принципиальных его очертаниях, хозяйственный механизм, обеспечивающий вот такое самоизживание меновой стоимости, мы получили право утверждать, что социалистическая экономика замкнулась как таковая в систему, обрела системную СОБСТВЕННУЮ ОСНОВУ РАЗВИТИЯ, отвечающую задаче построения общества, где производство сделается полностью нетоварным, а распределение будет осуществляться по разумным потребностям.

Это и произошло у нас на рубеже 40-х – 50-х годов. Конечно, не надо сказанное понимать так, будто мы при Сталине какой-то абсолют экономический нашли; нет, там было что улучшать и совершенствовать. Речь идёт лишь о том, что в принципе была нащупана системная основа развития, обеспечивающая выполнение экономических задач коммунистического строительства, а против этого спорить уже не приходится.

Сталинские годы – взлёт или тупик?

Нередко можно слышать: что же вы, коммунисты, всё делитесь между собой, ведь между вашими программами практически нет существенных различий, одни амбиции бушуют.

Поверхностное это представление!.. Существенных различий нет, может быть, в терминологии и общем внешнем антураже. А на глубинных, концептуальных уровнях различия имеются, да ещё какие.

Мы считаем, к примеру, что сталинский период нашей истории закончился или, лучше сказать, ознаменовался подступом вплотную к выработке нашим обществом системных основ своего развития, основ последующего мощного перерастания в коммунизм. Если коммунистический путь развития объективно предопределён, то необходимо вычленить эти основы, уяснить, в чём они состояли, и именно туда, на них возвращаться. Это не есть возвращение назад. Это возвращение на действительно передовые рубежи цивилизации, после того, как мы с них почти полвека скатывались.

Но ведь другие изображают всё это совершенно иначе. «Сталинизм» –де оставил нам в наследство крайне негибкую, сверхцентрализованную структуру управления и экономикой, и всей общественной жизнью; структура эта была хороша для военного времени и вообще для экстремальных обстоятельств, но никак не годилась для мирного строительства. Добрых лет сорок партия только тем и занималась, что пыталась облагообразить этого доставшегося ей «монстра», который «тормозил развитие производительных сил и разлагающе воздействовал на общественное сознание».[8] Я почти дословно цитирую недавно принятую и обнародованную Программу РКП-КПСС. «…этот процесс был прерван. В результате действий группы Горбачёва в стране начал развиваться кризис…»[9]

По нашему убеждению, кризис начал развиваться не в результате того, что Горбачёв прервал какой-то якобы благотворный процесс, а в результате самого этого процесса, который горбачёвщина логически завершила. Т.е., оценки происшедшего со страной даются, в сущности, диаметрально противоположные. Одни говорят, что был совершён цивилизационный прорыв, на рубежах которого не сумели удержаться, и сорок лет шёл откат, который принял катастрофические формы и который надо, наконец, остановить. Другие твердят, что был не прорыв, а тупик, из которого сорок лет выбирались и уже совсем почти выбрались, но тут напортил Горбачёв; а вообще-то двигались в верном направлении, и это движение надо продолжить.

За внешней схожестью изложения стоят, – повторяю, – взаимоотрицающие концепции прошлого и будущего страны. Не нужно обманываться тем, что все, вроде бы, за социализм. Социализм можно истолковать так, что от него одно название останется. Так что тут дело не в амбициях, а в гораздо более серьёзных вещах. И в этих вещах пора начинать наводить ясность, а не кричать без разбора: объединимся, объединимся! Могут те, кто считает, что Сталин оставил страну на взлёте, объединиться с теми, кто считает, что он оставил её в тупике? А от этого целиком зависит оценка последующего сорокалетнего периода. Вот и видно, что есть такие варианты объединения, от которых лучше на сей день воздержаться.

Создание системных основ
в политико-демократической сфере

Вернёмся к разговору о собственных основах развития социализма. Такие основы должны быть не только в экономике, но и в надстроечной сфере; кроме того, всё это должно быть тесно скомпоновано между собой. В сфере надстройки дела обстояли несколько хуже; хотя самый принцип, сама идея системной обратной связи здесь тоже были открыты. Идея заключалась в том, чтобы, – как и в экономической области, – сделать решающим фактором общественной обратной связи ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЛИЧНОСТЬ, выступающую в её разумной индивидуальной самостоятельности. Уже было сказано, что правильно построенный социалистический рынок напрямую сопоставляет, как равноправных экономических контрагентов, государство в его хозяйствующей ипостаси и рядового гражданина. Точно так же идея РАЗВЁРТЫВАНИЯ САМОКРИТИКИ И МАССОВОЙ КРИТИКИ СНИЗУ, выдвинутая И.В.Сталиным ещё в конце 20-х годов, напрямую сопоставляла государство и личность в политической сфере. Уже не оппозиционная партия, не фракция, не блок оппозиционных партий и групп, вообще не какая бы то ни было группа становились носителем и фактором обратной связи в политической системе, а таким носителем и фактором обратной связи – причём, совершенно полноправным – становился РЯДОВОЙ ГРАЖДАНИН, действующий сообразно велениям своего общественного долга.

Лучше Сталина всё равно не скажешь, поэтому дальше я цитирую:

«…одной из основных задач нашего строительства является выработка в рабочем классе навыков и уменья управлять страной, управлять хозяйством, управлять промышленностью.

Можно ли выработать в рабочем классе эти навыки и это уменье, не развязав сил и способностей рабочих, сил и способностей лучших людей рабочего класса критиковать наши ошибки, отмечать наши недостатки и двигать вперёд нашу работу? Ясно, что нельзя.

А что требуется для того, чтобы развязать силы и способности рабочего класса и вообще трудящихся и дать им возможность приобрести навыки к управлению страной? Для этого требуется, прежде всего, честное и большевистское проведение лозунга самокритики, честное и большевистское проведение лозунга критики снизу недостатков и ошибок нашей работы. Если рабочие используют возможность открыто и прямо критиковать недостатки в работе, улучшать нашу работу и двигать её вперёд, то что это значит? Это значит, что рабочие становятся активными участниками в деле руководства страной, хозяйством, промышленностью. А это не может не поднять у рабочих чувство хозяина в стране…»[10]

В другом месте, в том же 1928г., Сталин говорит, что понятая таким образом самокритика «подымает культурность рабочего класса, развивает его боевой дух, укрепляет его веру в победу, умножает его силы и помогает ему стать подлинным хозяином страны».[11]

Ну, а если найден такой метод, такая социальная технология, посредством которой трудящиеся в социалистическом государстве становятся подлинными хозяевами страны, это и означает, что система пролетарской демократии в стране обрела адекватные ей обратные связи и может далее развиваться, вот именно, на своей собственной основе.

Однако, если в области экономики системные обратные связи к концу 40-х – началу 50-х годов были доведены до степени практического воплощения, то в сфере политико-демократического развития грандиозный сталинский замысел к этому времени практического воплощения ещё не нашёл.

Но чрезвычайно важно отметить и понять, что уже в середине 50-х годов коммунистическая общественно-экономическая формация в Советском Союзе достигла в своем развитии такого пункта, когда она даже не то чтобы могла, а должна была начинать переход к своей высшей фазе, переход от создания собственных системных основ к дальнейшему движению уже именно на этих основах.

Построение социализма в СССР

У нас к словосочетаниям «построение социализма», «построение коммунизма» существует какое-то фетишистское отношение: если «построили социализм» – это значит, построили некий рай земной и теперь будем долго и безмятежно жить в этом раю. О коммунизме в данном контексте и говорить нечего, тут никакого другого толкования, кроме вот этого «райского», попросту нет. А ведь основоположники коммунистического учения считали, что коммунизмом история человечества не заканчивается, но она с него, по-настоящему, только и начнется. Социализм, коммунизм – это необходимые системно-структурные этапы всемирноисторического процесса, каждый из них выполняет свои специфические задачи, и как только эти задачи «схвачены», нужно двигаться дальше, а не дожидаться молочных рек в кисельных берегах. У нас же видят какие-то недостатки социалистического общества и кричат: да разве это социализм? Да разве можно утверждать, будто мы его построили?

Между тем, социализм в СССР действительно был построен, не потому, что всё везде сделалось безукоризненно хорошо, а потому, что оказалась «схвачена» его главная задача, и та «мирная революция» перехода к высшей фазе, о которой предупреждали классики, самым непосредственным образом встала в повестку дня. Не без оснований также провозгласили в 60-х годах период «развёрнутого строительства коммунизма», и в обещании построить коммунизм к 1980г., которое содержалось в Программе КПСС, принятой XXII съездом партии, не было ничего принципиально нереалистичного. Эти обещания давались, исходя из реально достигнутых темпов экономического роста, они не с потолка взяты, и если бы мы не сбились со сталинского пути, то вполне возможно, что в 80-х годах жили бы, и впрямь, при коммунизме. Однако, эта путеводная нить была частично потеряна, частично отброшена сознательно, в результате манипуляций уже начавшейся информационно-психологической войны.

Преемнику Сталина надо было закрепить сталинские достижения в экономике, и в первую очередь достижения системно-структурные, т.е. беречь как зеницу ока решающую находку – механизм снижения затрат и цен. Затем следовало осуществить «парное» к этим достижениям преобразование надстроечных отношений, по схеме развертывания «массовой критики снизу». Конкретно, это означало бы разработку государственной программы всестороннего законодательного поощрения и законодательной защиты трудовой и организационно-политической инициативы рядового гражданина во всех мыслимых областях общественной жизни и по всем направлениям общественного развития.

В этом случае советское общество первой («фабричной», как её Ленин называл) фазы коммунизма перевалило бы структурный рубеж, знаменующий его вступление во вторую фазу, и дальше пошло бы предуказанное марксистской теорией развитие на собственной основе, или, что то же самое, развёрнутое строительство коммунизма.

Но смысл предстоящего комплекса сложнейших общественных преобразований тогдашним советским руководством частично не был понят, а частью, – можно думать, – что и намеренно затемнён. Сталинская экономическая модель оказалась практически демонтирована, «реформа» 1965-67гг. довершила этот разгром. В надстроечной сфере также никаких конструктивных шагов не было предпринято к тому, чтобы свободно мыслящую и свободно себя выражающую личность, руководимую сознанием своего общественного долга, сделать, – как предполагалось, – равноправным политическим партнёром государства. Вместо «развёрнутого строительства коммунизма» набирал силу какой-то совсем другой процесс.

Закон соответствия
производственных отношений
характеру и уровню развития
производительных сил

Итак, страна в 50-х годах вплотную подошла к тому, что должно было стать подлинной революцией в развитии советского общественного устройства, но революцию эту необходимо было осуществить всецело «мирными», или, – точнее выражаясь, – институциональными средствами. И вот этого экзамена не выдержали, барьер не был взят.

Чтобы он был взят, партия должна была иметь на тот момент всестороннюю целостную теорию революции не только как взрывообразного межформационного или внутриформационного скачка, но РЕВОЛЮЦИИ КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА, революции как определенного РАБОЧЕГО СОСТОЯНИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ОБЩЕСТВА.

Такая теория к моменту ухода И.В.Сталина из жизни сформироваться не успела, хотя подступ к её созданию был очень тесный. А потом добавились осложняющие обстоятельства: отсутствие у Сталина конгениального ему, как говорят в таких случаях, преемника; активизация классово враждебных элементов внутри страны и сил геополитического противостояния на международной арене. Обычно спрашивают, откуда взялись в стране классово враждебные элементы. А откуда они взялись в таком количестве во время «перестройки», все эти новоявленные дворяне, купцы, кулаки, казаки, корнеты и поручики и пр.? Политически «перезимовали», это во-первых. Во-вторых, социализм как «обобщение и завершение отношения частной собственности», – по Марксу, – сам их в какой-то мере порождает. Нельзя так рассуждать, что, – дескать, – раз есть социализм, то не может быть классово чуждых элементов. Это надуманная дилемма, реальная жизнь бесконечно более сложна.

Теперь надо плотнее разобраться с тем регрессивным процессом, который заменил собою предполагавшееся «развернутое строительство коммунизма»..

Чаще всего ему дают определение: контрреволюция. Контрреволюция, которая в годы «перестройки» перешла в открытую, острую форму и закончилась реставрацией капитализма, сперва в его «диком» виде, затем он начал эволюционировать по своим собственным законам и на сей день дорос уже до госмонокапиталистической стадии. Чтобы справиться с ним, нужна новая революция по традиционной схеме: обострение классового противоборства, революционная ситуация, взрыв.

Внешне всё выглядит, вроде бы, правдоподобно, но сути происходящего, по нашему убеждению, не отражает.

Когда мы говорим о качественных скачках в общественном развитии, то они ведь совершаются по вполне определённой объективной закономерности. Эта закономерность – закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил, или основное противоречие общественно-экономической формации.

Динамичной стороной социодиалектического противоречия являются производительные силы, а в составе производительных сил – главный их элемент: человек, трудящиеся массы. Стороной, придающей всему движению устойчивую форму, выступают производственные отношения, или экономический базис общества.

На подходе к качественному сдвигу производственные отношения и обслуживающая их политическая надстройка находятся в фазе «устаревания», они «давят» на производительные силы подобно слишком низкому потолку.

Сдвиг, или скачок, заключается в том, что главный элемент производительных сил – революционный класс – как бы взламывает слишком низкий «базисный потолок» и возносит базисные отношения на новую качественную высоту, которую они будут держать, в общем и целом, до следующего скачка. Подъём базисных отношений на новую высоту освобождает и в то же время формирует, структурирует пространство для роста производительных сил, куда они и устремляются; причём, обновлённый базис служит на этом этапе «главным двигателем» их развития, по определению И.В.Сталина.[12]

Закон соответствия срабатывает циклами. К концу цикла структурное пространство для роста производительных сил заполняется, они опять «подпирают под базисный потолок». Повторяется эффект «устаревания» производственных отношений, эффект «базисного торможения». Хиреют, тормозятся все составляющие производительных сил, но наибольший дискомфорт испытывает класс-производитель. В конце концов он снова взламывает устаревшие базисные отношения. При этом он пользуется, как тараном, новой, революционной политической организацией, которая создаётся им помимо официальной, так сказать, надстройки. Базис поднимается на следующую качественную высоту, что и означает приведение его в соответствие с новыми потребностями развития производительных сил.

Излишне, наверное, добавлять, что на протяжении всей предыдущей истории человечества вот это периодическое «взламывание» устаревших базисных структур именно так и выглядело: ломка, крушение, разрыв целостности, нередко хаос. Задача, которую ход истории объективно поставил перед обществом строящегося коммунизма, это – научиться преодолевать безразрывно критическую точку базисного цикла, где должно быть достигнуто соответствие между базисом и производительными силами на новой качественной высоте. Или, – иная формулировка задачи, – иметь в обществе ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ МЕХАНИЗМ периодического достижения соответствия между базисом (вместе с обслуживающей его надстройкой) и новыми потребностями главной производительной силы – человека труда.

Революционные по своему масштабу и характеру скачки, сдвиги в жизни общества будут всегда, но, начиная с определённого исторического момента, революция должна совершаться В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ФОРМЕ. Вот это и есть исторически требуемая, но пока ещё не обретённая нигде никем БОЛЬШЕВИСТСКАЯ РЕВОЛЮЦИОННОСТЬ СОВРЕМЕННОГО ТИПА – теоретическое и практическое уменье предугадать, встретить и осуществить качественное преобразование в общественной жизни так, чтобы целостность общества и обновилась, и при этом не подверглась «прободению» и разрыву. Причём, имеются в виду качественные изменения не только всего общества в целом, но и в любой момент в любой сфере его жизнедеятельности.

Живём ли мы при госмонокапитализме
или в оккупированной стране?

Давайте теперь попробуем всю нашу сегодняшнюю наработку завязать в один какой-то узел.

Могут сказать: а не слишком ли всё вышеприведённое заковыристо? Старая революционность, новая революционность… Может, суть все-таки в чём-то другом?

Нет, – суть большевизма и его появления на арене мировой истории именно в этом.

Ведь революция, если вдуматься, – это, объективно, способ существования народных масс, даже вне зависимости от их субъективных пожеланий. Народ – творец истории, он всякую минуту является материальным носителем импульса к развитию общества, во всех его аспектах. Если мы говорим, – власть перешла в руки народа, это может означать только одно: массы больше уже не должны каждый раз штурмовать Зимний, когда в их недрах скопится некая критическая величина исторической инициативы. Революция, качественное обновление и общества как целого, и всех его многообразных сфер по отдельности, должна стать не каким-то экстраординарным событием, в сопровождении разных болезненных эксцессов, а она должна сделаться, – как мы выше формулировали, – одним из нормальных РАБОЧИХ СОСТОЯНИЙ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ В ОБЩЕСТВЕ ПОЛИТИКО-ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ.

Когда такое состояние в социалистическом обществе достигнуто, можно считать, что совершился переход ко второй фазе коммунистической общественно-экономической формации, и отныне строящийся коммунизм в стране развивается на своей собственной системной основе. И в то же время базисный цикл, относящийся к первой фазе коммунизма, также можно считать благополучно завершённым.

Сущность того качественного скачка, который уже в 30-х годах предстал нам как проблема, требующая практического решения, как раз в этом и заключалась: мы должны были продемонстрировать, что отныне у нас массовая низовая критически-творческая инициатива граждан будет не просачиваться, не протискиваться, не проламываться в текущую общественную жизнь, а свободно вливаться по специально отработанным для каждой общественной сферы институциональным каналам. Решение этой задачи содержалось – и содержится, кстати, по сей день – в реализации программы развёртывания самокритики и массовой критики снизу; но она так и осталась на долгое время нереализованной.

В результате базисный цикл первой фазы коммунизма в Советском Союзе, который должен был конструктивно замкнуться ещё 30-40 лет назад, также остался не замкнут; основное социодиалектическое противоречие – не разрешено. А в чём состояла его неразрешённость на тот момент? Неразрешённость основного противоречия состояла в том, что трудящиеся массы в СССР объективно созрели для перехода от отношения «труд – рабочая сила» к отношению «труд – творчество», и требовались соответствующие изменения в надстроечных и базисных отношениях, но эти изменения, – о чём говорилось уже, – так и не были произведены.

Какая же судьба постигает длительно неразрешённое противоречие и тот общественный организм, закономерностью движения которого оно является?

Представим себе каких-нибудь высокоорганизованных современных животных, – скажем, породистых лошадей. Пусть их лишили привычных условий содержания, выгнали куда-то в степь и бросили там на произвол судьбы. Они начнут приспосабливаться, те из них, которые выживут, огрубеют и деградируют. Их потомки будут мало напоминать прежних холеных красавцев. Но чего с ними совершенно точно не произойдёт, – это они никогда не превратятся обратным ходом в эогиппусов и орогиппусов, в тех своих предков, которые, говоря словами поэта, «являли странный лик с размерами лисицы».[13]

Точно так же общественный организм, вышестоящий на всемирноисторической лестнице, не может превратиться, ни при каких условиях, в организм нижестоящий. Он может деградировать, и очень сильно, но даже в самой катастрофической точке это будет, – как, например, в нашем случае, – социализм, не преодолевший противоречия перехода ко второй фазе коммунизма, вдобавок ещё подвергшийся внешней агрессии и т.д. Но никоим образом это не будет капитализм, эволюционирующий в обратном порядке от первоначального накопления к последующим стадиям. Утверждать так, это всё равно что встретить в степи одичавших лошадей такой-то породы и говорить, будто это орогиппус, эволюционирующий к мезогиппусу. Они могут быть внешне очень похожи, но всё равно в действительности этого нет.

Отсюда достаточно хорошо известная, твёрдая позиция Большевистской платформы, – которой, надеюсь, мы будем придерживаться и впредь: мы находимся ни при каком не при госмонокапитализме, мы находимся в оккупированной геополитическим противником социалистической стране, которая не смогла своевременно перебраться на вторую ступень коммунистической общественно-экономической формации (хотя объективные предпосылки для этого были), запуталась в неразрешённом, к тому же ещё и непонятом, концептуально не освоенном противоречии собственного развития, значительно деградировала и вдобавок стала жертвой агрессии внешнего врага, воспользовавшегося внутренними трудностями. Задача состоит, во-первых, в освобождении страны от внешнего агрессора, т.е. от тех форм зависимости от него, разрушительное действие которых в совокупности равнозначно открытому вторжению. И во-вторых, после этого – в достаточно близкой перспективе – всё же никуда не денется и проблема преодоления того социодиалектического барьера, на котором споткнулся весь процесс. Т.е., освободив государство, нужно будет нацеливать его не на какое-то новое строительство социализма, потому что стратегически социализм уже пройденный этап, но именно на переход от низшей фазы коммунистической формации к высшей, а следовательно, на воссоздание некогда уже существовавших, открытых, достигнутых предпосылок такого перехода: двухуровневой экономики и всего остального, о чём шла речь в предшествовавшем изложении.

Тяжек путь к новому синтезу
коммунистического революционного учения

Развитие сходных с большевизмом теоретических представлений за пределами СССР. Мао Цзэдун и концепция «продолжения революции при диктатуре пролетариата».Идеология чучхе.Идеологический реваншизм в Советском Союзе.Идея не могла не сопротивляться. Имитаторы – продолжатели «дела» реваншистов.Наши теоретические результаты добыты в бою, и с ними мы должны победить.

Развитие сходных с большевизмом
теоретических представлений
за пределами СССР.
Мао Цзэдун и концепция
«продолжения революции
при диктатуре пролетариата»

С 50-х – 60-х годов проблематика «встраивания» революции в регулярное функционирование нового общества и его институтов фактически становится центральной в трудах тогдашних корифеев мирового социализма.

Достаточно вспомнить работу И.В.Сталина 1952г. «Экономические проблемы социализма в СССР» и то, какое исключительное внимание уделено в ней вопросам диалектики базиса и производительных сил, возможности конфликта между ними в ситуации неразрешённости основного противоречия и т.п. вещам.

А возьмём творчество Мао Цзэдуна той поры.

Стержнем его политической философии выступает концепция «ПРОДОЛЖЕНИЯ РЕВОЛЮЦИИ ПРИ ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА». Видите, как, – слово в слово то самое, что получилось и в результате проделанного нами рассмотрения.

Мао Цзэдун совершенно справедливо подчёркивает, – революция есть не что иное, как метод разрешения объективных социодиалектических противоречий, а поскольку противоречия, как основной закон всемирноисторического процесса, были и будут всегда, то революция – это своего рода перманентное состояние общества, причём не исключительно лишь антагонистического, но также и неантагонистического. «…замена одних производственных отношений другими как раз и есть качественный скачок, революция. Хотя при социализме как будто и нет революции, когда один класс свергает другой класс, всё же революция есть. Переход от социализма к коммунизму – революция, переход от одного этапа коммунизма к другому – также революция».[14]

Многое в трактовке Мао Цзэдуна не вызывает никаких возражений и может только приветствоваться; очень удачен и точен сам термин «продолжение революции при диктатуре пролетариата». Однако, Мао ни как политический мыслитель, ни как практик не поднялся до понимания ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ПРИРОДЫ революции в новых исторических условиях. Революцию при диктатуре пролетариата он истолковывал, по существу, лишь как периодическую политическую встряску. Но такая встряска может служить надёжным средством против буржуазного перерожденчества и реставраторских поползновений в социалистическом обществе. Те элементы, против которых она направлена, в отсутствие надлежащего институционального механизма очень быстро приспособятся к подобным беспорядочным облавам на них, и сами начнут успешно пользоваться этим методом, но уже против честных людей. Похожее явление имело место у нас в 30-х годах и причинило немало вреда.

Как известно, Мао Цзэдун воплотил свои теоретические представления на практике, осуществив знаменитую Культурную революцию, бушевавшую в Китае во второй половине 60-х годов. Безусловно, она подавила определённые тенденции, которые, не встречая должного противодействия, могли бы вылиться в китайский аналог нашей «перестройки». После смерти Мао Цзэдуна реванш китайских «перестройщиков», наученных горьким опытом, был весьма осторожным и не создал, – как у нас, – угрозы национальной безопасности государства. Культурная революция блеснула некоторыми гениальными политическими находками, – как, например, поразительная мысль вдохновить на защиту социализма и сделать ударной силой пролетарской диктатуры детей и молодежь.

Но всё же, к сожалению, и издержек там оказалось более чем достаточно. «Происходят странные, опасные для великого дела коммунизма и безмерно беспокоящие нас события», – писал, наблюдая Культурную революцию, Энвер Ходжа. «В этой стране теперь призывают массы и особенно студентов играть большую роль. Это правильно». «Но ведь мы замечаем, что студенты в Китае закусили удила и бьют кого попало, и дело доходит до того, что приходится полиции вмешиваться, чтобы умиротворить их и очистить территорию». «…встряхивание должно быть продуманным, организованным, управляемым и постоянным, оно не должно походить ни на землетрясение, ни на соломенные огни».[15]

Однако, – повторим, – Мао Цзэдун не только не стремился придать революции при диктатуре пролетариата облик регулярно действующего политического института, но этот корень всей проблемы, похоже, даже и не попал в поле его зрения.

Идеология чучхе

Обратимся к другому выдающемуся коммунистическому лидеру минувшей эпохи – Ким Ир Сену.

В разработанной им идеолого-философской системе чучхе с необычайной мощью зазвучал мотив главенства, во всех явлениях общественной жизни, ЧЕЛОВЕКА и высших, сознательных форм человеческой жизнедеятельности.

Хотелось бы всячески заострить внимание на том, что идея «институционирования революции», или «продолжения революции при диктатуре пролетариата», это не есть очередное добавление к уже имеющейся сумме идей научного коммунизма, а это НОВЫЙ СИНТЕЗ коммунистического учения, отвечающий условиям нашего времени. В начале века таким синтезом марксистского учения выступала идея пролетарской революции и учреждения государства диктатуры пролетариата. Сегодня суть коммунистической системы взглядов фокусируется на идее «революции при диктатуре пролетариата», на идее институционирования революции и создания такого государственного строя, который, – обращаясь к Марксу, – «заключает в себе самом, в качестве определяющего начала и принципа, способность прогрессировать вместе с развитием сознания, прогрессировать вместе с действительным человеком». «…необходимо, – продолжает Маркс, – чтобы движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носитель государственного строя – народ. Самый прогресс и есть тогда государственный строй».[16]

В выработке этого нового синтеза объективно участвуют все отряды мирового коммунистического движения, даже если это субъективно не осознается, даже если тот или иной отряд склонен преувеличивать свою независимость от других и своеобразие своего пути. Стоило в данной связи процитировать Маркса, и сделалось ясно, что какая-то часть движения должна была «специализироваться» на идеолого-философской апологетике человека и что это – непременный, неотъемлемый элемент общей созидательной работы.По идеям чучхе у нас было проведено весной 1995г. заседание Московского политклуба Большевистской платформы, этот материал опубликован в 34-ом номере «Светоча», поэтому я позволю себе здесь не вдаваться в подробности и отсылаю интересующихся к упомянутой публикации.

Идеологический реваншизм
в Советском Союзе

В Советском Союзе в послесталинский период наступило длительное засилье правотроцкистского идеологического реваншизма.

Несмотря на то, что XXII съезд партии, прошедший в октябре 1961г., принял Программу построения коммунистического общества в СССР и тем самым сделал, вроде бы, правильный и своевременный шаг в тогдашней обстановке, – радоваться было, как говорится, нечему, поскольку «новые» идейно-теоретические подходы, на которых Программа зиждилась, вели куда угодно, только не к коммунизму.

Тяжелейшим идейно-теоретическим провалом стала подмена понятия экономического БАЗИСА общества, как совокупности его производственных отношений, понятием «материально-технической базы». В результате этой подмены «полетела» вся конструкция закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил, и вскоре сам этот закон, вместо того чтобы служить главной объяснительно-предсказательной схемой политэкономического и социально-философского анализа, попросту выпал на долгие годы из научного обихода, а если и упоминался, то чисто формально.

С воцарением на идеологическом поприще «материально-технической базы» производительные силы оказались фактически редуцированы к технике, их главный элемент – человек труда – отошёл на задний план. Развитие производительных сил принялись изображать, по сути, только как научно-технический прогресс, причём источники сего последнего подернулись мраком неизвестности, ибо было отброшено представление о стимулирующей, движущей роли обновлённых базисных отношений. Вся логика и политическая технология крупных общественных преобразований, – едва начавшая проясняться, – потонула в тумане.

Двухмасштабную систему цен объявили «нарушением закона стоимости». За демократизацию общества выдавалась пресловутая «борьба с культом личности», извращение и очернение того, что было достигнуто в сталинскую эпоху. Излишне говорить, что о концепции «массовой критики снизу» перестали даже вспоминать.

Практический итог всех этих нововведений выразился в том, что по мере приближения даты ожидаемого построения коммунизма становилась очевидна полная неосуществимость этой цели предложенными средствами. Тогда ко всей предыдущей путанице добавилась еще теория «развитого социализма» – коренная ревизия марксистского учения о двух фазах коммунистической общественно-экономической формации. Эта «теория», – в соответствии с требованиями политической конъюнктуры, – отодвигала коммунизм как таковой в неразличимое будущее, «объясняя» тем самым его уже несомненное к тому времени ненаступление в обещанный срок.

Идея не могла не сопротивляться.
Имитаторы – продолжатели «дела» реваншистов

Что же, – изгоняемый и фактически уничтожаемый большевизм пытался ли оказать хоть какое-то сопротивление? Причём, крайне важно было бы услышать ответ на этот вопрос применительно именно к нашей стране, потому что в ряде других социалистических государств, как мы видели, развитие коммунистической идеи в достаточно верном направлении, в общем-то, не прерывалось. При этом надо ещё учитывать, что такие идейные течения, как, например, маоизм, находили широкий отклик среди прогрессивной общественности и во многих капиталистических странах. Идеи Мао Цзэдуна служили одним из духовных источников движения «новых левых» в Европе в конце 60-х годов (можно припомнить здесь впечатляющий взрыв едва не совершившейся студенческой революции во Франции весной 1968г.) Так что на этом фоне, наверное, выглядел бы вдвойне странно полный паралич большевизма – столь могущественного революционного учения, и не где иначе, как на его родине.

Думаю, ответить здесь надо было бы так, что хотя никаких следов организованного политического сопротивления не обнаружено, всё же сама по себе коммунистическая, большевистская мысль сдаться без боя не могла. А борьба идейно-теоретическая – это, как известно, одна из полноценных форм революционной борьбы, которая в определённых условиях становится главной и решающей формой.

Но обратим внимание вот на какой момент: на абсолютное, непроницаемое внешнее равнодушие к этому вопросу нашего нынешнего комдвижения; хотя, казалось бы, кому, как не сегодняшним коммунистам должно быть интереснее всех и важнее всех, – а что же предшествовало их собственному появлению на политической сцене? Какие искорки и очаги духовного непокорства не угасали в стране десятилетиями, – ведь именно они-то и должны были, вроде бы, разгореться в нынешних РКРП, ВКПБ, РПК и т.д.? Откуда же иначе всё это взялось?

А объясняется сей парадоксальный на вид феномен тем, что взялось всё это, вот именно, не оттуда; т.е., у того комдвижения, которое мы нынче наблюдаем, нет глубоких, кровных корней в предшествующей эпохе, и оно явно не воспринимает эту эпоху как элемент своей собственной истории.

А как же оно её – в данном аспекте – воспринимает?

Процитирую пару писем из своего личного архива; авторов называть не буду, – один с Украины, другой из Казахстана.

«Имя Андреевой вошло в историю как имя человека, первым поднявшего свой голос против ренегатства Горбачёва и других руководителей КПСС, с большевистских позиций выступившего в защиту нашего будущего и прошлого». «Ведь она пока единственная героиня нашего движения, которая первая после смерти И.В.Сталина открыто заявила всему миру, что она не может поступиться своими принципами, т.е. своей партийной совестью коммуниста. Это тогда, когда все другие 17 миллионов коммунистов спасовали. Где же вы были раньше 13 марта 1988 года!?»

Видите, как, – 5 марта 1953г. и 13 марта 1988г., между ними «чёрная дыра», никакого шевеления мысли и партийной совести в двухсотпятидесятимиллионном народе и семнадцатимиллионной партии, потом появляется «первая и единственная», – когда уж только слепоглухонемому могло быть не ясно, кто такой Горбачёв. Типичнейшее клише, информационный вирус, очень квалифицированно внедрённый в сознание определённого людского контингента. По моему убеждению, Н.А.Андрееву ничуть бы это не принизило, а только возвысило, если бы она, вот именно первая, отмежевалась от этого клише, которое бросает вызов фактам, едва ли не оскорбляет народ и большевизм, да и её самоё рисует в весьма двусмысленном свете.

Хотелось бы, чтобы меня поняли правильно. Дело даже не в том, кто первый, хотя и это немаловажно. Дело в том, что перечеркивается огромная и совершенно необходимая для движения мыслительная, интеллектуальная работа, выполненная в рассматриваемый период, плоды её не принимаются к использованию. А ведь В.И.Ленин предупреждал, что формы общественного движения могут меняться, что на смену непосредственному политическому творчеству масс приходят периоды, когда центр тяжести революционной борьбы перемещается в сферу «мысли и разума».[17] И мы на пространстве между смертью И.В.Сталина и «перестройкой» пережили, – совершенно очевидно, – один из таких периодов. Кому же это может быть выгодно, – изображать этот период, в интеллектуальном отношении, гигантской «чёрной дырой»?

Это может быть выгодно только тем же самым силам, которые планомерно разрушали страну. Смешно думать, что процесс развала КПСС мог быть спланирован только до момента её номинального запрета и разгона. Нельзя было не предвидеть, что какая-то часть коммунистов, и весьма значительная, будет пытаться партию воссоздать. Для этих людей надо было изготовить этакие «сачки», которыми их накрыть и направить искренний пыл и энергию этого контингента в ложное русло – и возможно, надолго. Роль таких «сачков» и сыграли новообразованные компартии, с удивительной готовностью возникшие в нарушение советского конституционного принципа коммунистической партийности, по первому же свистку оккупационного режима.

Во главе этих партий следовало поставить людей, которые их рядовым членам казались бы героями. Отсюда и ведут своё происхождение вот эти корявые клише, которые изображают как геройский поступок прекрасно, очень сочувственно поданную статью в газете, являвшейся в то время органом ЦК КПСС, или голосование на XXVIII съезде, и т.п. Кстати, самый этот образ «сачка для честных людей» мною позаимствован из доклада В.А.Тюлькина на недавно прошедшем V съезде РКРП.[18] Причём, у Тюлькина это определение адресовано не кому иному, как Большевистской платформе. Хотелось бы посоветовать Виктору Аркадьевичу, – согласно хорошей старинной пословице, – живя самому в стеклянном доме, не бросаться камнями.

Поскольку весь смысл появления имитационных псевдокомпартий состоял в том, чтобы закрепить расчленение и уничтожение КПСС как структурного остова Советской государственности, то и немудрено, что они встретили подлинным, можно сказать, беснованием призывы и практические шаги к её возрождению. Во вступительном слове было упомянуто, что созданный в Минске Оргкомитет Большевистской платформы, он же Оргкомитет по созыву Чрезвычайного XXIX съезда КПСС, включал 16 членов КПСС и одного беспартийного товарища. Никто из этих шестнадцати членов КПСС после её запрета не подтвердил своего участия в минском Оргкомитете, хотя к каждому обращались персонально. И лишь семнадцатый – беспартийный – оказался после июньского (1992г.) Пленума ЦК КПСС членом того Оргкомитета, которому реально было суждено созвать XXIX съезд.

И это отнюдь не просто усмешка истории, это глубоко закономерно, как закономерно и то, что именно от нас исходила инициатива прямого воссоздания КПСС, а следом за ней – и инициатива прямого воссоздания СССР. Пусть пока это только инициативы, и они не увенчались на сей день практическим успехом, но они лежат в русле исторически предначертанного пути развития страны.

Что заложили в свои программные документы те группировки и платформы в КПСС (кроме Большевистской), из которых впоследствии образовались имитационные компартии? Ведь в сущности-то, – если чуть поскрести, – лишь разные, более или менее закамуфлированные варианты горбачёвско-яковлевской, неотроцкистской идеологии. Удивляемся, – почему победа не приходит, красное знамя не взвивается над Кремлём. Да по очень простой причине – потому что объективно не нужна народу победа имитаторов, пускай даже и под красным знаменем. Она не решит никаких проблем, только усугубит те, которые уже имеются.

Коммунистическая идея непременно вернётся и в нашу жизнь, и с неизбежностью завладеет в свой срок всем человечеством. Но это случится не раньше, чем она исторически обретёт «второе дыхание», не раньше, чем будет достигнут новый её синтез вокруг представления о таком обществе, в котором «самый прогресс и есть государственный строй», – точно так же, повторим, как в начале века мощнейший синтез коммунистического мировоззрения был достигнут вокруг представлений о пролетарской революции и государстве диктатуры пролетариата. Наша задача – положить все силы на то, чтобы как можно убедительней (но мы, конечно, хотели бы ещё, чтобы и как можно скорее) проступило из всех исканий, подчас мучительных, и из всех катаклизмов это новое, подлинно современное лицо коммунизма.

Наши теоретические результаты
добыты в бою, и с ними
мы должны победить

В документы Большевистской платформы заложен материал, добытый в многолетней борьбе с ревизионизмом и контрреволюционным реваншизмом, а не выплеснувшийся в качестве побочного продукта из ревизионистского варева, которое десятилетиями булькало в осиротевшей после И.В.Сталина КПСС. К сожалению, я не имею элементарной материальной возможности опубликовать свои труды того периода, а создавать научную, основанную на фактах историю действительной идейной борьбы в СССР в 50-х – 80-х годах никто, как уже отмечалось, не торопится, поскольку это вмиг развеяло бы аляповатую мифологию вокруг целой плеяды нынешних так называемых «героев» левого движения.

Всё же назову несколько заголовков тогдашних своих работ и даты их написания, а это были и даты их отправления по различным относящимся к делу адресам.

Марксистско-ленинское учение о двух фазах коммунистической общественно-экономической формации и теория «развитого социализма» (1978г.).

В этой статье, в частности, говорилось: «Многолетняя последовательность событий на нашем идейно-теоретическом фронте, безусловная и высокая скоординированность, организованность провозглашения и распространения антимарксистских вывертов, а также упорство, с которым подавляется критика по адресу всякого очередного измышления, вынуждают видеть в происходящем не сцепление случайных и досадных эпизодов, но единый процесс, обнаруживающий достаточно отчетливую целенаправленность и неоспоримую, при этом резко деструктивную внутреннюю логику». «Своим недавним выступлением в качестве теоретика (со статьей “Исторический рубеж на пути к коммунизму”) Л.И.Брежнев явственно принял на себя авторство одной из этих уклонистских новаций – идеологии “развитого социалистического общества”… Самый факт появления названного теоретического очерка подталкивает невольно, чтобы годами сгущавшиеся здесь молчаливые “импликации” были, наконец, сформулированы со всей необходимой определённостью и было недвусмысленно указано, что как раз на Л.И.Брежнева, в суммарном итоге, падает ответственность за то (беспрецедентное со времен II Интернационала) концептуальное и политическое выхолащивание марксистского наследия, свидетелями которого нам, к великому прискорбию, довелось сделаться».[19]

Статья эта наверняка в каком-нибудь архиве уцелела, так что в принципе можно проверить.

1977г., работа Сущностные направления конституционного развития СССР в период перехода ко второй фазе коммунизма:

«Сколько может продолжаться грандиозная праворенегатская авантюра, именуемая “хозяйственной реформой”? Сколько может продолжаться, чтобы явно антисоциалистическая, вредительская затея, приведшая экономику фактически в кризисное состояние и фашизирующая общественно-политический строй, возносилась превыше всякой критики, ограждалась дикарскими “табу”, маскировалась фальсификаторским “единодушным одобрением”, нигде в природе, кроме как на страницах газет… реально не существующим?»[20]

Тоже поддается архивной проверке.

1981г., работа «Свободные профсоюзы» и иные события в ПНР в свете марксистской концепции двух фаз коммунистического революционного процесса:

«Спрашивается, – кому же, в конце концов, вся эта “липа” нужна? Недолго осталось ждать, когда и у нас созреет аналогичная ситуация; ведь и у нас мифотворчество на тему “развитого социализма” с самого своего… зачатия и по сей день являлось и является тем же, чем оно, наконец, со сталь разительной наглядностью выказало себя в Польше, – пустым, умственно беспомощным и политически безнравственным камуфляжем, маскирующим отсутствие внятных представлений о будущем страны…»[21]

Подобное цитирование можно продолжать без конца. Это к вопросу о том, кто где был до 13 марта 1988г. Были на месте, на котором надлежало быть честному ученому-марксисту, пусть формально и не носившему в кармане членского билета КПСС. У меня есть, конечно, все основания задать вопрос Андреевой, Тюлькину и прочим, – где были они, когда год за годом шёл планомерный, массированный погром марксистской идеологии в СССР; но я такой вопрос задавать воздержусь, ибо ясно, что там, где тогда требовалось, их не было, и они ни о чём происходящем вообще даже и понятия-то не имели.

Итак, теоретическое содержание наших материалов добыто в бою, а то, что добыто в бою, должно рано или поздно победить.

 

УВАЖАЕМЫЕ ТОВАРИЩИ, наш сегодняшний пленум – не отчётный; но не потому, что нам нечем отчитываться. Рассказ о нашей работе в СКП–КПСС или по линии Съезда граждан СССР получился бы более чем внушительным; но перипетии, связанные с нашей деятельностью в этих направлениях, регулярно и подробно описывались в различных документах, – заявлениях, обращениях, обзорах и т.п., причём очень многое опубликовано в «Светоче» и должно быть членам Большевистской платформы досконально известно.

И хотя мы неизменно подчёркиваем, что придаём огромное значение этим нашим инициативам, главная ценность нашей организации всё же не в них. Главная ценность – в нашей идейно-теоретической активности, а уж отсюда следуют выступления на практически-политическом поприще. Поэтому мне сегодня хотелось показать то, что мы можем (а это значит, и должны), обрисовать тот идейный горизонт, до которого мы способны подняться, – и кроме нас, покуда не может и не способен никто. Мы вышли на понятие нового синтеза коммунистического учения, очертили основные параметры этого синтеза и определили его как нашу задачу. Это хороший, толковый результат для доклада на Пленуме координирующего органа внутрипартийного идейного течения. И он лучше подходит к нашему скромному юбилею, чем если бы вам полтора часа рассказывали про Шенина, Пригарина и прочих, кого и вспоминать-то в данной связи не хочется.

Поздравляю вас с пятой годовщиной образования Большевистской платформы в КПСС. Выражаю надежду, что ещё через пять лет, а может и раньше, будет уже не платформа в партии, а партия на единственно правильной и нужной народу платформе. Сделаем же для этого всё, что в наших силах.


[1] «Единство» (г. Орел), №18, май 1991г., стр.1.

[2] См. П.И.Лященко. История народного хозяйства СССР, т.III. Соцэкгиз, М., 1956, стр.77, 119, 116.

[3] К.Маркс и Ф.Энгельс. Из ранних произведений. Госполитиздат, М., 1956, стр.586-587.

[4] См. В.ИЛенин. ПСС, т.33, стр.91-102.

[5] В.А.Ацюковский, Б.Л.Ермилов. Реставрация капитализма и необходимость коммунистической революции /год и место издания не указаны/, стр.10.

[6] См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.19, стр.18.

[7] См. Закон стоимости и его роль при социализме. Госпланиздат, М., 1959, стр.255.

[8] Программа Российской коммунистической партии – КПСС. «Голос коммуниста» №5(40), март 1996, стр.2.

[9] Там же.

[10] И.Сталин. Соч., т.11, стр.36-37.

[11] Там же, стр.132.

[12] См. И.Сталин. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат, 1952, стр.62.

[13] Имеется в виду сонет К.Д.Бальмонта «На огненном пиру».

[14] Цит. по: А.П.Булкин. Ядро маоистской «социологии». «Наука», М., 1980, стр.54.

[15] Э.Ходжа. Размышления о Китае I. Тирана, 1979, стр.243, 239, 241.

[16] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.1, стр.240, 284.

[17] В.И.Ленин. ПСС, т.12, стр.331.

[18] См. «Известия ЦК РКРП» №2(11), май 1996г., стр.7.

[19] Т.Хабарова. Марксистско-ленинское учение о двух фазах коммунистической общественно-экономической формации и теория «развитого социализма» /рукопись/. М., 1978, стр.1-2.

[20] Т.Хабарова. Сущностные направления конституционного развития СССР в период перехода ко второй фазе коммунизма /рукопись/. М., 1977, стр.38.

[21] Т.Хабарова. «Свободные профсоюзы» и иные события в ПНР в свете марксистской концепции двух фаз коммунистического революционного процесса /рукопись/. М., 1981, стр.28-29.

 

Опубл.: «Светоч» №37, июль–август 1996г.


Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/342
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru

ArabicChinese (Simplified)DutchEnglishFrenchGermanItalianPortugueseRussianSpanish