О партиях, возникших на базе «Единства», и их программных документах

С осени 1990 года усилия «Единства» были сосредоточены на создании Большевистской платформы в КПСС. И самый факт конституирования на Всесоюзной конференции в Минске 13 – 14 июля 1991 года Большевистской платформы в КПСС, и подготовка к Минскому форуму одноимённого документа – это, безусловно, значительнейшее достижение «Единства» на протяжении двух с лишним лет, прошедших со дня его основания.

Параллельно создавалась – по прямой инициативе и при активнейшей поддержке со стороны Н.А.Андреевой – Марксистско-ленинская рабочая партия (МЛРП) под руководством А.Н.Майорова (Одесса) и Л.П.Бирюкова (Минск). Окончательное решение о её создании было принято на Украинской республиканской конференции «Единства» в Одессе 15 – 16 июня 1991 года, в присутствии и с благословения Н.А.Андреевой, – несмотря на возражения ряда товарищей, в том числе и мои. Кстати, в данной связи совершенно непонятны содержащиеся в Заявлении Н.А.Андреевой от 30 сентября 1991 года обвинения в адрес А.Н.Майорова, будто он организовал какую-то «свою» партию, о которой-де Н.А.Андреева и слыхом не слыхала. Подобные утверждения всецело не соответствуют действительности, – равно как, впрочем, и многое другое в том же Заявлении.

Большевистская платформа, едва успев возникнуть, сразу была официально признана одним из нескольких крупнейших идейных течений в КПСС. Незадолго до августовских событий 1991 года в ЦК КП РСФСР велись переговоры о создании Блока левых сил в КПСС, где Большевистской платформе отводилась достойная роль. Напомню также, что установка Минской конференции на случай каких-либо покушений на КПСС звучала так: «…любые поползновения к ликвидации, самоликвидации, расколу, изменению названия, выхолащиванию классовой сути КПСС приведут только к тому, что её место тут же займёт КПСС на Большевистской платформе».[1]

На Конференции также были созданы Оргкомитет по созыву Чрезвычайного ХХIХ съезда КПСС и Комиссия по подготовке проекта Программы КПСС. Сегодня, как кажется, многие начисто забыли о том, председателем каких именно органов являлась Н.А.Андреева в период подготовки ею Учредительного съезда ВКПБ. Это были органы по созыву ХХIХ съезда КПСС.

После пресловутого августовского «путча» органы Большевистской платформы были явочным порядком, без обсуждения этого вопроса на пленуме Политисполкома или Оргкомитета Платформы, переориентированы с идеи «КПСС на Большевистской платформе» на подготовку Учредительного съезда некоей совершенно новой партии. Тем самым деятельность руководящих органов Большевистской платформы в КПСС КАК ТАКОВОЙ была, по существу, произвольно свёрнута по единоличному решению Н.А.Андреевой.

Эта поспешная и не согласованная с другими членами Оргкомитета и Политисполкома ревизия решений Минской конференции и явилась одной из главных причин фактически происшедшего раскола. Московское оргбюро Большевистской платформы и Идеологическая комиссия Всесоюзного общества «Единство», подготовившая документ «Большевистская платформа в КПСС», категорически воспротивились совершенно очевидному отказу Н.А.Андреевой от этого документа. А представители Марксистско-ленинской рабочей партии резонно сочли, что нет никакого смысла перечёркивать всё проделанное ими и начинать создавать ещё что-то третье, плюс к Большевистской платформе и МЛРП.

Таким образом и получилось, что к середине ноября на Большевистской платформе возникли две самостоятельные партии: «андреевская» ВКПБ, проведшая свой Учредительный съезд 8 ноября в Ленинграде, и Рабоче-крестьянская социалистическая партия – РКСП (бывшая МЛРП), Учредительный съезд которой прошёл 2 – 3 ноября в Беловежской пуще.

Сравним пакеты программных документов обеих партий.

РКСП в качестве своей Программы приняла разработку С.С.Губанова, представлявшую собой в своём первоначальном виде один из инициативных проектов Программы КПСС к ХХIХ съезду. Из предлагавшихся проектов Программы КПСС это, безусловно, сильнейший. К тому же он наиболее нам близок, ибо в нём конструктивно восприняты некоторые фундаментальные идеи таких наших материалов, как «Скажем НЕТ рыночной авантюре!» и «Большевистская платформа в КПСС». Вместе с тем Беловежский съезд РКСП указал и на «Большевистскую платформу в КПСС» как на один из своих отправных идейно-теоретических документов.

Что касается материалов ВКПБ, то здесь картина иная и значительно менее благополучная. От написания Программы ВКПБ Идеологическая комиссия «Единства» оказалась начисто отстранена, в то же время и привлечь достаточно классных специалистов «со стороны» в Ленинграде также явно не сумели. Конечный результат получился именно такой, какого и следовало ожидать при подобном подходе, – по своему идейно-теоретическому уровню Программа ВКПБ не идёт ни в какое сравнение с «Большевистской платформой», представляет собой не восприятие и тем более не развитие идейного потенциала «Большевистской платформы», а его принижение, вульгаризацию и прямое выхолащивание.

Что самое ценное в «Большевистской платформе»?

Незачем доказывать, что сегодня «воскресение» большевизма должно быть в первую очередь его духовно-интеллектуальным воскресением, мощным прорывом на качественно новые горизонты развития социалистического общественного устройства, обнаружением и высвечиванием наиболее перспективных «точек роста» на главных магистралях этого развития. Таких «точек роста» можно указать несколько, и все они выявлены в «Большевистской платформе».

Во-первых, это выход на понимание и изображение экономики социализма КАК СИСТЕМЫ, нахождение КРИТЕРИАЛЬНОЙ ВЕЛИЧИНЫ социалистической экономической системности, или её КРИТЕРИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ, роль которого была бы аналогична роли ПРИБЫЛИ НА КАПИТАЛ в условиях частнособственнического хозяйствования. В качестве критерия народнохозяйственной эффективности социалистической экономики в наших документах определена ВЕЛИЧИНА РЕГУЛЯРНОГО СНИЖЕНИЯ БАЗОВЫХ РОЗНИЧНЫХ ЦЕН на основе повышения производительности труда и сокращения затрат на выпуск продукции по всей общественно-технологической цепочке. Проводимая на государственном уровне ориентация на неуклонное снижение издержек и конечных потребительских цен так же упорядочивает, оптимизирует при социализме всё народнохозяйственное функционирование, как ориентировка на максимизацию капиталистической («фондовой») прибыли оптимизирует буржуазную, частнособственническую экономическую систему. Одновременно политика регулярного снижения опорных потребительских цен является и адекватной формой передачи чистого общественного дохода господствующему при социализме классовому слою – трудящимся (точно так же, как прибыль при капитализме выступает адекватной формой передачи чистого дохода, или неоплаченного прибавочного труда, классу капиталовладельцев, собственников средств производства).

Из сказанного вытекают все фундаментальнейшие структурные и динамические особенности социалистической плановой экономики: закономерности ценообразования, двухуровневая («двухмасштабная») система цен, или «самоликвидирующаяся» модификация закона стоимости; структура однокомпонентного социалистического рынка; жёсткое разграничение наличного и безналичного денежного оборота; необходимость бюджетного финансирования расширенного воспроизводства; нежелательность, а в сущности, и ненужность свободной конвертируемости рубля, ввиду качественно иного внутреннего строения его покупательной способности, и т.д.

Что же мы видим в программе ВКПБ?

Там не только нет даже и намёка на целостную КОНЦЕПЦИЮ экономической системности социализма, но авторы Программы не дали себе труда хотя бы грамотно переписать из «Большевистской платформы» или из «Скажем НЕТ рыночной авантюре!» основополагающее определение социалистического критерия народнохозяйственной эффективности как величины регулярного снижения розничных цен на потребительские товары. Вместо этого в Программе ВКПБ фигурирует следующее косноязычие (дословно): «Не искусственный рост прибылей, а через снижение себестоимости оптовых и розничных цен продукции. Повышение потребительских качеств должны быть основными показателями народнохозяйственной отдачи».[2] Подобные «формулировки» свидетельствуют не только о неспособности авторов изложить затронутый материал на концептуальном уровне, но и попросту об элементарном непонимании ими сути того, о чём идёт речь.

Из Программы ВКПБ, по сравнению с «Большевистской платформой», изъяты – как говорится, бог весть почему, – важнейшие положения о восстановлении единого народнохозяйственного комплекса, о признании большевизмом разнообразия ФОРМ ХОЗЯЙСТВОВАНИЯ в рамках социалистической собственности, о взимании налога с оборота только после фактической продажи товара розничному покупателю, о ликвидации зависимости фонда заработной платы от стоимостного объёма выпуска в рублях, о допустимости падения стоимостного объёма реализации при сохранении или возрастании суммарного полезного эффекта продукции, и т.д. Снято даже упоминание о двухмасштабной системе цен, – а ведь это поистине ключ к построению эффективно функционирующего социалистического хозяйственного механизма. Зато введён наивный «тезис», в духе мелкобуржуазных псевдодемократических иллюзий, о том, что-де «изменение форм собственности… возможно лишь через общенародный референдум с предшествующим ему свободным, широким и равноправным обсуждением проблем».[3] Где это вы видели, чтобы переход от частной собственности к общественной или от общественной к частной совершался в результате «свободного, широкого и равноправного обсуждения проблем»? Какое может быть «равноправие» между эксплуататором и эксплуатируемым, и что это за удивительные такие «обсуждения», результатом которых могла бы явиться добровольная передача власти народом кучке паразитов? Есть вещи, которые референдумами и обсуждениями не решаются. Оттого что на референдуме решат не признавать закон всемирного тяготения, он действовать не перестанет. Точно так же обстоят дела и с законами перехода от одного общественно-экономического уклада к другому.

Во-вторых.

Чрезвычайно важный момент современной большевистской теории – это специфический «правогарантный» подход к определению общественного строя, т.е. подход с точки зрения того, какова основная граждански-правовая гарантия, обеспечиваемая данным общественным устройством типичному представителю господствующего класса. Такая методология убедительно высвечивает всю последовательность ступеней общественно-исторического развития, каждую из этих ступеней (общественно-экономических формаций) в её характерной целостности, связи и переходы между ними, и т. д.

Социализм – это строй, который гарантирует типичному представителю господствующего класса ПРАВО НА ТРУД и НА ДОСТИЖЕНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ДОБРОСОВЕСТНОГО ТРУДА ТАКОЙ СТЕПЕНИ МАТЕРИАЛЬНОГО И КУЛЬТУРНОГО БЛАГОСОСТОЯНИЯ, КАКАЯ ВОЗМОЖНА ПРИ ДАННОМ УРОВНЕ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ.

Капитализм – это общество, которое гарантирует типичному представителю господствующего класса отнюдь не право на добросовестный труд, но нечто совсем противоположное: право на присвоение, через обладание средствами производства, чужого прибавочного труда. Отсюда вытекают и все прочие характеристики буржуазного строя, от специфически экономических до социально-нравственных.

А вот коммунизм – это общественное устройство, которое гарантирует своему типичному гражданину реализацию его трудового потенциала (как и при социализме), но уже не в исторически устаревшей форме «рабочей силы», а в форме беспрепятственного осуществления ТВОРЧЕСКОЙ СПОСОБНОСТИ, т.е. жизненного призвания каждого индивида. При таком подходе и предуказанная нам классиками «двухфазная» конструкция коммунистической общественно-экономической эпохи становится доступна рациональному современному объяснению, и относящаяся сюда система понятий превращается из музейного экспоната в высокоэффективный инструмент исследования и разрешения наших вполне сегодняшних проблем.

Однако, если вышеупомянутое «правогарантное» определение социализма снято или воспроизведено неточно, вся картина общественно-исторической динамики нашего недавнего прошлого и достаточно близкого будущего смазывается, размывается. Но в Программе ВКПБ, по сравнению с «Большевистской платформой», глубоко концептуальные по своей смысловой нагрузке разделы «Идея социализма» и «Две фазы коммунистической общественно-экономической формации» вообще убраны, заменены повествовательно-констатационным историческим очерком, никакой теоретической нагрузки не несущим, определение социализма подано не как отправной теоретический постулат, а как проходная фраза в конце пересказа общеизвестных исторических событий. Тем самым и на этом направлении концептуальный прорыв, заложенный в «Большевистской платформе», «успешно» предотвращён.

Третий существенный пласт идейно-теоретического содержания «Большевистской платформы» – это вопросы восстановления и перспектив развития социалистической демократии и Советской государственности.

Мы должны в наших документах чётко и неопровержимо показать, что социализм и коммунизм – это не отсутствие, не попрание демократии, а высший всемирноисторический этап её развития. Знамя прав и свобод человека должно быть вырвано из недостойных рук нынешних лжедемократов. Это важнейший вопрос, решение которого ни в какой подлинно современной коммунистической программе действий не может быть обойдено.

Если основной гражданской гарантией при капитализме является право частной собственности, то и социальная значимость личности здесь определяется величиной принадлежащего ей капитала. Несмотря на всю пропагандистскую шумиху вокруг «демократичности» буржуазного общества, здесь личность, – если разобраться, – сама по себе, вне обладания капиталом, никакой политической значимости не имеет.

В условиях же социализма основная гражданская гарантия – это право на труд, и поэтому личность должна быть политически, общественно значима именно КАК ТАКОВАЯ, в силу своего добросовестного труда. Не буржуазному строю, а как раз социализму органически присуща, как глубочайшая внутренняя потенция его государственно-правового развития, нацеленность на свободу, достоинство, личностную суверенность отдельно взятого индивида. Задача коммунистов-большевиков – уловить, теоретически выразить эту объективно-закономерную тенденцию и реализовать её в «зримых» институциональных, государственно-правовых формах.

В сталинскую эпоху у нас активно практиковалось выдвижение людей на самые «верхи» социальной лестницы, в законодательные органы и т.п. именно по принципу отличия, вознаграждения за доблестный, самоотверженными труд. Учитывая вышеупомянутую объективную направленность развития коммунистической формации от гарантирования труда-«рабочей силы» к гарантированию труда как творческой способности, политический вес, политическая значимость гражданина должны всё в большей и большей мере определяться его самовыражением в качестве творческой личности: т. е., как новатора, смелого инициатора конструктивных перемен, подающего другим пример следования общественному долгу, служения интересам своего народа и своего Отечества. А поскольку служить для окружающих образцом добросовестного, граждански-ответственного и инициативного отношения к делу никому не заказано, то это и есть наиболее реалистичный путь к «поголовному», как любил подчёркивать В.И.Ленин, участию граждан в управлении, или к системе КОММУНИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ, к непредставительной (прямой, непосредственной) демократии.

Однако, «непосредственность» высокоразвитого социалистического и коммунистического народовластия нельзя представлять себе так, что в государстве исчезает всякая правовая структурность, и общественные дела вершатся гражданами в обход упорядоченных норм и соответствующих институтов. Коммунистическое самоуправление – это отнюдь не размывание институциональных структур, но напротив, появление институтов исторически высшего типа, обеспечивающих беспрепятственность того, чтобы каждый мог и другим подать благотворный, убеждающий пример, и сам мог свободно следовать позитивному примеру других. Сразу же по завоевании власти пролетариатом в обществе утверждается и начинает всё более набирать силу реальный прообраз такой структурности – политико-управленческий институт, по своему существу и определению построенный именно на принципе «собственного примера», на принципе «делай, как я». Это Коммунистическая партия.

Отсюда идея диктатуры пролетариата как особого исторического типа и этапа эволюции институционально-правовой структурности вообще – это идея такого государственного устройства, в которое мощно, органически «вмонтирована» партия как инструмент политического самосознания господствующего класса, ядро и движущая сила развития всей системы, побуждающий фактор её перехода в качественно высшее состояние. И это не какой-то «тоталитаризм», а становление эпохально новой формы демократии, при которой личность обретает неигнорируемое политическое, общественное значение – впервые в истории – не благодаря тому, что ею тем или иным способом присвоены труд и творчество других.

Надо ли говорить, – опять-таки, – что в Программе ВКПБ весь этот собственно концептуальный «этаж» государственно-правовой и демократической проблематики попросту срезан, самым примитивным и принижающим образом. Суть диктатуры пролетариата не раскрыта – и, как совершенно очевидно из контекста, авторами Программы и не понята; научное определение Советской государственности подменено вполне горбачёвским по своей теоретической «глубине» указанием на то, что она действует «не в режиме диктаторства и авторитаризма, а самыми демократическими, гуманными средствами, соответствующими мировому опыту конца ХХ столетия».[4] Поистине, тут только проклятий в адрес «сталинизма» нехватает…

Нет чёткой характеристики Советской власти как объективно-закономерной ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ буржуазному парламентаризму, ни словом не упомянут фундаментальнейший для рабоче-крестьянской демократии принцип единства законодательной и исполнительной властей. Наоборот, в тексте присутствует требование «обеспечить дальновидную законодательную, авторитетную исполнительную и справедливую судебную власть»,[5] что выглядит – а по сути, видимо, и является – уступкой теории «разделения властей» и прочим парламентаристским взглядам.

Ничего не говорится о необходимости возвращения партии «государствующей» – руководящей и направляющей роли, в том числе и функции хозяйственного руководства, опущен пункт о партмаксимуме. Не нашлось места для упоминания о коренной реформе избирательного права, о решительном расширении сферы судебной защиты конституционных гарантий гражданина, о восстановлении органов народного контроля, о развитии самокритики и массовой критики снизу. Зато дана невразумительная установка на «создание на предприятиях корпуса представителей Советов депутатов трудящихся как первичной ячейки Советской власти». Полномочный представитель Совета депутатов трудящихся – это, очевидно, сам депутат, а первичная ячейка Советской власти – это и есть Совет. Непонятно, какие ещё могут быть «ячейки Советской власти» помимо самих Советов? Или авторы Программы что-то другое имели в виду? Подобная невнятица при изложении принципиальных вопросов недопустима.

Несостоятельны ссылки руководства ВКПБ на то, что переписывание «Большевистской платформы» (полностью неудачное, как выше было продемонстрировано) обусловливалось необходимостью, якобы, «улучшить язык», «упростить изложение» Минского документа и «приблизить» Платформу к жизни. Что касается языка, Программа ВКПБ написана трескучим, канцелярски-витиеватым псевдопартийным жаргоном брежневских времён, изобилует приевшимися штампами предперестроечного и раннеперестроечного квазимарксистского обществоведения, вроде незабвенного горбачёвского «переходного периода» (непонятно, от чего и к чему), «расщепления общественного сознания», непременной «эклектики и софистики» и т.п. Вытащено на свет божий даже приснопамятное «совершенствование социализма на собственной основе»,[6] от которого и сами бывшие авторы теории «развитого социалистического общества» нынче стыдливо открещиваются. Если известная усложнённость стиля в «Большевистской платформе» однозначно диктовалась сложностью рассматриваемых проблем, то неряшливость и «заковыристость» иных формулировок из Программы ВКПБ уже ничем разумным объяснить нельзя. Пишут, например: «Социальная справедливость должна быть ориентирована на производителя материальных и духовных благ, а не на дельцов, жуликов и спекулянтов».[7] А разве может вообще СПРАВЕДЛИВОСТЬ быть ориентирована на жуликов? И таких примеров небрежности, корявости – пруд пруди.

Не выдерживает критики и предположение о том, что Программа ВКПБ стала «ближе к жизни», нежели «Большевистская платформа». В «Большевистской платформе» наличествовала чёткая концепция ПОЛИТИЧЕСКОГО ДЕЙСТВИЯ, призванного расчистить дорогу практическому воплощению, в сегодняшних условиях, большевистских идей. Это была ориентировка на созыв Чрезвычайного ХХIХ съезда КПСС. Сняв концепцию ХХIХ съезда, авторы Программы ВКПБ не сумели ничем равноценным её заменить. ВКПБ нацелена на мирное «парламентское» существование в рамках буржуазно-фашистского диктаторского государства, его конституции и изданных им законов,[8] с эпизодическим привлечением «внепарламентских форм борьбы». Спрашивается, – чем же, собственно, сия «партия большевиков» отличается от самой заурядной рой-медведевской социал-демократии?

 

Резюмируем всё вышесказанное.

ВКПБ возникла, – нравится это сегодня её руководству или не нравится, – как одна из партий на Большевистской платформе в КПСС. Одна, но не единственная. Ныне она претендует единолично и исчерпывающе подменить собою не только Большевистскую платформу, но и самоё КПСС. Такие претензии не могут быть признаны основательными и должны быть решительно отклонены.

Не может быть и речи о «замене» документа «Большевистская платформа в КПСС» слабой, неконцептуальной, теоретически бесплодной Программой ВКПБ. Способны вызвать лишь улыбку амбициозные заявления авторов Программы, что-де их «положения и выводы» (как тут не вспомнить, опять-таки, дорогого нашего Леонида Ильича!) «требуют своей конкретизации и развития».[9] Товарищи хорошие, НЕЧЕГО у вас там конкретизировать и развивать. Скудость вашего идейно-теоретического багажа станет совсем очевидна, если вы по-честному, как полагается, обозначите текстуальные заимствования из «Большевистской платформы» соответствующими ссылками на неё.

Грубой политической ошибкой являются, по нашему убеждению, и попытки Н.А.Андреевой организационно ликвидировать Большевистскую платформу в КПСС, единолично представительствовать на политической арене от имени всех коммунистов Советского Союза. Во-первых, необходимо считаться с реальностью существования целого ряда других коммунистических и социалистических партий, которые вовсе не признают неоспоримым фактом, что место, занимаемое прежде КПСС, теперь должно безоговорочно принадлежать ВКПБ. А во-вторых, существует ведь и сама КПСС. Медленно и трудно, но восстанавливаются её «собственные» первички, возрождаются Коммунистические партии в бывших (и будущих) союзных республиках. Что же, прикажете 100-тысячной КП Казахстана «влиться» в ВКПБ, насчитывающую в том же Казахстане наверняка не более, от силы, нескольких сот человек? Да и у коммунистов, заявляющих о себе как о ФУНКЦИОНИРУЮЩИХ членах запрещённой фашистским режимом партии, попытки прежде времени зачислить их в разряд политических мертвецов (тем более исходящие от «своих»!) ничего, кроме возмущения, вызвать не могут.

В дальнейшем, по мере развёртывания неизбежного процесса воссоздания КПСС, такая позиция со стороны ВКПБ однозначно вынудит «андреевцев» конфронтировать с этим процессом и обречёт их на сектантскую самоизоляцию. Нам представляется, что руководству ВКПБ следовало бы, не загоняя поверивших им коммунистов в политический тупик, своевременно обдумать и обсудить указываемый более чем вероятный ход событий, концепции и практические инициативы Московского центра Большевистской платформы в КПСС, прислушаться к аргументированной критике.

Член Оргкомитета
Большевистской платформы в КПСС
 
/Т.Хабарова/
 

Москва, январь 1992г.


[1] См. газета «Единство», г. Орёл, август 1991г., №24, стр.6.

[2] Материалы Учредительного съезда ВКПБ, Л., стр.43.

[3] Там же.

[4] Стр.46.

[5] Там же.

[6] Стр.36.

[7] Стр.44.

[8] Стр.47.

[9] Стр.49.


Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/148
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru

ArabicChinese (Simplified)DutchEnglishFrenchGermanItalianPortugueseRussianSpanish