Кандидат философских наук
Т. Хабарова.
Письмо XXVI съезду КПСС,
в редакцию газеты «Правда»,
в редакцию журнала «Коммунист»
Самым удивительным во всех предсъездовских публикациях и обсуждениях надо, – бесспорно, – признать то, что в них неким поистине иррациональным образом оказался обойдён вопрос, с которого по справедливости следовало бы нынче начинать: вопрос об итогах выполнения (или, соответственно, невыполнения) Программы партии, действовавшей на протяжении истекших двадцати лет и обещавшей построение в СССР к 1980-му году «коммунистического общества в основном».
Не будем, – как говорится, – ходить вокруг да около, поскольку суть проблемы всем прекрасно известна и исчерпывающе ясна: констатация явного и тотального по своим масштабам (в подлинном смысле программного) провала – удовольствие, естественно, маленькое. С другой стороны: однако, всеобщеочевидный и тотальный по своим масштабам практический провал такого документа, как партийная Программа, – не та вещь, чтобы отделаться от неё «фигурой умолчания». Слава богу, – ведь Программу, принятую XXII съездом, никто официально не отменял и она два десятилетия подвизалась на нашей идейно-политической, общественно-политической арене в качестве, вот именно, «конкретной, научно обоснованной программы строительства коммунизма».[1] Но коль скоро никакого «коммунизма» по ней воздвигнуть не удалось, – и мы, наверное, от коммунизма сегодня едва ли не дальше, чем двадцать лет назад, – коль скоро дело так обернулось, а критерием истинности всякой науки служит практика, значит, «научных обоснований» там по-настоящему и не было; речь теперь должна идти в первую голову о том, чтобы выявить те «обоснования», какие были, честно зафиксировать их подтверждённую практикой несостоятельность и изъять их отовсюду, где они ещё пытаются играть роль, при исполнении которой потерпели бесповоротное и наредкость впечатляющее фиаско.
Между тем, в действительности мы не только не обнаруживаем необходимого в данной ситуации, самокритичного и нелицеприятного марксистского анализа всей эпопеи с так называемыми «строго научными расчётами»[2] путей движения к коммунизму, но нам и заявляют, как ни в чём не бывало: «Руководствуясь Программой КПСС… разработаны Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981-1985 годы и на период до 1990 года. Они обобщают практику коммунистического строительства в СССР…»[3] Позвольте, что значит «руководствуясь Программой», – если мало-мальски трезво учесть весь вышеописанный реальный, объективно-исторический контекст происходящего? Вот уж поистине, «обобщили» практику коммунистического строительства! Ныне действующая Программа КПСС, рассматриваемая именно как непосредственная политико-методологическая, «социоинженерная» установка, провалилась при попытках применить её к реальным процессам общественного развития, общественная практика её в этом её качестве отвергла, «руководствоваться» ею, не выяснив, где осечка, отчего получился провал, нельзя. Это всё равно, как если сооружать здание или мост по проекту, по которому один такой мост или здание уже обрушились. Со всей неоспоримостью и неотвратимостью «засесть» перед фактом, что определённые идеолого-философские предпосылки уткнули, – по существу, – хозяйственное и институционально-демократическое развитие государства (и не только нашего, к сожалению) в тупик, отрицать который невозможно, и одновременно навязывать стране на десятилетие вперёд какие-то «направления», в точности на тех же предпосылках построенные, даже без тени намерений хоть как-то проанализировать случившееся, – это, мало сказать, политическая недобросовестность, это прямое введение партии в заблуждение и сознательный обман масс, и плоды подобной «стратегической» деятельности сами по себе, в отрыве от животрепещущего вопроса именно о скрытых её предпосылках, серьёзной дискуссии попросту и не заслуживают. Искренне жаль, что тот всегдашний поток горячей общественной заинтересованности, которым наши люди со столь неизменной и доверчивой душевной щедростью вновь и вновь, невзирая ни на какие злоупотребления ею, готовы встретить всякое партийное начинание, – искренне жаль, что поток этот и на сей раз окажется расплёскан зря.
* * *
С трибуны съезда, – заметим кстати, – этой гражданской отзывчивостью нашей общественности наверняка не преминут ещё раз злоупотребить: нам, вне всяких сомнений, представят поражающие слух статистические данные, свидетельствующие, как будто бы, о сакраментальном «единодушном и всенародном одобрении» проекта «Основных направлений».
Но не обратиться ли нам на несколько минут к событиям двадцатилетней давности?
«Проект Программы, – говорилось на XXII съезде КПСС, – тщательно и всесторонне обсуждён на собраниях во всех первичных партийных организациях, на районных, городских, областных и краевых партийных конференциях, на съездах компартий союзных республик. В них приняло участие свыше 9 миллионов коммунистов, то есть вся партия. Проведено более 500 тысяч собраний трудящихся на предприятиях, в колхозах, учреждениях, в воинских частях, профсоюзных и комсомольских организациях, на которых обсуждался проект Программы. На этих собраниях присутствовало около 73 миллионов человек. Выступило по проекту Программы на партийных собраниях, конференциях, съездах компартий союзных республик и на собраниях трудящихся более 4 миллионов 800 тысяч человек.
Кроме того, в ЦК КПСС, в местные партийные органы, в редакции газет, журналов, радио и телевидения поступило более 200 тысяч писем и статей».
«Выступления и письма членов партии и беспартийных полны возвышенных мыслей и чувств».[4]
Вот видите, какая нежелательная получается фантасмагория: проект сошёл за «единодушно одобренный всеми коммунистами, всем советским народом»,[5] восемьдесят миллионов на обсуждениях присутствовало, четыре с лишним миллиона выступало, всё было полно возвышенных мыслей и чувств, – а основная, «планово-прогностическая» часть Программы (иными словами – то, ради чего её и составляли) на поверку оказалась ни к чему не обязывающей «научно-популярной» беллетристикой, и даже далеко не первого разряда.
Суть дела здесь в том, что дискутировать (разумеется, и готовить) программные партийно-государственные документы нужно не механически, а творчески; т.е., обнаруживая, прослеживая и стремясь разрешить объективные диалектические противоречия, посредством которых поступательно движется сама общественно-историческая действительность и которые, постольку, непременно должны получить всестороннее освещение и в научных, политически-планирующих разработках, на преобразование этой действительности нацеленных. Формой же творческого подхода к какому бы то ни было вопросу является, – как учит диалектическая логика, – подход критический; конструктивная критика, не только вскрывающая огрехи, но настойчиво ищущая положительных решений, – вот этот процесс, когда он надёжно отлажен в политико-правовом аспекте (иначе говоря, институционирован), и есть общественно-закреплённый, общественно-«материализованный» вид или облик, который в нормально развивающемся социалистическом государстве приобретает творческое мышление масс, мышление народа именно как творца, субъекта своей собственной истории.
Но у нас покамест, – о чём я снова и снова поднимаю разговор практически во всех своих обращениях к руководству партии, в партийную и научную печать, – у нас покуда отсутствует сколько-нибудь развитая и дееспособная политико-правовая структурность, институционализирующая критическое, или творчески-«субъектное» волеизъявление подавляющей массы рядовых граждан; критика сравнительно «слабая», едва «царапающая» поверхность общественной жизни, ещё может надеяться, что её примут к сведению, но чем смелее критический анализ погружается вглубь, в сложную и подчас болезненную «толщу» общественных проблем, тем призрачней его шансы быть разумно учтённым, подлинно же проблемные, широко принципиальные критические выступления откровенно и систематично дискриминируются.
Следует понимать, – тем не менее, – что одно такое выступление по своей значимости без труда «перетягивает» четыре с половиной миллиона выступлений механических и формальных, прочитанных «по шпаргалке»; и до тех пор, пока не будет покончено с дискриминацией именно проблемных критических разногласий, пока не будет создан конституционно-правовой инструментарий, обеспечивающий действенность критики и уважительное отношение к ней не в обратной, так сказать, а в прямой пропорции к её концептуальности и остроте, – до тех пор мы останемся принуждены признавать, что народ у нас, как проблемно мыслящий «коллективный субъект» собственного развития, в выработке планов, программ и т.д., касающихся этого его развития, по существу не участвует.
А какая цена планам, «стратегиям» и проектам на будущее, от составления которых народ как общественно-исторический субъект (движущее, генерирующее начало) этого самого будущего оказался фактически отстранён, и можно ли подобные опусы преподносить под вывеской «снискавших единодушное одобрение» народных масс? Цена им – грош; а «единодушное одобрение» вышеразобранного сорта, это давно уже – чисто манипулятивная политическая фикция, заслоняющая и извращающая классово-политическую истину реального хода вещей, мешающая массам в истину эту проникнуть и осветить ею пути своей борьбы за коммунизм.
Подумать над тем, как с наименьшими (по возможности) общественными потерями освободить нашу политическую систему от этого паразитического «механизма», который – покуда он действует – упорно и «беспроигрышно» лишает любые наши стратегические намётки именно всякой научности, – вот о чём самое время было бы теперь позаботиться; в особенности имея в виду, сколь бесславно финишировали нынче, друг за другом, две некогда «единодушно поддержанные и одобренные» стратегические директивы: «конкретная, научно обоснованная программа строительства коммунизма» у нас в стране и «проверенная на практике(!) стратегия строительства развитого социалистического общества» в Польской Народной Республике.[6] Самое было бы время серьёзнейшим образом задуматься над механикой затронутых выше вредоносных «одобрений» и над их разрушительной, тормозящей, подлинно-«блокирующей» ролью в процессах творчески-революционного развития мирового социализма; а не восторгаться, глядя, как по заезженной колее устарелого и деструктивного, явно «пережиточного» ритуала загромыхал очередной набор благих пожеланий и обещаний, не снабжённый никакими реальными социометодологическими «ключами» к тому, чтобы кризисные тенденции в народном хозяйстве, в общественно-политической сфере были преодолены и обещания не увяли вновь на бумаге.
* * *
Сейчас вернёмся к тексту Программы КПСС 1961-го года; в чём заключался там коренной дефект, не позволивший всем этим – столь «грандиозным» на первый взгляд – предначертаниям осуществиться?
На вопросе о философско-методологической и идейной «дефектности» общих схем, положенных – к великому прискорбию – в «краеугольные камни» всех дебютировавших у нас за последние десятилетия долгосрочных и краткосрочных перспектив самого разного характера, – на вопросе этом я останавливаюсь, по сути, в каждой своей работе, в каждом теоретическом и «политическом» письме, так что с соответствующей аргументацией должны бы быть уже неплохо знакомы в ЦК и в его печатных органах; ниже я указанную аргументацию сжато лишний раз воспроизведу.
Следовало бы нашим (да и всяким вообще) поборникам «научно обоснованных» программных мероприятий отправляться всегда от той простейшей и незыблемой научной истины, что предвидеть и успешно планировать предстоящий ход какого-либо явления можно только при условии, если познана (в известном приближении, конечно) сущность данного явления и некоторые определяющие, сущностные законы его протекания; раскрытие сущности тех или иных естественноисторических феноменов, а постольку – плодотворное овладение ими и использование их в интересах человека, это и было, собственно, во все времена критериальным признаком науки, отграничивающим её от прожектёрства, утопизма, демагогии и прочих, более или менее агрессивных, форм людского невежества.
С этой точки зрения, если подойти к такой сверхсложной совокупности разнообразнейших и разнонаправленных явлений, как общество в целом, то его сущность на современном уровне научного познания («современном» в широком смысле) была установлена Марксом и В.И.Лениным: было показано, что сущностным остовом, сущностным «каркасом» общественного организма выступает его базис, или система его производственных отношений, отношений между людьми в связи с производством, обменом и окончательным распределением материальных и духовных благ. Потому-то мы и повторяем неустанно, что Маркс и его продолжатели создали науку об обществе; это не расхожие слова, а констатация кардинальнейшего факта, – что впервые оказалась выдвинута такая формулировка совокупной сущности общественных явлений, на основе которой, действительно, стало возможно методически предугадывать (с немалой достоверностью) их будущее развёртывание и до известной степени его, это развёртывание, направлять; до известной степени, причём весьма высокой.
Но отсюда непосредственно вытекает и дальнейшее, не менее примечательное обстоятельство: что ревизовать Марксово определение общественной сущности (сущности данного общественного строя) как системы производственных отношений значит сползти, в социальном теоретизировании, с подлинно-научной на донаучную ступень и лишить себя всякой возможности достоверно предвидеть – следовательно, и разумно формировать – будущую эволюцию общественного устройства именно как развивающейся целостности, именно в его содержательно-сущностном плане.
С третьей Программой партии, – которую мы сегодня post factum анализируем, – в итоге не что иное и произошло: марксистская трактовка сущности (структуры) общества как производственно-отношенческого базиса оказалась в ней подменена «материально-технической базой» – категорией не марксистской, а каутскиански-бухаринской; и на этом разговор о научности Программы можно было считать законченным, ибо уже тогда априори было ясно, что декретировать сроки «вступления в коммунизм», не высветив сущностных закономерностей его становления в современных исторических условиях, – дело совершенно пустое.
Спрашивается, – далее, – какова же в действительности эта, не высвеченная и не отображённая в Программе, сущностная картина эволюционирования современного социалистического строя по направлению к коммунизму? Сущностная – значит, как мы договорились уже, базисная; но базис представляет собою костяк, «несущую конструкцию» всех протекающих в обществе на рассматриваемом отрезке его истории производительных процессов, имеющих своим результатом создание материальных или культурных ценностей (он есть «форма развития производительных сил», как это издавна резюмируют в марксизме).
Самое понятие базиса как качественно-структурной определённости, отличительной специфики некоторого, обычно достаточно длительного исторического этапа в развитии общества, – понятие это подразумевает, что базис, строй производственных отношений, не может меняться и фактически не меняется, так сказать, ежедневно; базисные изменения – особенно изменения главного базисного отношения, каковым служит собственность на средства производства, – совершаются лишь периодически, лишь от одного, вот именно, исторического этапа к другому, в рамках же каждого такого этапа производственно-отношенческая структурность в основном подлежит только конкретизации, только «разветвляется», нащупывает и оттачивает бесчисленные частные формы своего творчески-стимулирующего воздействия на производительные силы.
Характерная периодичность (цикличность) крупномасштабных производственно-отношенческих сдвигов в динамике общественного организма, а также сравнительная быстротечность самого сдвига в сопоставлении с протяжённостью «спокойного функционирования» базиса, – всё это и позволяет описывать социоструктурный сдвиг как скачкообразный акт. Скачкообразность не означает тут, конечно, якобы социальные структуры перестраиваются обязательно в порядке некоего спонтанного, хаотического взрыва; но вот что она означает уже точно, так это следующее: всё, что происходит с базисом как таковым (т.е. может и должно квалифицироваться не как «обрастание подробностями» на фоне общей длительной стабильности, но именно как внутренняя перестройка, перемена), все эти внутренние «реорганизации» в системе производственных отношений вершатся целиком и полностью на рубеже между двумя «базисными циклами», заканчивающимся и начинающимся, на рубеже между двумя достаточно крупными отрезками в экономико-политической истории данного способа производства.
Социоструктурные (базисные, или производственно-отношенческие) передвижки, изменения в типе собственности на средства производства, в способе соединения средств производства с реальным, конкретным производителем, – вот они-то и образуют, в конечном итоге, естественные, объективно-исторические границы между этапами развития данной общественной формации. Со всей очевидностью, чтобы наметить истинно научную, опирающуюся на познание сущностных взаимосвязей картину предстоящего обществу развития лет на десять – двадцать вперёд, надо:
показать, прежде всего, что временной масштаб нашего программирования выбран не произвольно, что нашему десятилетнему (допустим) сроку и в объективной действительности отвечает какой-то относительно «закруглённый», поддающийся вычленению процесс, который вот сейчас начинается и как раз лет десять будет продолжаться; другими словами, что мы стоим на пороге очередного базисного цикла.[7]
В литературе нашей политэкономической и экономико-философской на каждом шагу читаем, что развитие общественно-экономической формации есть объективный процесс, закономерности которого «не зависят от воли и сознания людей», что он, повинуясь своей внутренней логике, распадается на фазы, этапы и т.д.; но тогда всякая разумная программно-плановая деятельность ни от чего другого, поистине, и не может отталкиваться, – кроме как от того, чтобы установить и описать, хотя бы приблизительно, на какой «кусок» закономерно процессирующей объективной реальности направлены наши замыслы и какими законами, специфическими именно для данного конкретного куска, мы собираемся руководствоваться в нашем по нему «путешествии». Коль скоро же и впредь мы полагаем программировать и планировать так, что сущностно-структурные циклы объективной экономической реальности будут заканчиваться посередине наших «плановых циклов», мы вряд ли увидим коммунизм намного раньше, чем если бы вообще ничего не планировали и всё дело его построения пустили по волнам экономической стихии.
* * *
Столь фундаментален этот характерно-материалистический принцип объективной содержательности подлинно научного долгосрочного программирования, что нелишне, пожалуй, подытожить ещё раз:
мы проектируем на будущее не просто какую-то ничем не обусловленную последовательность наших собственных субъективных действий, а материальный, объективно-реальный процесс, во многом, – и впрямь, – от нас не зависящий, хотя мы и являемся непосредственными его участниками и агентами; контуры наших планов должны отображать, воспроизводить объективный сущностно-структурный «контур» этого процесса; план, рассчитанный на определённый срок и на определённые «конечные результаты», должен открываться широким и убедительным показом того, какие реальные тенденции в самом общественно-экономическом («базисном») бытии позволяют ставить намеченные планом задачи и твёрдо надеяться на их выполнение.
Если социальные проектировщики не в состоянии объяснить, на каких действительных процессах в «базисной субстанции» общественного производства они основывали свои прогностические «сценарии», прикидки и расчёты (или если соответствующие объяснения не идут дальше примитивной экстраполяции наличного положения вещей), – этого рода «проектирование» не может быть признано научным. С подобном ползуче-«стратегическим» мышлением, игнорирующим элементарные истины материализма в общественном познании, надо решительно кончать, и в нашей плановой практике не должны иметь места проекты и «стратегии», при изложении которых легко можно «обойтись» без единого обращения к сущностным категориям марксистско-ленинской науки об обществе.
Если существенная, сущностная упорядоченность, «сформированность» общества конкретно-исторически воплощена в его базисе, то законом движения базиса является циклическое по своей природе взаимодействие с производительными силами, – периодически разрешаемое и самовозобновляющееся диалектическое противоречие, смысл и «работа» которого заключаются в том, что данная система производственных отношений служит, сколько сможет, для общественных производительных сил активно структурирующим, охраняющим и побуждающим началом (формой их развития), а затем «устаревает», «тормозит» производительные силы и как результат скачкообразно замещается новой формой, качественно более совершенной и высокой. Самый напряжённый, «взрывоопасный» момент всего движения – это, как нетрудно догадаться, непосредственно «скачок», стык двух таких циклов, когда происходит смена, фронтальное усовершенствование опорных производственно-отношенческих структур или иная качественная в них пертурбация. Отсюда видно, насколько это неразумная, глубоко-несовременная и отсталая «методология», – строить прогнозы, планы, «стратегии и тактики», абсолютно не считаясь с объективными ритмами, с объективным развёртыванием структурных циклов в экономике, рискуя тем, что «пограничная зона» двух соседних циклов ляжет где-то посередине планового срока и вместо предусмотренного планом бодрого наращивания количественных показателей придётся спешно, наугад нащупывать нужную «переделку» в организационно-политических механизмах, в отношениях собственности. А в спешке немудрено натворить и ошибок.
Структурно-организационная «лихорадка», которая ныне многие месяцы подряд нещадно «треплет» Польшу, причём крайне болезненно, – впечатляющая («нарочно не придумаешь») демонстрация и резюме этого антидиалектического подхода, когда сочиняли безмятежные, деревянно поступательные «программы для целого поколения»,[8] в то время как тяжелейший межциклический «стык», никем не «опознанный», стоял буквально под дверьми.
Не мешает вспомнить, что совершенно та же ситуация «латания и перелицовки на ходу» организационно-управленческих схем (помимо которых «не дотянуться» и до схем базисных) возникла у нас вскоре после провозглашения XXII съездом партии обсуждаемой нами теперь Программы КПСС, – когда вместо прокламированного «подъёма производительных сил» обнаружилось резкое их затормаживание, вызванное нарушением (в 50-х годах) ведомственно-отраслевого принципа в руководстве народным хозяйством. Со всей ясностью, тогдашнее возвращение к министерской, централизованно-ведомственной системе хозяйствования, «обросшее» по пути ещё разными прочими идеями и вылившееся, в итоге, в «экономическую реформу», – это, если приглядеться, и была та самая межциклическая производственно-отношенческая реконструкция, чёткий набросок которой по-настоящему должен был бы открывать собою «генеральную перспективу» первой половины 60-х годов в качестве её опорного, «скелетного» мероприятия и главного, вот именно, экономического рычага смутно мерещившихся улучшений. Но эта фундаментальнейшая «тонкость» так и ускользнула от осознания, а между тем с экономической реформы фактически начался, в нашем народнохозяйственном комплексе, новый структурный цикл (или подцикл), причём совсем другой, нежели тот, который имела в виду (увы, так же «бессознательно») партийная Программа и уточнявшая её двадцатилетняя «перспектива». А отсюда – оттого, что жили при одной производственно-отношенческой реальности, думали же, как говорится, на другую, – и проистекли все воспоследовавшие в дальнейшем конфузы и неувязки, которые нет надобности здесь заново перечислять.
* * *
Среди положений, включённых в своё время в Программу и в сопутствовавшие ей выступления партийно-государственных деятелей, некоторая часть, – бесспорно, – ни в какие нежелательные «трения» с нашей внутриполитической и внешнеполитической практикой не вошла, и они постольку могут характеризоваться как успешно выдержавшие ещё одну жизненную проверку; ещё одну – потому что сказанное относится главным образом к добросовестно воспроизведённым в Программе (не слишком уж, к слову, многочисленным) давнишним, апробированным истинам коммунистической доктрины, – например, к положению о мирном сосуществовании как об объективно-необходимой «модели» взаимоотношений с буржуазными государствами и специфической современной форме классовой борьбы.
Следует данное обстоятельство (хоть что-то подтвердилось) приветствовать как безусловно отрадное, но оно ни в малейшей мере не должно истолковываться так, будто Программа оказалась «в целом верна» и на сей день нуждается лишь в «редактировании»; «в целом», в общих чертах можно не без успеха ориентироваться и на сочинения Платона или Аристотеля (не говоря уже о Марксе), ибо они также кое-что – иногда даже весьма существенное – предвосхитили вполне правильно.
Между тем, Программа партии – не учебное пособие, вся ценность которого в корректном пересказе испытанных истин, и не общее предвосхищение; это рабочий, политико-технологический (если так можно выразиться) документ, непосредственное руководство к действию, призванное решить чётко определённый круг этапных для партии и для класса задач, и коль скоро назначенные сроки истекли, задачи же упорно не решаются, – о «редактировании» такой Программы резонно ставить вопрос лишь в том единственном смысле, в каком «редактируют» инженерно-конструкторскую документацию, по которой изготовили, к примеру, холодильник, а он греет, вместо того чтобы охлаждать.
Стратегическая, этапная «нагрузка» третьей Программы КПСС была, как предполагалось, – построить «в основном» коммунизм, через создание его «материально-технической базы»; но поскольку «коммунизма» никакого и никаких его «баз», – ни в основном, ни в частностях, – нет и в помине, вывод из этого всего, по совести, может быть лишь один:
заложенная в Программу мертворождённая «концепция» построения коммунистического общества ошибочна, и её надо не «редактировать», не «спасать» от справедливой критики, а подвергнуть принципиальному марксистскому анализу и заменить какой-то иной разработкой, более убедительной и практически-дееспособной.
В проделанном рассмотрении мы напомнили уже и показали, – лишний раз, – что марксистски-грамотное социальное проектирование должно исходить из динамики сущностного, «скелетного» устройства общественного организма- иначе говоря, из динамики его производственных отношений; что же касается «материально-технической базы», то с марксистской точки зрения технические закономерности никоим образом сущностными закономерностями общественного развития не являются, – как сущностная категория техника фигурирует в «учении» Бухарина, но не у В.И.Ленина и не у Маркса. Стало быть, весь праворевизионистский «теоретико-философский алгоритм» Программы – в корне ложный: всё это порочное «триединство», согласно которому
-
«вначале» сооружается абстрактно, самодовлеюще взятая «материально-техническая база», толкуемая к тому же просто как аморфное скопление вещных экономических величин (столько-то миллионов тонн стали, зерна, миллиардов киловатт-часов электроэнергии и т.д.);
-
к этому аморфному вещному скоплению неким туманным способом («постепенно», т.е. по существу едва ли не автоматически) прирастают «коммунистические общественные отношения»,
-
и – наконец – «формируется новый человек».
С позиций не механицистского, бухаринского, но марксисткого материализма, однако, всё обстоит как раз наоборот:
-
техника – всего лишь элемент производительных сил, причём не главный (главным являются опять-таки люди, трудящиеся массы); у неё нет какой-то собственной трансцендентной, «надчеловеческой» логики развития, «отдельной» от объективной логики того способа производства, к которому она конкретно-исторически принадлежит;
-
человек, – несомненно, – переделывает при помощи техники свои жизненные условия и в известной мере самого себя, ведь она для этого и создаётся; но не техника, – в конечном итоге, – «формирует» людей и их экономико-политические взаимозависимости, а люди и их отношения выступают активной, безоговорочно предопределяющей и направляющей социально-исторической формой технического прогресса, формой, вне которой он лишается внутреннего побуждающего импульса и всякого смысла вообще.[9]
* * *
Суммируя, – если вооружать сейчас партию и народ Программой, в которой бы коммунизм был, действительно, предметом марксистски-обоснованного теоретического расчёта (а не крикливого бахвальства и не очередной никому не нужной «утки»), то узловые пункты такого расчёта следующие:
-
надо уяснить, – во-первых, – насколько далёк наш теперешний базис от базиса собственно коммунистического (или, напротив, насколько близок к нему), – каково структурное «расстояние», отделяющее нас от коммунизма, и какого характера базисные трансформации нас ждут на этом пути;
-
выяснить это, – со всей очевидностью, – означало бы, что мы определили, в какой структурный цикл мы с нашей новой Программой входим;
-
но мы ведь не попросту пассивно «входим», а и активно открываем новый цикл, – устанавливая, во-вторых, какие изменения, какую перестройку надо в базисных структурах совершить, чтобы в полной мере вернуть, на открывающемся этапе, наши производственные отношения к роли «главного двигателя» производительных сил, мощно расчистить, расширить «структурный горизонт» всего нашего производительного развития и сообщить производительным силам действительный, давно и болезненно требующийся качественный подъём.
Стержень, концептуальный «хребет» новой партийной Программы, – если, повторим опять-таки, это будет (или, точнее, когда это будет) именно Программа, но не пустопорожнее праворевизионистское сочинительство, – стержень и общую концепцию новой Программы должна образовать развёрнутая характеристика того структурного «отрезка пути», того структурного цикла, который лежит сегодня между нами и коммунизмом как таковым, а также той базисной перестройки, которая необходима, чтобы указанный новый цикл «отомкнуть», чтобы разрешить нагромоздившиеся противоречия в системе «производительные силы – производственные отношения», экономически производительные силы «реорганизовать», «реструктурировать» и тем самым «растормозить» их рост на достаточно протяжённое время вперёд.
В подробностях излагать здесь все дальнейшие соображения, конкретизирующие названную концепцию, не отвечает задачам и ограниченному объёму настоящих заметок, но что такая концепция вполне может быть построена, на нынешнем уровне продвинутости марксистских исследований у нас в стране, – нагляднейшим свидетельством этому служат многочисленные и по ходу вещей всё более детальные её наброски, содержащиеся в моих теоретических работах, адресованных в разное время (начиная с 1976г. – с письма в XXV съезд КПСС) Центральному Комитету, редакциям «Правды», «Коммуниста», ещё некоторым другим относящимся к делу изданиям, учреждениям и лицам – «Вопросам философии», руководству Отделения философии и права АН СССР и пр. В.И.Ленин учил, – как известно, – что открыто, последовательно и убеждённо проводимую идею нельзя никогда считать чьей-то личной причудой, она есть порождение и выражение определённой объективной необходимости в развитии социальной обстановки. Продолжающаяся годами дискриминация вышеупомянутых трудов, – постольку, – отнюдь не одно лишь игнорирование моих личностных конституционных гарантий (что, собственно, и само по себе недопустимо), но негодная попытка антиправовыми, грубо-репрессивными мерами «помешать» осуществлению, вот именно, определённой и при этом фундаментальнейшей необходимости в развитии самой партии и Советского государства, в развитии всего нашего общественного строя: необходимости вернуться от безграмотно-реставраторского к марксистскому пониманию и освещению объективных процессов, вершащихся в структурных «недрах» нашей общественной формации, а отсюда и к марксистским методам непосредственно-практической работы с ними. Следует, – конечно же, – согласиться с Л.И.Брежневым, что тем, кто выступает с правдивой и деловой критикой, незачем скрывать своё лицо, но у бесспорного этого положения есть и другая, не менее важная сторона, явно им просмотренная: лицо своё незачем скрывать и тем, кому правдивая, деловая критика адресована; когда к тебе обращаются на внятном, разумном человеческом языке, с обстоятельной и безупречно проработанной критической аргументацией, надо отвечать — отвечать на том же языке разума, партийной принципиальности и гражданской порядочности, а не спесивым ломаньем, барством, многолетней игрой в молчанку и прочими бюрократическими «иносказаниями». Вне всяких сомнений, подобного рода «анонимщки» на высоких постах, – которые от других требуют «честных и открытых» обращений, а сами, вместо честного ответа на честно и открыто выраженную критическую озабоченность, окружают критику цинично-непробиваемым «заговором молчания», да ещё репрессируют людей за их государственную инициативу, – подобные «анонимщики», несомненно, явление в нашей жизни куда более отталкивающее и разрушительное, нежели анонимщик «обычный», брызжущий ядом из своей подворотни.
Свободный выход на страницы нашей печати, к научной и иной аудитории собственно-марксистских идей общественного прогресса как движения экономического базиса общества (а не «материально-технической базы»), в его взаимодействии с производительными силами, в первую очередь с классом-производителем, – выход марксистских идей из «подполья», где они ныне у нас обретаются, безусловно, эффективнейшим образом способствовал бы решению проблем, стоящих перед современным социализмом как в СССР, так и за его пределами, и избавил бы нас от удручающе реальной угрозы протоптаться (в дополнение к двадцати потерянным годам) ещё годы на «заново отредактированной» обочине единственно верного – марксистского – пути в коммунистическое будущее.
Москва, февраль 1981г.
[1] См. Н.С.Хрущёв. О Программе Коммунистической партии Советского Союза. Доклад на XXII съезде КПСС. Госполитиздат, М., 1961, стр.21.
[2] См. там же, стр.27.
[3] См. «Правда» от 2 декабря 1980г., стр.1.
[4] Н.С.Хрущёв, ук. соч., стр.115-116.
[5] Там же, стр.116.
[6] См. VIII съезд ПОРП. Доклад Э.Герека. «Правда» от 12 февраля 1980г., стр.5.
[7] Вышеприведённое соображение является здесь чрезвычайно важным, если не решающим.
И вправду, ведь общественный прогресс – отнюдь не уныло-монотонное, однообразное количественное прибавление «по стольку-то процентов в год»; процесс этот содержателен, он объективно имеет вполне определённую качественную «фабулу» (цель, если угодно) и довольно отчётливо расчленяется внутри себя на стадии, полосы – короче говоря, на структурные «единицы» или «блоки», наиболее характерные среди которых мы и называем: базисный цикл.
Социоструктурный (базисный, производственно-отношенческий) цикл – это отрезок времени, на протяжении которого определённая форма собственности, в такой-то её модификации, объективно способна стимулировать производительные силы, справляться с ролью их всепроникающего общественно-человеческого «двигателя»; к концу цикла данный комплекс производственных отношений «срабатывается», устаревает и требует существенных усовершенствований, существенной «переделки», иначе производительным силам грозит застой.
Предположим, что мы составили некую социально-экономическую перспективу на двадцать лет, а «с началами и концами» базисных циклов толком не разобрались, и у нас окончание действующего цикла придётся – в принятой перспективе – примерно на пятый её год; что это будет значить? Это будет значить, что посреди планового периода, – вместо ожидаемого решения выдвинутых задач, – перед нами расползётся целый «букет», «веер» практически неконтролируемых стагнационных явлений в производительных силах; и спасибо ещё, если не грянет политический конфликт, как случилось в Польше, где структурный кризис разверзся вообще через несколько месяцев после подтвердившего широковещательную «стратегию» партийного съезда.
Спрашивается, – опять-таки, – кому и зачем нужно подобное «планирование»?
[8] См. VII съезд ПОПП. доклад Э.Герека. «Правда» от 9 декабря 1975г., стр.4.
[9] В этом свете чрезвычайно симптоматично, – кстати, – что по причине общественно-организационной, экономической бессистемности в наращивании «базы», из-за сумбура в планово-оценочных показателях и т.д., мы не имеем сколько-нибудь удовлетворительных общественных результатов даже там, где в количественном выражении удалось выйти на вожделенный «американский уровень»; а ведь авторы Программы явно пребывали в твёрдом убеждении, что стоит лишь сравняться с Соединёнными Штатами по количеству тонн, киловатт-часов и пр., как сразу сам собой наступит коммунизм.
«Промышленность, обслуживающая сельское хозяйство и перерабатывающие отрасли, накопила огромный производственный потенциал, – говорилось, к примеру, на обсуждении предсъездовского проекта ЦК КПСС, созванном редакциями журналов “Вопросы экономики”, “Плановое хозяйство” и “Социалистический труд”. – Нет ни одной страны мира, которая могла бы поставлять сельскому хозяйству свыше 370 тыс. тракторов в год. Сельское хозяйство располагает ныне колоссальными энергетическими мощностями – около 580 млн. л.с. Энергоёмкость продукции нашего сельского хозяйства уже превысила американский уровень. Однако производительность труда растёт в сельском хозяйстве крайне медленно. …
Сложилось странное положение: сохраняется очень высокая численность занятых, и, несмотря на наращивание материально-технической базы производства, число работников почти не сокращается, а их дефицит с каждым годом нарастает. Главная причина этого явления – неудовлетворительная структура материально-технической базы вообще…»
«При тех средствах, которые вкладываются сейчас в сельское хозяйство, вполне возможно обеспечить в необходимых объёмах производство и овощей, и фруктов, и всей другой сельскохозяйственной продукции».
«Только за счёт развития инфраструктуры и перерабатывающей промышленности конечный выход сельскохозяйственной продукции можно увеличить как минимум на 15%. Этот показатель превышает запланированный среднегодовой рост сельскохозяйственного производства».
«Необходимо улучшение и структуры самого сельского хозяйства. Возьмём такой пример: производство картофеля в стране превысило 90 млн. т. Мы являемся самыми крупными в мире производителями картофеля, превосходим по производству этого продукта США в 6,5 раза. Но можно ли сказать, что и по потреблению картофеля мы находимся на таком же уровне? Думаю, что нет, так как масса товарного картофеля у нас составляет не более половины произведённого, а объём розничной продажи ниже американского уровня.… Это относится не только к картофелю, но и к пшенице, хлопку, молоку и др». («Вопросы экономики», 1981, №1, стр. соотв. 88, 62, 96, 89. Курсив мой. – Т.Х.)
Короткая ссылка на этот материал: http://cccp-kpss.su/97
Этот материал на cccp-kpss.narod.ru
