Генеральному секретарю ЦК КПСС
тов. Л.И. Брежневу
Членам ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПСС
В настоящем письме я подробнее задержусь на нескольких идейно-теоретических вопросах, ранее затронутых мною лишь в общих чертах.
Считаю небесполезным вновь перечислить предпосылки, которыми я в данной переписке руководствуюсь (базируясь на простом соображении, что предпосылками этими характеризуется должный, обусловленный нашей законностью и принципами нашей морали ход вещей):
Следовало бы коснуться здесь усиленно распространяемой ныне версии относительно «единодушного одобрения» советским народом Ваших правооппортунистических «вкладов в марксизм». В действительности никакого «единодушного одобрения» нет, а имеется концепция, радикально и практически неопровержимо противостоящая, по всем основным пунктам, Вашей (техницистски-бухаринской) трактовке ключевых проблем современной стадии развития коммунистического учения. Ведь это факт, который не перестанет существовать, оттого что Вам невыгодно признать его существование.
Создание концепции не требует кворума, – здесь вполне достаточно, чтобы наличествовала одна добротно работающая голова, каковую общество и производит в надлежащий момент, фиксируя и разрешая этим определённый объективный запрос своей истории. Идейная активизация, – писал Маркс, – «свидетельствует о том, что глубоко в низах идёт брожение. Умы всегда связаны невидимыми нитями с телом народа».[1] Самое вздорное возражение против какой-либо уже сформулированной теоретической позиции, отсюда, – что её сформулировал один человек; большего количества авторов в таких случаях и не нужно.
Скажу также, что результат оглашения моих аргументов перед любой (по какому угодно признаку составленной) здравомыслящей аудиторией в Советском Союзе ни малейших сомнений у меня не вызывает, – исключая, разве лишь, аудиторию Ваших «идеологических кадров», которыми поныне оплакивается «научно-необоснованное» несчастье совершения Октябрьской революции, со всеми её «стихийными» производными в лице реально существующего социализма. Сомнений на этот счёт, по-видимому, не возникает и у Вас, – иначе Вы не противились бы столь изобретательно и целеустремлённо всякому критическому высказыванию в адрес Ваших установок и не доверяли бы прохвостам, уголовникам заведовать «кадровой политикой» в науке.
«Всеобщая поддержка», «единодушие», которыми Вы кичитесь, зиждутся не на практическом противоречии, но на попрании морально-идеологических, партийных и прямых государственно-правовых, юридических нормативов, обеспечивающих работоспособность социалистических политических институтов, – а постольку представляют собою пустую и сугубо временную, искусственно раздуваемую кажимость; она бессильна кого-либо к чему-либо обязать, кроме как к категорическому и действенному протесту против этих бюрократических нагромождений, являющихся сегодня главным препятствием на пути решения не надуманных, мифических, но неотложных реальных проблем нашего строя.
Среди такого рода проблем наиболее безотлагательной выступает преодоление разрушительного праворевизионистского крена в идеолого-теоретической области, возвращение нашей общей философско-политической и философско-экономической теории в русло марксизма-ленинизма. Соответствующие конкретные предложения выдвинуты в моём февральском письме съезду партии (стр.40-41 упомянутой работы). В повторении этих формулировок здесь нет надобности (равно как нет покуда надобности в каких-либо поправках); но я воспользуюсь случаем подтвердить, что продолжаю со всей определённостью настаивать на подобающем рассмотрении этого материала – на рассмотрении его по существу, «внимательно и всесторонне», каковое рассмотрение прямо предписывается советским законодательством, начиная с партийных документов, посвящённых вопросу «связей с массами».
В Вашем стиле общеполитического руководства, – стиле, который служит олицетворением отнюдь не ленинских принципов, но правооппортунистического манипуляторского «технократизма», – непомерную роль играет ошибочная убеждённость, будто, отказывая несогласному с Вами гражданину государства в узаконенном подходе к его критическому волеизъявлению (а заодно и к прочим его конституционным гарантиям), Вы таким способом с лёгкостью превращаете неугодным Вам честных людей (вместе с «неугодными» Вам точками зрения) в неких «отверженных», обретающихся где-то вне пределов всей нашей социальной системы. Считаю своим долгом заметить, по данному поводу, что всякий, прибегающий к подобному образу действий в отношении узаконенной Советской власти, в первую очередь себя (а не «оппонентов» своих) противопоставляет этой власти, мешает её прогрессивному развитию, – со всеми проистекающими отсюда последствиями в смысле «признания», «уважения», «авторитета» и «благодарности», на какие он претендует сейчас и мог бы претендовать когда-либо в будущем.
Методологический анализ
«программно-целевых»
рекомендаций в планировании
Существует ли в нашем обществе
необходимость демократизации
отношений присвоения?
Существует, бесспорно.
В.И.Ленин ясно предупреждал о «громадности» «политического различия между первой, или низшей, и высшей фазами коммунизма»,[2] но ведь как раз кануном развёртывания высшей фазы и является сегодняшняя наша «социоструктурная ситуация».
Структурно-политическим рубежом между первой и второй фазами процесса становления коммунистического общественно-экономического уклада выступает замена формального равенства фактическим. (Сошлюсь, опять-таки, на своё февральское письмо, где этой проблеме уделено несколько больше внимания, нежели я могу уделить ей здесь.)
Смена «фабричного» (по выражению В.И.Ленина) равенства фактическим подразумевает, что центр тяжести конституционно-правовых гарантий переместится с узко-понимаемой «рабочей силы» человека (с его способности к несамоцельному, «абстрактному», механически-исполняемому труду) на его способность к труду-творчеству, труду – призванию, свободной отдаче жизненной энергии, основополагающему жизненному интересу нормально-развитого мыслящего существа.
Самоцельный, творческий (коммунистический) труд, как обрисовал его В.И.Ленин, «есть бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определённой повинности, не для получения права на известные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне нормы, труд, даваемый без расчёта на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма».[3]
Мощнейшую институционально-политическую охрану получит, на высшем этапе коммунистического строительства, уже не только право трудящегося на применение своей рабочей силы (с вытекающими отсюда разнообразными социально-гражданскими – имущественными, например, – следствиями), но в первую очередь «право на применение творческой способности», применение всестороннее и безусловное, или право личностной критически-творческой инициативы.
В творчестве, творческом поиске наиболее непосредственно воплощён диалектизм общественного развития – «борьба противоположностей», «борьба нового со старым» на данном конкретном участке историко-социальной жизнедеятельности.
«…диалектика исходит из того, что предметам природы, явлениям природы свойственны внутренние противоречия, ибо все они имеют свою отрицательную и положительную сторону, своё прошлое и будущее, своё отживающее и развивающееся, что борьба этих противоположностей, борьба между старым и новым, между отмирающим и нарождающимся, между отживающим и развивающимся, составляет внутреннее содержание процесса развития, внутреннее содержание превращения количественных изменений в качественные.
Поэтому диалектический метод считает, что процесс развития от низшего к высшему протекает не в порядке гармонического развёртывания явлений, а в порядке раскрытия противоречий, свойственных предметам, явлениям, в порядке “борьбы” противоположных тенденций, действующих на основе этих противоречий».[4]
В общественной жизни «борьба нового со старым» выглядит, прежде всего, как критика (в неантагонистической системе; в антагонистической «борьба противоположностей» разрешается через революцию), – почему конституционная гарантия свободы критического волеизъявления и представляет собою политико-правовой «концентрат» свободы творчества, а программа институционализации критической инициативы масс («массовой критики снизу») тождественна (мне доводилось уже об этом писать) реальному замещению фактическим («творческим») равенством между гражданами равенства «фабричного». Иначе говоря, принятие подобной программы зафиксировало бы реальное, структурно-«осязаемое» наше вступление во вторую фазу коммунистической общественно-экономической формации.
Структурно-конституционное утверждение, узаконение права каждого проявлять, положительно и продуктивно, свою непримиримость к общественным недостаткам и способствовать их устранению значило бы, что окончательно, в корне переломлена «веками освящённая» догма, на которой держалась представительная демократия: «личность (индивид) не может воздействовать на политику, – на политику может воздействовать только группа».
С признанием личностного «права политического воздействия» в полную силу развернулся бы (опять-таки ощутимо, «структурно») глобально-исторический процесс отмирания уже изрядно обветшавших представительно-демократических институтов: процесс отмирания, по Марксу, «абстрактного политического государства». Совершилось бы предуказанное Марксом совпадение «политического государства» с «гражданским обществом», – достижение каждым гражданином подлинно-человеческого «политического бытия», подлинной, разумной «социальной независимости».
«Одно из двух. Либо имеет место отделение политического государства от гражданского общества, – тогда все в отдельности не могут принимать участия в государственной жизни. Политическое государство есть организация, отделённая от гражданского общества. …участие гражданского общества в политическом государстве через депутатов является именно выражением их раздельности и лишь дуалистического единства.
Либо же, наоборот, гражданское общество есть действительное политическое общество. …При таком положении вещей совершенно исчезает значение законодательной власти как представительной власти. Законодательная власть является здесь представительством в том смысле, в каком характер представительства присущ всякой функции; в том смысле, в каком, например, сапожник является моим представителем, поскольку он удовлетворяет известную социальную потребность; в том смысле, в каком всякая определённая социальная деятельность, как деятельность родовая, представляет лишь род, т.е. некоторое определение моей собственной сущности; в том смысле, в каком каждый человек является представителем другого…»
«Стало быть, стремление гражданского общества проникнуть в законодательную власть всей массой, по возможности целиком… это не что иное, как стремление гражданского общества достигнуть политического бытия, или сделать политическое бытие своим действительным бытием. Стремление гражданского общества превратиться в политическое общество, или его стремление сделать политическое общество действительным обществом, проявляется как его стремление к возможно более всеобщему участию в законодательной власти».[5]
Самые обширные, «низовые» слои трудящихся, – как результат вышеочерченных структурно-политических шагов, – «проникают в законодательную власть всей массой, по возможности целиком»; проникают не хаотически, но упорядоченно, через соответствующие институциональные каналы. Средства производства делаются фактически, «творчески» доступны массам реальных производителей, необратимо «размывается» социально-экономическая почва какого-либо необоснованного, паразитического элитизма, складывается система непредставительной («поголовной») демократии, – осуществляется принцип поголовного участия в управлении («самоуправления»), который, собственно, и образует марксистско-ленинскую «структурную концепцию» коммунистического строя.
Свёртывание («отмирание») представительных институциональных конструкций отнюдь не равнозначно (как у нас сплошь и рядом ошибочно прокламируется) отмиранию всякой институциональности в обществе: «исчезновению» идеологии, политики и права, вытеснению политико-правовых отношений техницистски-трактуемыми отношениями голой «эффективности производства». (В скобках отмечу, что на этом «управленческом» фланге нынешнего фашизаторского оболванивания марксизма особенно усердствует В.Г.Афанасьев.) Строго подходя, политика есть сфера отношений по вопросу «субъективности», самоцельности человека труда, его главенства в производительных силах (а отсюда в социально-историческом процессе вообще). Субъективность же человека, его личностная весомость, наполненность и многосторонность его индивидуального бытия никуда «отмереть» не могут; наоборот, в коммунистическом будущем этим «параметрам» мировой истории предстоит набрать невиданную, небывалую мощь и высоту. Специалисты-обществоведы наши, посему, поступили бы весьма похвально, если бы удосужились перечитать (или прочитать, быть может, – в некоторых случаях) Марксовы философско-правовые работы и убедились бы, что разговоры об «отмирании» политической институциональности и писаных законов суть «логическое продолжение» чего угодно, только не социоструктурной доктрины научного, марксистского коммунизма.
Сойдёт окончательно со сцены лишь представительный демократизм (со своим структурно-институциональным обеспечением); демократизм непредставительный, «поголовный» достигнет, напротив, всемирноисторического расцвета; откроется эра господства совершенно нового демократического принципа. Сейчас гражданину, чтобы подняться к управленческим «рулям», нужно – хотя бы номинально – быть делегированным какой-то группой (в наихудшем, наиболее деградировавшем варианте этой методологии – замкнутой и неподотчётной «экспертной» комиссией, преследующей, естественно, свои узко-элитаристские цели). В перспективе перехода к коммунизму «управленческая причастность» человека будет определяться исключительно «глубиной творческого самовыражения», силой творческого, новаторского примера, какой он способен подать окружающим. «Силой примера», однако, правит политический авангард трудящихся, который ныне мы называем партией.
Можем видеть, поэтому, насколько глупо ждать, наравне с мифическим «отмиранием политики», ещё и какого-то «отмирания»… Коммунистической партии. Совсем наоборот, «партийному» (субъектно-«поголовному») принципу демократического правления, открытому и сформулированному Марксом и В.И.Лениным, величайшими политическими мыслителями нового времени, всецело принадлежит будущее. Вклад В.И.Ленина заключается, – повторим, – в открытии (вместе с Марксом) нового принципа политико-правовой организации, нового принципа демократии, а не в какой-то (назойливо приписываемой ему) подгонке к советским условиям колупаевского, фашистского по своей классовой тенденции «научного управления» Фр.Тейлора и Файоля.
Марксистско-ленинское политическое понятие «авангарда трудящихся» (название «партия», по всей видимости, впредь действительно отпадёт) есть концепция управления, единственно адекватная представлениям о сознательно развивающемся, динамично-планомерном, «субъектном» общественном устройстве. Субъектном, – иными словами, таком, которое полностью ориентировано на развитие главной производительной силы общества, развитие трудящегося человека; которое «заключает в себе самом, в качестве определяющего начала и принципа, способность прогрессировать вместе с развитием сознания, прогрессировать вместе с действительным человеком».
«Но это возможно, – великолепно заканчивает цитируемое рассуждение Маркс, – только при условии, если “человек” стал принципом государственного строя».[6] «…необходимо, чтобы движение государственного строя, его прогрессивное движение стало принципом государственного строя, следовательно, чтобы принципом государственного строя стал действительный носитель государственного строя – народ. Самый прогресс и есть тогда государственный строй».[7]
Кандидат
философских наук
Москва, август, 1977г.
[1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.33, стр.147.
[2] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.33, стр.98.
[3] В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т.33, стр.315.
[4] И.Сталин. Вопросы ленинизма. Госполитиздат, 1953, стр.578.
[5] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.1, стр.358-359, 357.
[6] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.1, стр.240. Курсив мой. – Т.Х.
[7] Там же, стр.284.
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/1599
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
